Для театралов «Укрощение строптивой» все равно, что «Кармен» или «Лебединое озеро» для любителей музыки. Все прекрасно знают содержание и богатые возможности для артистов, а все дело в том, как исполнители интерпретируют знаменитые произведения. Обычно режиссер берется за постановку подобной хрестоматийной пьесы лишь тогда, когда надеется прочесть произведение оригинально, привнеся в него что-то новое.
Не буду утверждать, что указанная комедия Шекспира в постановке Сергея Данченко несет в себе что-то новое, хотя кто-то со мной, возможно, и не согласится, но его спектакль имеет некоторые, так сказать, нетрадиционные элементы. Я не склонен рассыпаться категорическими суждениями, как в одной, недавно опубликованной рецензии по поводу другой премьеры и в другом театре, в которой безапелляционно утверждалось, что спектакль несет в себе черты гениальности Гоголя, Чехова, Булгакова и Достоевского вместе взятых...
Наиболее заметным элементом, привнесенным режиссером, является своеобразная «рамка», спектакль начинается с появления трех современных молодых людей, которые «играются» с женской и мужской куклами в человеческий рост, очевидно, символизирующих понятие «жизнь - это театр, а театр - это жизнь» или что-то другое - здесь не очень ясно. Потом молодые люди облачаются в одежды персонажей и начинают спектакль. Текст, произносимый ими, довольно невнятный, в нем акцентируется всего несколько слов, что вот мы и начинаем спектакль о строптивой. В конце представления герои сбрасывают с себя одежды персонажей и опять превращаются в молодых людей. Куклы же оживают, исполняют многозначительный, чтобы не сказать философский, танец, и снова не очень понятно, что режиссер хотел этим сказать. Если о бренности человеческого бытия, то к данной комедии это как-то не очень...
Нельзя считать, что подобные «рамки» - открытие этого спектакля, но прием необычен для классической комедии и имеет свою цель - чуть изменить жанр, я бы сказал, не играть Шекспира, а играться в Шекспира. Право режиссера никто не может оспаривать, я лишь констатирую и хочу пояснить свою мысль. Комедия гениального драматурга требует очень хороших актеров, в театре имени Франко их не так уж много, как и в любом другом, поэтому режиссер чуть-чуть сдвинул комедию в сторону водевиля, где не требуется тонкости актерских характеристик. Недаром в афише написано, что пьеса является не совсем шекспировской, а сценическим вариантом театра...
Большинству публики такое смещение незаметно, да и замечать такие «мелочи» она не обязана. Она смеялась и очень часто аплодировала, а когда Петруччо и Катарина в конце концов поцеловались, умилившись, вздохнула с облегчением.
По моим наблюдениям Сергей Данченко не очень любит работать с актерами, в его спектаклях стержневой является концепция, общий замысел. Создается впечатление, что он либо не доверяет актерам или же полностью им доверяет. В обоих возможных случаях он страхуется, вернее, стремится застраховаться каркасом общего замысла. Высокая комедия не всем по плечу, а водевиль вполне по силам многим актерам. Но в представлении есть исполнители, которые «выдерживают» Шекспира.
Среди тех, кто ведет спектакль, в первую очередь надо назвать Владимира Коляду в роли Баптисты. Вызывают удивление его богатые внутренние возможности, раскрывшиеся в этой роли. У него развито чувство юмора, достаточно разнообразный арсенал актерских приемов его выражения, он умеет не замечать, абстрагироваться от сценической условности, играя, как говорится, на полном серьезе (в отличие от многих других исполнителей, которые, поддавшись атмосфере, так сказать, общей смешливости, показывают, что им, актерам, тоже смешно). У Коляды прекрасно разработанный речевой аппарат, он говорит словами Шекспира, воспринимая белый стих как естественную разговорную речь, одновременно сохраняя тот, едва заметный ритм, придающий фразам оттенок романтичности.
На этом же языке ведет свою роль и Олекса Богданович. Его Петруччо умен, ироничен и обаятелен. Правда, ему чуточку недостает грубой мужественности, все же он довольно деликатен. Конечно, и в этом что-то есть, но условия игры, диктуемые характером Катарины, требуют более жестких «военных» действий, которые лишь и воспринимает прелестная невеста.
Татьяна Олексенко имеет прекрасные сценические данные. Ее Катарина еще по-девичьи угловата, резка, подвижна и азартна. Вот эта азартность и предполагает ее заинтересованность в Петруччо. Однако молодая артистка еще не в полной мере владеет актерской мудростью - умением держать паузу. Впрочем, этот недостаток надо отнести более к режиссуре - нет у Катарины кульминационных крупных планов, долгого взгляда, как бы осмысливающего ситуацию, и того акцентированного момента, когда она решает покориться, когда в ее глазах появляется что-то большее, чем просто симпатия.
К сожалению, четкости восприятия не способствует и вялая, нестройная сцена в доме Петруччо, где он окончательно побеждает Катарину. Все там вроде есть, но как-то уж очень приблизительно. Впрочем, если по правилам водевиля, то и со всем этим можно согласиться.
Но вот с чем нельзя смириться, так это с тем, что создается твердое убеждение, будто Петруччо подмял под себя Катарину лишь для того, чтобы овладеть богатым приданым. О зарождении любви вы не найдете ничего у франковских Петруччо и Катарины. Возможно, я попал на такой спектакль...
Один театрал мне сказал - зачем, мол, рассуждать о высокой комедии, главное, чтобы зритель смеялся. Он смеется. Но я уверен, что мой театрал не прав.