Две недавние выставки в галерее «Ирэна» напоминали единую творческую акцию в двух частях. Дело даже не в том, что и Виктор Хаджинов, и Михаил Красник - львовяне: тогда всё свелось бы к простому совпадению. События в «Ирэне» - это скорее желание представить двух живописцев, при всём уважении к их «несхожести», художниками одной школы.
Выставку живописи львовского художника Виктора Хаджинова лучше называть так, как она была названа, без перевода - «Малярство»; в конце концов, никакой другой термин не способен передать ту смесь торжественной серьёзности (старинное украинское название искусства живописи!) и иронии (возникающей, правда, прежде всего как раз при попытке даже не перевода - «буквального понимания» на другом языке), которая присуща этому столь популярному ныне термину. Итак, «Малярство».
Назвать львовского художника «беспредметником» сложно. Это будет неправдой хотя бы потому, что за сопоставленными красочными плоскостями, обработанными особым образом («расчесанными»), Виктор Хаджинов всегда сохраняет конкретность. Это всегда - образы реального мира. Что же касается их воспроизведения на холсте, то тут, похоже, вступает в силу старое и многократно высмеянное «оправдание» - «художник так видит». «Увидеть, как он» - всегда возможно, но иногда - просто (даже - слишком просто), а иногда - нет. Силуэты собак мгновенно различаются даже самым неискушенным зрителем («Собаки»); расшифровка «Двойного портрета», вероятно, ещё не скоро может быть сочтена законченной.
Таким образом, краски и формы у Виктора Хаджинова в какой-то мере второстепенны. Первостепенен - сюжет или, точнее, образ, а ещё точнее - настроение, им вызванное. Мир пугающе переменчив и ускользающе красив: кажется, картины львовского художника - об этом. С другой стороны, перенесённый на холст, этот же мир превращается, как бы там ни было, в холодную «данность». Картины Виктора Хаджинова - не восторженное «выплёскивание» (если не «расплёскивание») своих бесценных эмоций; это всегда - «плоды раздумий», выверенные и выстроенные. Только на этот раз алгеброй проверяется не гармония, а состояние.
Круг тем Виктора Хаджинова логичен - и всё-таки как-то парадоксален. Он воспевает природу. Он - её страстный поклонник и, так сказать, тонкий ценитель. «Осенний пейзаж», «Летний сад», «Утро» - неожиданность только в том, что эти «вечные», если не просто - банальные сюжеты оборачиваются в его картинах структурами «расчесанных» разноцветных плоскостей. Впрочем, Виктор Хаджинов всегда помнит, что его интересует не «прелестный ландшафт», а удивительно самоокрасившийся кусочек мира, расцениваемый как полноценное произведение искусства («Фрагмент осеннего пейзажа», «Фрагмент лесного пейзажа»). Впрочем, иногда на том же самом материале строятся работы почти символические - во всяком случае, здесь дело уже не в состоянии и даже не в его художественном анализе, а в обобщении («Подземный ручей», «Свет и тень»). И если на нынешней выставке заняться поиском картин, предельно полно воплощающих «кредо» львовского художника, то остановиться, по всей видимости, придётся именно на этих работах.
Выставка живописи Михаила Красника в «Ирэне» - продолжение его выставки в львовской галерее «Гердан». «Гердан» с гордостью и не без вызова именуется галереей консервативных взглядов. Впрочем, бесконечная растяжимость, чтобы не сказать - гибкость, этого определения более чем очевидна.
Михаил Красник прошёл через реализм, но потом точно так же прошёл через абстракционизм. Он принадлежит к художникам, которые не боятся меняться и воспринимают каждую перемену не просто как «новый этап», а как полное обновление - и едва ли не как очищение.
Нынешняя живопись Михаила Красника кажется обманчиво узнаваемой. Одно из главнейших свойств этого львовского художника - умение оттолкнуться от реальности, точнее - от реального впечатления, но больше словно бы и не вспоминать о нём. Даже его переход к абстракционизму - результат «осознания» абсолютных в своей чистоте и простоте законов старинных народных вышивок. Картины, составившие выставку без названия (кстати сказать, сами картины тоже не носят никаких «глубокомысленных» названий) в галерее «Ирэна», опознаются как пейзажи. Михаил Красник когда-то увидел их - непрерывно движущиеся, следовательно - неуловимые - из окна вагона. Впрочем, ни один из них не существует в действительности.
Мир необъятно огромный, совершенно пустынный, полный особого, пугающего покоя - порой увиденный сверху, порой - в ещё более головокружительном ракурсе. Земля, взметнувшаяся к небу, длинные ровные пространства, рассечённые резкими углами - то ли разноцветно прослоенного грунта, то ли теней. Над землёй - небо, а в небе - не солнце, не луна: странное, чужое, равнодушное «светило», которое, впрочем, не столько излучает свет, сколько творит тени; «светило» может быть огромным, разбухшим, как шаровая молния, или крошечной, едва заметной тёмной точкой. Пространство под небом может быть пустым, но чаще возникает нечто, возвышающееся над его разноцветной гладью - крошечный белый дом, плоский силуэт с треугольной крышей - бледный призрак человеческого, вероятно, в каком-то далёком-далёком прошлом, присутствия. Или даже целый ряд приземистых тёмных построек под огромным шаром, напоминающим разросшуюся в кошмаре полную луну. Иногда они напоминают уцелевшие после всех мировых катастроф пирамиды, иногда - просто опустевшие, заброшенные сараи.
Впрочем, картины Михаила Красника - это, если угодно, «пейзажи настроения». Они призваны не рассказать и тем более не показать, а передать и, если удастся, сохранить - сохранить томительное и странное состояние, во все времена ведшее к мучительным раздумьям и великим открытиям.