или Разговор по душам с двумя «М»
Когда Театр Табакова решил показать в Киеве «Матросскую тишину», некоторые театральные снобы местного разлива предсказывали, аки Кассандры провал этого спектакля. Дескать, и пьеса Галича устарела, и Табакову как режиссеру-постановщику далеко до Петера Штайна, и артисты играют не слишком виртуозно... А на самом деле пьеса Александра Галича, написанная в 1945 году, доведенная до генеральной репетиции в «Современнике» в 58-м и, наконец, поставленная Табаковым в 89-м, просто поражает свежестью и точностью совершенно современного литературного языка. В обывательском подсознании Галич сохранился как посредственный советский драматург, проявивший свой талант только в сатирических песнях-балладах, за которые и был изгнан в парижскую глушь Западной Европы. Смею заверить уважаемую публику, что Александр Аркадьевич был не только первоклассным поэтом и артистом, но и не менее блестящим прозаиком и драматургом. А спектакль «Матросская тишина» в постановке Олега Табакова, сценографии Александра Боровского и музыкальном оформлении Сергея Никитина оказался одним из самых сильных театральных впечатлений киевлян в эпоху культурного поста, расцвеченную мыльными пузырями антрепризных поделок.
Московские острословы придумали шутку, в которой есть большая доля правды: нынешнее российское поколение актеров называется «ММММ» (Меньшиков, Маковецкий, Миронов и Машков). Евгений Миронов и Владимир Машков в составе «Табакерки» намедни приехали в Киев. На заре своей популярности они сыграли в фильме Дениса Евстигнеева «Лимита» новых русских друзей, за что и получили по «Нике». В «Матросской тишине» двое из четырех «М» играют отца и сына. 35-летний Машков абсолютно неузнаваем в роли Абрама Ильича Шварца, старого местечкового пьяницы и философа, убитого фашистами во время оккупации. А его сын, талантливый скрипач Додик Шварц, погибает в санитарном эшелоне... Что вам сказать? Игра Машкова и Миронова не просто хороша - она из разряда открытий, когда бъешь себя по лбу и бeccoзнaтeльнo выкрикиваешь забытое слово «эврика». Так, не приходя в сознание после «Матросской тишины», я и беседовала с двумя замечательными артистами Евгением Мироновым и Владимиром Машковым. Правда, Машков, рискованно сочетающий профессии актера и режиссера, принимал в беседе мерцающее участие. То он вспоминал, что не спал уже шесть лет, то уезжал на съемки «Памятника себе», то входил в грим и образ непревзойденного Абрама Шварца. Так что веселый получился разговорчик...
- Володя, как у вас с актерским тонусом после передачи «Я - памятник себе…»?
В.Машков: - Я понимаю, что люди творчески подошли к процессу. У них не просто сидят две говорящих головы, которые гундосят друг с другом. Есть какая-то придумка, игра - и мне такой подход нравится.
- Женя, после «Матросской тишины» хочется спросить: у вас есть свое особое отношение к Александру Галичу?
Е.Миронов: - Мое знакомство с Галичем состоялось тогда, когда Олег Павлович Табаков принес запрещенную пьесу: «Матросская тишина, или Моя большая земля». Мы сыграли спектакль в 89 году, в то время в финале была песня «Когда я вернусь» в исполнении Галича. Плакали все: и мы на сцене, и зрители - такое сильное было впечатление.
- Володя, а вы любите Галича?
В.Машков: - Это настоящая пьеса. А песни Галича - просто потрясающие! Хотя это не песни, песни исполняют певцы. У Галича стихи, положенные на музыку. Вы знаете, я ведь очень не люблю тех, кто девальвировал прекрасное понятие «бард». Это люди в штормовках, красных кедах, сидящие у костра и делающие вид, что им очень хорошо. Я считаю, что ни Окуджава, ни Высоцкий, ни Галич, ни Розенбаум к таким «бардам» никогда не имели никакого отношения. Когда я слышу песенки типа: «мы с тобой гуляли по лесочку-у-у» или «я одинок, в квартире пустота» - меня начинает трясти.
- Володя, я слышала, что вы собираетесь ставить за пределами «Табакерки» новую пьесу Леонида Филатова. Как он сейчас себя чувствует и каким вам представляется спектакль?
В.Машков: - Он плохо себя чувствует. Но Филатов - великий человек. Он в таком тяжелом состоянии написал «Любовь к трем апельсинам» - пьесу невероятно смешную и талантливую. Надо отдать должное Лене Ярмольнику и Саше Адабашьяну: Филатов написал первый акт, и они его просто заставили писать дальше. Сейчас многие пишут в стол, а эта история действительно блестящая и обязательно должна быть поставлена. У него и «Про Федота-стрельца» - замечательная вещь, но там театр одного актера, по ней нельзя поставить драматический спектакль. А «Любовь к трем апельсинам» тоже в стихах, но с какими персонажами! Я это буду ставить в Театре оперетты, с большим живым оркестром, танцорами и сборной солянкой драматических артистов. Я хочу сделать такое особое соединение жанров.
