Выставка «Женщина. Мода. Время», экспонирующаяся в Национальном художественном музее Украины, впервые на примере женских портретов соединила во времени (кон. XVIII — I пол. ХХ века) два таких, почти неотъемлемых друг от друга понятия, как «женщина» и «мода». Женщина диктует моду. Мода создает ее образ. Время определяет каноны женской красоты и стиль одежды.
Предисловие к выставке
Идея проекта возникла много лет назад во время работы над атрибуцией музейной коллекции женского портрета. «Неизвестный художник. Портрет неизвестной. I пол. XIX века» (именно так было записано в инвентарных книгах) — согласитесь, уже в самом словосочетании присутствует элемент таинственности, невольно пробуждающий интерес и воображение. Что могли мы узнать об авторах полотен? Разве, только, исходя из анализа живописной манеры, сказать — один из них более талантлив, другой — менее. Что могли мы узнать о далеких и загадочных незнакомках? Вглядываясь в их задумчивые, подернутые дымкой грусти глаза («Ее глаза — как два тумана, полуулыбка, полуплач»), можно было лишь сочинять сентиментальные истории о покорности доле и превратностях несчастной любви. Но вот их костюм — это была конкретная реальность, обусловленная рамками времени, в котором они жили. Мода XIX века ниаболее ярко воплотилась в женских нарядах. Облик мужчины (его фрак) выглядел гораздо монотоннее и прозаичнее. В первой половине столетия фасоны дамских платьев менялись каждое десятилетие (впрочем, как и сейчас), претерпевая при этом кардинальную трансформацию (вспомним, к примеру, корсеты и кринолины). Перед нами на портретах предстала картина развития моды, соответствующая стилистике искусства и эстетическим вкусам определенных периодов, — утонченного, но несколько холодного ампира, чувствительного сентиментализма, возвышенного романтизма. Можно было заметить, как постепенно строгие формы белого платья, напоминающего греческую тунику, уступали место кокетливым и романтическим нарядам. Затянутые в корсет, тонюсенькие талии в сочетании с пышными рукавами, «напоминающими два воздухоплавательных аппарата» (Н.Гоголь, «Невский проспект»), придавали модницам облик «неземного создания». Так, благодаря костюму, стало возможным установить более точно годы написания портретов наших незнакомок.
Женщина. Мода. Время
В данной триаде заведомо определен приоритет женщины. Во все времена она была для художника символом красоты и гармонии мира. Ее образ, сопряженный с представлениями о непрерывности жизни, ее движении, заставлял задуматься как об отдельно взятой судьбе, так и о вечных законах бытия.
Героини полотен, глядящие на нас со стен музейных залов, демонстрируют эволюцию женского образа — от сентиментальных мечтательниц рубежа XVIII и XIX веков, пассивно созерцающих жизнь, до активных деятельниц новой советской формации. Однако всех их, таких разных и таких далеких друг от друга, объединяет одно извечное желание женщины — нравиться и быть красивой. В этом стремлении ей всегда на помощь приходила мода. Вот почему в женском портрете одежда становится одним из важных изобразительных средств, помогающих раскрыть неповторимую индивидуальность личности. В пышном бальном наряде или в простеньком ситцевом платьице отражается не только характер эпохи, но и характер их владелиц.
«Лицом» выставки стал портрет музыкантши Бацигети, созданный известным мастером В.Тропининым в начале 1820-х годов (судя по фасону ее платья). Из тьмы полотна, словно из «тьмы былого», предстает женщина, внешность которой далека от идеальных канонов. Но в глубине ее темных выразительных глаз, в едва заметной полуулыбке, застывшей в уголках губ («улыбка Джоконды») есть необъяснимо влекущая к себе притягательность, неуловимость тайны. Пышные белые и красные страусовые перья султана, по моде времени украшающие прическу, изысканный жемчужный гарнитур придают образу дочери гувернантки детей графа И.Моркова (крепостным которого был сам художник) значительность и женскую кокетливость.
Героиня В.Тропинина принадлежит к той эпохе, когда дамы и барышни, избавившиеся от корсетов, париков, широких юбок, являли собой эталон естественной красоты и грации. Их поэтические образы олицетворяли духовный идеал времени — «мужчина минерален, женщина — растительна». Чувствительность нежного женского сердца наиболее полно проявлялась в единении с природой — среди цветов, деревьев парка, романтических горных панорам. На их фоне так органично смотрелись изящные женские фигурки.
Портреты, создаваемые художниками для семейных галерей (тоже своеобразное проявление моды), разнились по своему характеру. В одних — преобладала подчеркнутая простота композиции, естественность, иногда — будничность образа — то, что присутствует на полотне художника К.Павлова, приверженца демократических взглядов. Скромный чепец, одетая поверх декольте кружевная накидка определяют облик домовитой Богданы Лизогуб, жены прилуцкого предводителя дворянства. В других, парадных портретах, доминировала внешняя эффектность, как у польского мастера А.Кокуляра, репрезентировавшего зрителю почтенную матрону Юлию Идзковскую, жену киевского мецената. При всей вальяжности ее облика, пышности туалета, богатстве украшений, женщина смотрит на мир задумчиво-печальным взором. Что это — страдание души или дань все той же моде, предписывающей выглядеть загадочной и томной?
