UA / RU
Поддержать ZN.ua

Ломая коды «Архе», или Озаренные светом Дереша

Код ведет только вглубь себя. Любко Дереш Уверен, что выхода третьей книги Любка Дереша ожидали многие...

Автор: Александр Михед

Код ведет только вглубь себя.

Любко Дереш

Уверен, что выхода третьей книги Любка Дереша ожидали многие. Одни хотели получить новые рецепты наркотиков, другие — новые молитвы-заговоры для высвобождения ужасного бога-демона Yog-Sothot, путешествующего по мирам Дереша. А еще кто-то — прорыва авторского воображения — подтверждения того, что Дереш может развиваться, а не только эксплуатировать тему молодежных субкультур, наркотиков и мистических Медных Буков. Склонен полагать, что довольны остались почти все, ведь, перефразируя высказывание Джона Барта «Ключ к сокровищу и является сокровищем» — «Смесь аллюзий, фактов, персонажей, постмодерных заморочек, матерщины, авторской уверенности в голосе, когда он излагает нам свои фантазии, короче, всего, что вместе представляет неистовый и странный код «Архе» и является, собственно говоря, паролем-ключом к Читательскому воображению и вирусом, способным взломать сам код».

Мы получили «историйку» или даже «альтернативную» историю о популяризации и распространении влияния во Львове, «Неньці-Україні» да, пожалуй, и всем СНГ наркотика архе, замешанного на основе капель для глаз. Под его воздействием человек-«археман» начинает видеть мир как маргинальный, постоянно меняющийся Текст, в глубинах которого можно потеряться или стать частью И ТОМУ ПОДОБНОГО. Получился рассказ о тайном «клубе Галогенов» и Опере скрипа, сплетенной из постоянных философствований персонажей, Маэстро — таинственного героя, который и закрутил всю историю, а еще в придачу, быть может, и выдумал Дереша (ему принадлежит также много симптоматичных синтагм-высказываний). Почти все остались довольны, бог «Архе» — это монолог, все еще продолжающийся внутри, в срединном рефлексировании читателя; это Вселенная пластов реальности, составленных из букв-молекул, создающих неповторное и неповторяемое предложение жизни; это «холодный огонь»; это история о путях расширения самосознания Автора-демиурга, Героя, Читателя; это путь, ведущий к пониманию бесконечности символа «.», к психозу открытия безграничной протяженности прямой вглубь; это рассказ об увлечении Словом, химией, геометрией или просто чем-то, что заставит тебя смотреть на жизнь под одним четко определенным углом — версия реализации идеи «сродної праці»; это Игра в Игру, Текста в Текст и Дереша в мини-Бога-демиурга; и, наконец, это конец Игры, ведь «Игра заканчивается в первую очередь тогда, когда вспоминает о Своем существовании Читатель».

Дереш, как и всегда, создал яркие и простые образы героев периферии повествования и глубокие образы (с сокрытием чего-то другого, нездешнего) героев главных. Хотя ни один из персонажей, кажется, не похож на настоящего человека, то есть самого обычного гомо сапиенса, способного хоть что-то почувствовать и сделать по собственному желанию-импульсу, а не по воле Маэстро. Тут и Терезка — девушка-упырь. «У нее сердце кита — большое и спокойное» и она «постоянно меняется». Благодаря архе-наркотику и «Архе»-роману Терезка обретает понимание мира и согласие с самой собою. Она — и тому подобное, но не никто. Девушка, навьюченная архе, становится частью большого Абсолюта И ТОМУ ПОДОБНОГО. Тут же имеется и неистовый, самоуверенный и преданный химии «Димка. Менделеев. Джим. Химик». Ему легче жить в неназванном мире, окружив себя обычными вещами, но при этом изображая, что эти вещи иные, необычные и нездешние, как и он сам. Со своей спиральной замкнутостью на деле и поиске чего-то, что могло бы хоть на малость приблизить к Истине, Дмитрий напоминает неистового математика из экспериментального фильма Дерена Аронофски «Пи». Джим вступает в тайный «Клуб галогенов», и в день рождения великого Д.Менделеева — «отца» периодического закона — зажатый, как и всякий обычный человек, «между верхом и низом», прижатый землей к небу, стремясь освободиться, хотя и неизвестно куда, он выкрикивает названия галогенов.

Дереш делает то же, что и американцы в ремейке японского фильма ужасов «Звонок», — связывает сверхреальные события с вещами и явлениями реальности объективного мира. Мне кажется, что это сделано ради того, чтобы монолог рассказчика все еще продолжался, когда вы видите, касаетесь и проживаете эти реалии. Американцы связали в единое целое телефон, видеомагнитофон, стремянку, колодец, маяк и зеркало, создав ужас новой реальности экранной жизни, тесно переплетающейся с нашей. А Дереш кодирует реальности существования с помощью все того же черного телефона, геометрии, химии, скрипа, капель для глаз, ворон, зеркал, всматривающихся только вглубь себя, и букашек — семиточечных божьих коровок, проводящих, кстати, «в реальности, доступной нашему восприятию [...], всего шестую часть отведенного им времени».

Дереш по-настоящему ошибся дважды, когда нарушил правила Игры: с рассказом о новейшей «насильственной украинизации» с помощью трагедии на Скныловском аэродроме. А во второй раз — с объяснением принудительного перехода на новое правописание: «Одной букве «Ґ» какие только мероприятия не были посвящены: убийство журналиста, в имени которого, при особо удачном написании, этих «ґе» целых четыре». С такими вещами не играют. Даже в постмодерн...

Итак, имеем шаг вперед (хотя и третья часть — «Озаренные светом параш» — как по мне, не очень попадает в цель, ведь Дереш задает слишком много вопросов. И неожиданно заканчивать повествование самоидентификацией участников диалога персонаж — Автор и прыжками по странице Я, а, может, и пелевинского Йа, не очень логично); произошел(наконец-то!) выход за территорию ограниченности миропространства мистических Медных Буков (хотя Дереш не удержался и все-таки вставил эпизод с поездкой в любимую местность, где и состоялось еще одно высвобождение зла с помощью убийства Терезиной «цьоці»); имеем, почти всегда, оправданные эксперименты с языком, комбинированием шрифтов и кеглей, создающих словно особое пространство страницы, которая, как мне показалось, по замыслу Дереша, должна существовать в трех плоскостях — читательской (как поверхностное восприятие, то есть чтение и осознание поверхности, собственно букв), «персонажевской» (хотя, конечно, не все герои способны на прямой разговор с читателем и Богом-автором) и «дерешевской» (словно зажатой в четырех стенах прямоугольной страницы), стремящейся донести Я каждого персонажа, чье имя очерчено контурами шрифта и вербализовано нашим все еще продолжающимся внутренним монологом...

Я снимаю очки и уставшие глаза нащупывают взглядом капли атропина. Три букашки, маленьких божьих коровки, творенья Божьи, танцуют в воздухе надо мной причудливый танец. В свете умирающего на горизонте солнца точечки на их теле сливаются в сплошную линию, и я вижу Слово-Предложение-Текст природы, смерти и жизни...

Дереш Любко, Архе, Львов, Кальварія, 2005.