Высокая духовная культура, присущая выдающемуся мастеру современного авангарда Александру Богомазову, в значительной степени была связана с его неприхотливостью к материальному благополучию, бытовым благам. У дочери художника, Ярославы Александровны Богомазовой, сохраняется переписка родителей - трогательные пожелтевшие листки, а в них благородство, разум, духовная чистота.
Александр Константинович создал серию портретов спутницы жизни - художницы Ванды Витольдовны Монастырской. Она задумчива, улыбается, о чем-то мечтает. Любовь их нерушимо прошла сквозь всю совместную жизнь. Долгие годы чуть ли не единственным человеком, понимавшим значение Богомазова, оставалась Ванда Витольдовна: «Как хочется мне сказать, что ты не обычный смертный в искусстве, что произведения твои величавы и глубоко прекрасны, что в них страстная сила линий, движение всех молекул мира, что они загадочны, как бывает загадочной сила всего сущего на свете видимом и том, который видят мысль и душа» (из письма 1916 г.). Возможно, именно потому так ценил Александр Константинович семейное счастье, что судьба далеко не всегда одаряла его своей улыбкой. Он не знал материнского тепла. Отец его был порядочным, но ограниченным человеком. По требованию отца Александр поступил в Херсонское сельскохозяйственное училище. Он должен был стать агрономом, а мечтал быть художником.
Он рос в обстановке мещанского меркантилизма, однако с ранних лет постиг ненадежность, более того - пагубность для поэта корыстных интересов. Считал, что меркантилизм - барьер к тайнам души. «На этом пути надо уничтожить целые баррикады. Найти утраченное единство с космосом - задача современного искусства», - утверждал Богомазов.
Вопреки воле отца в 1902 году Александр поступает в Киевское художественное училище, учится в нем вместе с Архипенко, Экстер, Маневичем. Там даже училась его будущая жена Ванда Монастырская. Однако его отец отказался материально помогать непослушному сыну. И молодой художник вынужден был за мизерную оплату преподавать рисование в школе глухонемых. А после он всю жизнь учительствовал, был прирожденным педагогом, стал профессором Киевского художественного института.
В своих поисках художник ощутил ритм жизни, поток мощной энергии, в лучах которой по-новому зазвучала родная земля, любимейшее место в космосе. А раньше оно казалось неизлечимо однообразным. Действие мировых сил, ощутимое присутствие Жизни охватывают его на каждом шагу - на улицах в низинах и возвышенностях Киева, в его парках и церквах, в толпах на центральных магистралях и у одиноких прохожих на околицах.
На рубеже XIX-XX веков Париж был Меккой для художников. Но Богомазов не устремился в обязательный «хадж». Если его друзей-единомышленников Архипенко и Экстер в шутку называли «парижскими украинцами» или «украинскими парижанами», то Богомазов был «киевским украинцем». Так и не побывав в Париже, он не остался в проигрыше. О парижских художественных новостях знал из первоисточников, от Экстер и Давида Бурлюка. Оригиналы кубистов и футуристов, заполонивших его душу, видел на выставках и в частных коллекциях Киева и Москвы.
В 1905 году Богомазова исключили из художественного училища за участие в студенческой забастовке. Он увлекался революционными идеями, но не безгранично. Симпатизируя социалистам, замечал, однако, их пренебрежение к эстетике. Богомазов пишет, что они «ради идей отбрасывают красоту храмов и вообще всего религиозного. Разве это не узко, разве это понимание красоты, если ей приписывают политические свойства? Разумом без чувства никогда не постигнуть красоту, так как логика ума не совпадает с логикой красоты, для которой существуют совершенно иные масштабы, каких логичным аршином не измерить. Красивы звезды, красива роза, но почему? Разум не объяснит, скажет только, что звезды с неба не снять, розу можно сорвать. А Красота скажет: звезда прекрасна. Иногда я снимаю ее с небосвода и украшаю розой мою любовь».
Богомазов был не только живописцем, но и теоретиком искусства. За много лет до появления в искусствоведении термина «авангард» Александр Богомазов в трактате «Живопись и элементы» обосновал основные принципы авангардного искусства. Киев накануне первой мировой войны. В одном из магазинов на Крещатике толпятся зрители. Тут группа художников, назвавшая себя «Кольцом», организовала выставку своих картин и рисунков. И тогда пресса впервые обратила внимание на молодого мастера. В одной из тогдашних газет читаем: «Вчера состоялся вернисаж группы художников «Кольцо». Новостью на нем стали, прежде всего, произведения Богомазова».
Богомазов выставил еще одно необычайное полотно под названием «Монтер». Это было первое в мире изображение электродинамического чародея, властно символизирующего новую эпоху.