- А вы будете играть в этих многожанровых «Апельсинах»?
В.Машков: - Нет, я не могу быть играющим тренером. Режиссер находится в ситуации генерала, который следит за сражением. Быть внутри сражения он не имеет права, потому что потеряет ориентацию.
- Женя, каково ваше мнение о Машкове-режиссере, в частности, как вам его нашумевшая «Трехгрошовая опера»?
Е.Миронов: - Я, к сожалению, видел только прогон этого спектакля. Вы знаете, Володю давно тянуло к большому пространству и он овладел им очень профессионально. Он настолько детальный, точный режиссер, что каждому в большой команде «Оперы» создал рисунок роли. У него, кроме главных персонажей, в спектакле много бандитов. Райкин играет главную роль, в остальных ролях - артисты «Сатирикона». Только Николай Фоменко приглашен со стороны. Когда я сидел в зале на прогоне, мне самому хотелось сыграть любого из персонажей - так меня притягивала Володина режиссура.
- Володя, а почему вы вдруг решили ставить «Трехгрошовую оперу» Брехта? Вам что, очень нравится этот драматург?
В.Машков: - Нет, я не могу сказать, что я его люблю. Но у него есть такое неплохое качество в пьесах: вся его теория эпического театра построена на четких канонах, которые очень хорошо нарушаются. И его назидательность я уничтожил, просто выбросил из спектакля. Поверьте, она исчезла совершенно безболезненно. Я пьесу сократил в два раза и кое-что вывернул наизнанку. В театре вообще все можно - это живое дело. Человек пишет про одно, поставить можно про другое, а сыграть так, что это будет про третье.
- Володя, вас одного из «ММММ» не возмущает, что нынче профессии артиста и режиссера стали непрестижны?
В.Машков: -- Ничего хорошего в этом, конечно, нет. Это неправильно. Да и многие актеры теперь стали к профессии по-другому относиться. Они говорят: «Я работаю в театре», - ужас, правда? Все равно, что «я работаю в киоске». А вообще надо дело делать, а разговаривать о своей значимости в искусстве просто глупо. Приходят другие ритмы, другое время, другой театр. Все бессмысленное отваливается само. Чего только не происходило: в Москве двести театров появилось. Где они? Их нет. Никто их не уничтожал, они сами уничтожились. Собирались по пять-шесть человек любителей, которые почему-то решили, что они - театр. А я с детства знаю, что это за труд и что это за дело. Я в театре - не человек с улицы.
- А вы, Женя, не чувствуете ущербности в нынешней популярности артистов, не такой всенародной, как раньше?
Е.Миронов: - Вы знаете, мне лично хватает моих поклонниц и общественного внимания. Я имел шансы стать вторым Якубовичем. У меня достаточно легкая манера общения с людьми - и мне все время предлагают вести какие-то новые передачи на НТВ или на ОРT. Но тогда надо менять профессию и уходить в шоумены, вести, скажем, передачу типа «Я сама», что Юля Меньшова очень успешно делает. Но мне этого не хочется, у меня есть своя профессия, которая мне нравится.
- Володя, вы сейчас снимаете фильм «Сирота казанская». Есть надежда, что хотя бы эта «Сирота» появится в прокате?
В.Машков: - А как же. Это будет хороший советский фильм. Да, я люблю классическое советское кино, потому что меня волнует зритель. Я сам выступаю, как зритель, я хочу плакать и смеяться, как зритель. А когда режиссер начинает рассуждать: «Вы знаете, концепция этого фильма такова, что зритель его не поймет», - мне сразу становится неинтересно. Последний фильм, где я снялся, называется «Вор», вот это и есть наше кино, про нас. Так же, как спектакль «Матросская тишина», который вы видели.
- Женя, вы играете в «Современнике» в спектакле «Карамазовы и ад». Очень странно, что вам предложили роль именно Ивана Карамазова.
Е.Миронов: - Я сам удивляюсь, так решил режиссер Валера Фокин, все дело в его подходе к этой теме. В спектакле нет ни одной женщины, только Зосима, черти и семья Карамазовых. Отца играет Кваша, черта - Авангард Леонтьев, Зосиму - Глузский. Я несколько дней ходил в психбольницу Кащенко, чтобы найти там Ивана и сыграть его. Но Ивана я не нашел. А потом прочитал у философа Булгакова, что у Ивана Карамазова нет внешности, он весь - отвлеченная проблема, и у Достоевского Иван внешне не описан. И я подумал: «Какая прелесть! Значит, на эту роль нужен только я, больше никто».
...Расставаясь с Женей Мироновым и Володей Машковым, я вспоминала бессмертную фразу из анекдота: «А жизнь-то налаживается!» Действительно, когда в театре и в кино появляется пирамида «ММММ», можно надеяться, что ветер перемен, как бы сильно он ни дул, не превратит это крепко сколоченное строение в бесформенное перекати-поле...