Отдельной темой выставки могли бы стать портреты жен художников — их муз и терпеливых моделей. В произведениях мастеров середины XIX века — П.Шлейфера, А.Мокрицкого — скромное обаяние внешности (наряда, прически) придает образам ощущение интимности. В этих милых женщинах воплотились не только профессиональное представление их мужей об идеальном «лике» времени, вобравшем в себя духовность, гармонию чувств и мыслей, но и глубина личностных отношений — любовь, преклонение, нежность.
Облик женщины 70—80-х годов XIX века в основе своей прост и строг. Элегантность ее образа ассоциируется с тем прекрасным в своей изысканной простоте черным платьем, в котором блистала на балу Анна Каренина: «черное платье с пышными кружевами не было видно на ней; это была только рамка, и была видна только она, простая, естественная, изящная…»
Действительно, можно одеть на себя жемчуга и кружева («Портрет Анны Мазевской»), а можно — и закрытое, темное, с глухим воротником, без всяких украшений платье («Портрет императрицы Марии Александровны») — как демонстрирует в своих работах А.Рокачевский, приверженец академической живописи, для которой понятие внешней красоты было определяющим. Однако эта одежда не выступает главенствующим элементом, она лишь тактично помогает оттенить женский характер, мир ее чувств.
Комментарий I
Долгие годы полотно Рокачевского, на котором изображена Мария Александровна (1824—1880), жена императора Александра II, числилось в музейных документах как «Портрет неизвестной. 1872». Но однажды (что значит случай!) рядом с ним оказался другой портрет, запечатлевший императрицу в скромном черном платье с горностаевым палантином на плечах. Написан он, по всей видимости, был в 1850-е годы (учитывая возраст изображенной женщины и год коронации ее мужа — 1855). И хотя между двумя портретами пролегло около 20 лет, бросилось в глаза удивительное сходство изображенных лиц. В исторических источниках нашлись фотографии Марии Александровны, сделанные в начале 1870-х годов, которые оказались идентичными образу, созданному Рокачевским. Да и сам художник писал портрет царственной особы по фотографиям, что тогда широко практиковалось. Так у одной из неизвестных дам появились имя и биография…
Новые параметры эстетических ценностей утверждают творчество Н.Пимоненко. Светом домашнего тепла согрет портрет его жены, где прозаичность внешнего облика женщины затмевается ее нежной доброй улыбкой, блеском ее живых глаз, с такой любовью, доверием и заботой глядящих на мужа («Она …теперь свое лицо навстречу мне открыла. И хлынул свет — не свет, но целый сноп живых лучей…») И если в искусстве передвижников красота напоказ уступила место внутренней красоте, то эпоха модерна рождает уже иной образ женщины, напоминающей своим видом экзотический цветок. Струящиеся никнущие складки ее изысканного платья вторят капризно изогнутым линиям искусства сецессии, в самой эстетике которого было много женственного, природно-растительного.
Стильная женщина модерна у такого мастера как А.Мурашко — это уверенная в себе поэтесса М.Таирова, с ее несколько вычурным головным убором, это и светская красавица, дочь генерала, В.Епанчина, главной деталью модного туалета которой является большая, подобная фантастической птице, черная шляпа. Своим размером и цветом она усиливает ощущение нежной фарфоровой хрупкости молодой женщины. Образ этой утонченной аристократки можно воспринять как один из вариантов того мифа о Прекрасной Даме, что слагали поэты и художники начала ХХ века, созданный, однако, мастером, для которого характерность реальной личности всегда была определяющей.
Комментарий II
«Портрет В.Епанчиной» долгие годы находился в фондохранилище, закрытом для доступа широкой публики. К 100-летию музея (1999) его поместили в экспозицию. И надо же было случиться, что на празднование юбилея пришел известный меценат и коллекционер барон Фальцфейн. Увидев портрет, он невероятно разволновался и растрогался — ведь на полотне Мурашко была изображена его любимая матушка еще до своего замужества. Этот факт стал откровением даже для исследователей творчества художника.
Другой, почти невероятный случай произошел совсем недавно, уже на этой выставке. Один из посетителей музея, прибывший из Франции потомок русской фамилии, к своему огромному изумлению и восторгу увидел на портрете, созданном З.Серебряковой в Париже, свою еще молодую мать.
Художественное и образное начало стиля модерн нашло свое воплощение и в незнакомке Ф.Кричевского. Эта капризно-надменная, загадочная дама в черном, с огромным веером из страусовых перьев (тоже один из признаков стильности) выступает своеобразным символом салонной красоты, возведенной временем в эталон женственности.