Кинетическая энергия пронизывает мир объемов Богомазова. Но когда в эту среду врывается движущийся предмет, все видимое заполняется бурей, перестраивается, как бы по сигналу тревоги. Таким стал «Поезд» - снаряд, извергающий огневой гул в фиолетовую тьму.
Ощущение детской радости охватывает нас перед картиной «Трамвай» («Львовская площадь»). Улица эта, по метафоре поэта М.Семенко, воспринимается нами как солнцевесенний путь. Как будто художник впервые увидел и ощутил взрывчатую силу весны: набухает от напряжения молодая листва древесных крон, бегут наперегонки с солнцем люди, тащит поводок - только держи! - превращенная в световой рефлекс собака, четко слышится деловитое цоканье копыт, трелью заливаются россыпи электроизоляторов. Трамвай, заострившийся от неудержимого движения, оповещает о наступлении новой эпохи нарастающих скоростей и сокращающегося пространства! Как близок этот взгляд художника к теории относительности великого Альберта Эйнштейна. Такие полотна Богомазова имеют еще одну удивительную особенность - они как бы «озвучены». Кажется, слышишь, как звенит, поет все, изображенное на них.
Как-то Богомазову стало известно о вакансии учителя в Закавказье. И осенью 1915 года мастер появляется там, в местечке Герюси в Нагорном Карабахе. А вслед за ним поехала супруга. Очарованным взором смотрит художник на горные кряжи и расщелины с множеством крестьянских хижин (картина «Сакли», 1916 г.). Гигантским массивом, где сталкиваются, толпятся, ввинчиваются ввысь грандиозные объемы, запомнился этот ошеломляющий мир. Позднее Микола Бажан описал Кавказ как бы пользуясь оптикой Богомазова:
Трехгранные скалы, расщелины, кручи,
Расчерченной горной тропы полоса,
Гранитные призмы титанов могучих -
Кристаллов, пронзающих небеса.
В рисунках среди горных зигзагов люди двигаются, как канатоходцы в цирке, прерывисто, синкопами. Высокий головной убор «Армянки» Богомазова напоминает кубистическую конструкцию, некий ритуальный знак, модель «шапки мира» - гор, туч, дождя...
Но большая часть жизни Богомазова была связана с Киевом. В его творческом наследии доминируют изображения улиц родного города, пейзажи, созданные в Боярке - предместье Киева. Там Александр Константинович и Ванда Витольдовна работали, преподавали в школе.
1918 год. Время гетмана Скоропадского. В Киеве открывается первый всеукраинский съезд художников. С докладом «Основные задачи развития искусства живописи в Киеве» выступает Богомазов. Он говорит о том, что обучение в ныне созданной Академии художеств должно быть не академичным, что украинские художники, наконец, имеют свой дом в своем государстве. Мысли его актуальны и сейчас, а во многих учебных заведениях, связанных с изобразительным искусством, в наши дни работают по программам, близким к тем, которые в 1918 году предлагал Богомазов.
Шли годы. Знаменательным стал 1922-й. Богомазов-профессор Киевского художественного института. Увлеченно слушают студенты его лекции. Он обобщает свой опыт, свои взгляды теоретика-искусствоведа. Последняя большая работа Александра Богомазова - «Пильщики».
Еще при жизни художника «Пильщиков» выставляли в Украине, а в начале 1930-х за рубежом (в Москве, Венеции, Париже, Японии), - к сожалению, уже посмертно. Когда культурные искусствоведы пошли по лагерным мукам, новое поколение заидеологизированных сталинских догматиков вычеркнуло Богомазова из искусства. Только в 1966 году небольшая полулегальная выставка его работ в Киевском доме литераторов рассекретила «украинского Пикассо». Надеемся, навсегда.
Последняя картина Богомазова - «Тырсоносы» - трагична. Не только видим, физически чувствуем тяжелые шаги старика и его дочери, сгорбленных мешками с опилками, которые они несут в сельмаг для продажи. И сочувствуя их надсадным усилиям, как бы желая им помочь, клонятся вслед им дома, а горящие в вечерних огнях окна затуманились от слез горестного сочувствия. Из-за материальных нехваток картина эта написана на обороте старого полотна с портретом 1914 года. Из воспоминаний дочери: «Вспоминаю один прекрасный теплый вечер. Я, отец и мама сидели на крыльце, прижавшись друг к другу. И вдруг отец запел - впервые в жизни. У него был чуть глуховатый, приятный голос. Мы с мамой начали подпевать. И наша песня ринулась ввысь, как бы славя жизнь, славя радость сущего. Такие минуты больше не повторялись».
Это было последним летом его жизни. Он ушел из жизни в 1930 году, пятидесяти лет, от чахотки - извечной болезни бедняков.