Международный театральный фестиваль NET, в пятый раз прошедший на сценах московских театров, когда-то задумывался для показа спектаклей новой восточно-европейской режиссуры в столице нашей родины. Но эфемерные границы Востока и Запада, как и понятия «старого» и «нового» в современной Европе, стремительно меняются. На фестиваль, словно в доказательство того, что сегодня в нашем сознании проведены новые, основанные на эстетических, а не политических пристрастиях границы, также приезжают коллективы из дальнего зарубежья. Ну и, конечно же, представлены на фестивале Нового европейского театра спектакли ниспровергающие традиции.
В числе последних афишу NET украсило имя Евгения Гришковца, «классика» не только новой российской режиссуры, но также драматургии и актерского искусства. На малой сцене МХАТа имени Чехова в рамках фестиваля играли его «Осаду», им же и поставленную. Уже из названия понятно, что созданная методом коллективной импровизации «Осада» повествует о войне, о которой молодые актеры высказались новым, живым языком. Но если Гришковец фантазирует на сцене по поводу своих же сюжетов, то латыш Алвис Херманис шокирует приверженцев старой, иллюстрирующей классические сюжеты режиссуры постановкой гоголевского «Ревизора», с которым исколесил пол-Европы. Херманис, желанный гость многих международных фестивалей, на сцене Нового рижского театра поставил спектакль, в котором собрал воспоминания своего детства. Постепенно растворяющиеся во времени и пространстве Латвии реалии советской эпохи, ставшей одним из ярких проявлений абсурдности бытия людей, приверженных утопии, обрели на сцене очертания соцарта. У нас за подобное обращение с классиками ругают. На NET же представители не сдающей свои главенствующие позиции в театре режиссуры становятся героями дня. Даже если в их адрес слышится критика недовольных консерваторов. Этот фестиваль и задумывался для полемики, для того, чтобы напомнить всем, кто в театральном доме, где в последнее время распоясались увлекшиеся антрепризой актеры, хозяин. Главной его идеей стало утверждение именно режиссерского, преобразующего, а не иллюстрирующего действительность театра. «Сейчас в мире очень много различных фестивалей, есть, например, фестивали новой драмы, — говорит один из организаторов NET Роман Должанский. — Опять слышатся дебаты по поводу того, кто же главный в театре. Нам кажется, что тягловой силой спектакля, чтобы ни говорили актеры и драматурги, является режиссер».
Одним из самых желанных гостей нынешнего фестиваля стал Гжегож Яжина, которого устроители фестиваля хотели заполучить давно. «Надежда польского театра», как Яжину нынче представляют, привез «Психоз 4.48» по последней пьесе английского драматурга Сары Кейн, не выдержавшей терзающих ее внутренних демонов и таки наложившей на себя руки в госпитале, в который была помещена после первой, неудавшейся попытки самоубийства. «Психоз 4.48» и рассказывает о том внутреннем аде, в котором живет современный человек. В ад погрузил московскую публику и украинский ниспровергатель традиций Андрей Жолдак. Его версией солженицынского «Одного дня Ивана Денисовича» нынешний NET 9 ноября, в день падения Берлинской стены (что само по себе символично), открывался. Не обошлось и без скандала — Солженицын возмутился, что повесть без его ведома стала объектом режиссерских экспериментов. Однако, похоже, извинением украинского режиссера перед русским классиком конфликт исчерпался.
Обычно выглядящий белой вороной Жолдак, хоть и возмутил спокойствие театральной Москвы, находился на фестивале ищущих упоение в бою режиссеров в своих санях. Здесь ведь и собираются театральные бойцы, привыкшие вызывать огонь критики на себя. Но если сознательно шокирующий жестким языком «Один день…» частью публики был встречен с недоумением и прохладцей, то «Гамлет Сны» в финале сорвал, что называется, бурные и продолжительные аплодисменты тех, кто остался в зале. Нанесенные острыми критическими копьями части московской критики раны были зализаны теми, кто принимает Жолдака со всеми его эстетическими перверсиями, со всеми его цитатами известных режиссеров. Российские продюсеры давно сватают его в Москву. Сам же Жолдак считает, что едва ли не главным препятствием на его пути в ведущие московские театры является внутренняя комфортность живущих своей размеренной жизнью, хорошо защищенных от чужаков театральных «замков», которую он, «дикий всадник, монгол», может разрушить.
Мнений по поводу спектаклей украинского режиссера московскими критиками, режиссерами, актерами было высказано немало. Но из всех противоречивых суждений о Жолдаке, пожалуй, самым интересным является мнение гуру многих украинских режиссеров Анатолия Васильева, который любезно согласился ответить на вопрос о том, куда же сегодня движется его мятежный ученик.
— Я сам не думал, что так случится, но оказалось, что моими самыми сильными учениками стали украинцы. Я знаю их сознание, очень легко угадываю образы этого сознания. Андрей — художник национальный, опирается на образы, свойственные ментальности вашего народа. И в этом его достоинство. Его интересует визуальный ряд, хотя он его сочиняет не без участия сюжета, метафоры. Пользуясь языком универсальной режиссуры — мизансценой, светом, музыкой, — он почти отказался от текста, работая в жанре театрального перформенса. Но эта тенденция отказа от текста свойственна не только ему. Молод он или стар? Несомненно, его темперамент, его театральные мечтания очень молоды. А язык не нов, свеж и неожидан лишь для него. Многие украинские режиссеры работают в жанре перформенса, пользуясь самым диким, отвратительным языком. И делают это сознательно. Чувства Андрея созидательны, его же язык разрушителен, он не имеет будущего. Но он переродится, он долго так не проживет. Если только не будет подкормлен буржуазией, которая перехватывает все, что способно принести деньги. Вопрос в том, желает ли Андрей возбудить зал, находиться с ним в контакте или он стремится к контакту. Судя по темпераменту, хочет что-то сделать с залом. Но проблема в том, что он может сделать с залом то, чего сам не желает. Отвратительность — отталкивает, ужасы — не приемлются, страх — возбуждает иронию. Зал может породить эффект прямо противоположный тому, которого желает режиссер. Художник должен страдать. Но акт творческий прекрасен. И страдание тонет в красоте самого акта творчества. Если Жолдак пройдет этот путь, то все у него получится.
Собственно, этой внутренней коллизией, которая присуща новой режиссуре, с одной стороны разрушающей старое, а с другой пытающейся творить, созидать новый, злободневный в своих темах и языке театр, и интересен NET, на котором, к нашей чести, почти каждый год представлены и украинские спектакли.
P.S. По сведениям из достоверных источников театральной Москвы, большая часть театрального бомонда покинула театр во время спектаклей А.Жолдака в первом антракте.