Стиля модерн, однако только в моде, придерживалась (судя по ее произведению «Три женщины») и известная художница А.Экстер, родоначальница украинского кубофутуризма, эмиссар французского искусства в Киеве. Ее невероятных размеров красная шляпа и такое же яркое платье (привезенные, возможно, из Парижа) выглядят особенно женственными и нарядными рядом с полотняными, деловыми костюмами ее подруг — художниц Н.Давыдовой и Е.Прибыльской. Следуя тем новым законам живописной формы, которые она проповедовала, Экстер стирает внешние признаки индивидуальности лиц, лишая их черт, оставляя только контур. Но позы, жесты, динамика линий и экспрессия цвета раскрывают активную натуру женщин-творцов.
Рожденные революцией образы женщины-комиссара в кожанке, комсомолки в красной косынке становятся символами уже того «нового мира», который живет по своим жестоким «мужским» законам. Но даже им не подвластно заглушить извечное женское начало, что с такой силой зазвучало в моде 1920-х годов. Кубистические формы довольно легкомысленного платья фасона сэк-лини, высоко открывающего ноги, короткая, почти мальчишеская стрижка, шляпка, глубоко надвинутая на глаза, создавали образ и задорного подростка (Г.Соколовский «Портрет на воздухе»), и изысканно-загадочной леди (Г.Волокидин «Портрет жены»).
Рядом с конструктивистски минималистическими формами радостного спортивного стиля следующего десятилетия (вспомните героинь кинофильмов 1930-х годов) «страна мечтателей, страна героев» создавала иной вид одежды, в котором ходило большинство ее женского населения (я не имею в виду робу политзаключенного). Это тот черный плюшевый жакет, платок и неизменная плетеная кошелка — необходимая вещь для очередей и базаров (да и сегодня можно встретить одетую по моде своей молодости старую крестьянку). Такой наряд со всеми его атрибутами мы видим у героини, возможно, последней картины художника Н.Попова, созданной в страшный 1937 год — год его гибели как врага народа. Но в образе самой женщины — пышной, цветущей, с алыми, словно наливные яблочки, щеками, воплотилось (как это ни парадоксально звучит) неизбывное ощущение радости и полноты жизни.
Именно женский портрет являет собой яркое подтверждение тому, что красота неистребима ни революциями, ни войнами, ни другими катаклизмами. Свидетельницей этому выступает та трогательная девушка, доверчиво глядящая на нас с полотна М.Божия. Одета она в милое крепдешиновое платье, именно такое, как носили наши бабушки и мамы в светлые послевоенные годы. Доказательством этому служит и картина Н.Глущенко, где прекрасная женщина и яркая цветущая природа соединились в образ лета, земли и счастья…
Однако только портреты, как бы ни были они хороши, не могут воссоздать во всей полноте тот особый мир женщины, состоящий из бесчисленного множества мелочей, казалось бы (на взгляд мужчины) довольно бессмысленных, но столь необходимых для нее. Здесь — ридикюль и тончайший вышитый батистовый платочек, длинные лайковые перчатки, в которых она выходила «в свет», шаль, что покрывала ее плечи в холодные вечера, веера, кружевные воротнички, блузки и даже корсет, делавший ее фигуру стройной и привлекательной… Трудно перечислить представленные на выставке те уникальные вещи, которые доносят до нас тепло прикосновения легких женских рук.
Лики прошлого сохранились в пожелтевших от давности лет фотографиях молоденьких барышень и почтенных дам, сделанных в мастерских дореволюционного Киева. Они отражены и в слегка выцветших, чудом сохранившихся одеждах, среди которых — клетчатый шелковый костюм 1850-х годов (весь Петербург в те годы носил «клеточку»), найденный Д.Щербакивским во время одной из своих экспедиций, и тончайшие черные тюлевые платья, искусно расшитые стеклярусом, в которых щеголяли модницы начала ХХ века. Мастеровитые портнихи прошлого шили их и вручную, и на честно служивших им зингеровских машинках, одна из которых заняла свое достойное место в экспозиции, пробуждая ностальгические воспоминания у многих… Как похожа она на ту старенькую машинку, которую моя прабабушка, портниха Мария Васильевна, заботливо берегла во время революционных переворотов и смен всех властей. Она уходила с ней, кормилицей семьи, из Киева, гонимая немцами осенью 1943 года. На ней шили мои первые платья, на ней я училась строчить…
Практикуемая в последнее десятилетие комплексная подача материалов на художественных выставках полностью оправдала себя в данном проекте. Предметы одежды, аксессуары, мебель из коллекций Национального исторического музея, Музея истории Киева, Государственного музея украинского народного декоративного искусства, Музея одной улицы органично вошли в контекст экспозиции живописного портрета, помогая нам глубже понять и образ женщины, и стиль времени.
Частью проекта стало также дефиле известного модельера Виктории Гресь, прошедшее на открытии выставки. Ее костюмы мастерски соединили в себе прошлое и настоящее — перед нами предстала женщина ХХI века, в нарядах которой так стильно выглядят «хорошо забытые» детали моды ушедших эпох.
Послесловие к выставке
Милые женщины, когда вы сегодня вынимаете из шкафа уже вышедшие из моды платье или костюм, задумайтесь, прежде чем избавляться от них. Ведь они хранят свою «генетическую память» о прошлом. И, возможно, через много лет именно они станут экспонатами уже другой выставки, представившей новые лики красоты и времени.