«Мое назначение художественным руководителем и директором Театра им. Леся Курбаса временное. Надеюсь, до возвращения Владимира Кучинского», — сказал полтора года назад актер и режиссер Алексей Кравчук. И угадал! Поскольку Кучинский, погостив в Киеве, вернулся во Львов — на должность художественного руководителя Театра им. Леся Курбаса. А Кравчук так и остался директором, актером, режиссером. В 2006-м он удачно поставил «В ожидании Годо» Беккета, где сам сыграл Эстрагона. Спектакль показывали на разных фестивалях («Боспорские агоны» — Керчь, «Золотая Хортица» — Запорожье, Тернопольские театральные вечера, «M.Art. Контакт» — Могилев, Беларусь), где курбасовцы завоевали Гран-при и награды за лучший спектакль.
— Алексей Кравчук и Владимир Кучинский довольно мощные и яркие личности. Не возникают ли из-за этого разногласия?
— Если и возникают, то сугубо в формате «директор — художественный руководитель». Но находим разумный компромисс. Функция директора более прагматичная. И он должен занимать позицию второго лица в театре. Вне всякого сомнения, первым является художественный руководитель.
— О Беккете говорят, что его творчество — изображение бессмысленности всего сущего и вечного стремления человека постичь свое «Я». Что побудило вас к постановке именно этого спектакля? Абсурд?
— Я много лет носился с замыслом поставить именно Беккета. Еще будучи актером, несколько раз подходил к Кучинскому с предложением взяться за постановку. Он отвечал: «Не теперь!» Все же позднее, дерзко воспользовавшись отсутствием Кучинского, предложил эту идею актерам. А относительно абсурда... Мы живем в социальном мире и должны помнить: протест ни к чему не приведет. А сама игра некоторыми вещами иногда дает-таки определенный результат. Эта пьеса об актерах. О том, что трагедия актера — в зависимости от режиссера. Театр преимущественно живет в эмоциональных сферах, поэтому очень часто бывают моменты, когда сносит крышу. И наступает кризис! Это можно увидеть и на примере жизни актеров старшего возраста. Лично я видел на примере своего отца — артиста Анатолия Кравчука, который в последние годы жизни очень страдал. Его, народного артиста Украины, режиссера, перевели на ставку актера второй категории. Он после этого очень быстро сгорел...
В Беккете, конечно, какие-то вещи сработали, и сплотилась хорошая команда: Цёна, Стефан, Береза, Кауфман. Они поняли, что ситуация в театре непростая. И, собственно, этот спектакль создал хороший фундамент... В конце концов Кучинский, когда вернулся из Киева, сказал нам «да!»
— От Стригуна слышала, что в театре Заньковецкой царит «семейная атмосфера». А какая атмосфера в театре Курбаса? Иногда курбасовцы говорят о театре как о «территории».
— Мы имеем в виду именно «дом», который объединяет людей по внутреннему поиску. Мы можем через абсолютно разные работы познать и реализовать себя. В нашем театре все, как в доме. Можем приходить на работу утром, а уходить в час ночи. Решаем вместе и творческие, и нетворческие вопросы.
— Кто «свои» и кто «чужие» в этом доме?
— Наша территория открыта. Существуют разные тренинги — и актерские, и психологические. Когда человек приходит в театр, он попадает на эту территорию, в эту атмосферу. Очень важно, как он себя ведет...
— Были ли артисты, которые ушли с этой территории?
— Безусловно. Я сам пришел в театр в 1989-м и через два года ушел. Оттолкнуло от театра сильное эгоистическое начало. Я работал актером в Харьковском театре им. Шевченко. Потом — в Донецке у Марка Бровуна. Встретил наконец Кучинского, который сказал: «Если хочешь, возвращайся!» Хочу! Здесь дело даже не в таланте — он есть у каждого человека. Речь идет о возможностях этот талант раскрыть. А он раскрывается, когда мы справляемся с нашими эгоистическими проявлениями. Тогда работа ладится.
— Театру Курбаса двадцать лет. Как за это время изменилась ваша аудитория? Сначала вы однозначно были сориентированы на молодого зрителя.
— Зритель, который приходил к нам двадцать лет назад, приходит и теперь. И молодежь приходит. Это подтвердил и Киев недавно. У нас всегда полные залы. У Театра Курбаса нет распространителей билетов — они продаются только в кассе. Хотя билеты, как для Львова, недешевые — 25—30 гривен.
— Вы постоянно проводите мастер-классы. На них приезжают в основном гости из-за рубежа. Может, таким образом приближаетесь к мировому театральному сообществу?
— Мир становится открытым и вместе с тем очень поверхностным. Двадцать лет назад тренинги были закрытые, но глубинные (тогда театр был ритуальной территорией). Сейчас более актуальна стилизация. Мы берем разные методологии, но глубоко их не прорабатываем. Возможно, это дань времени? Все в истории возвращается. Надеюсь, и мы возвратимся к глубине.
— А каковы отношения курбасовцев с другими львовскими театрами? Как к вам относятся?
— Иногда с осторожностью...
— В самом деле?
— Есть надуманная линия «театр Курбаса» и «театр Заньковецкой». Почему надуманная? Потому что наши актеры всегда ходят в театр Заньковецкой на все спектакли, им это интересно. И я, и Кучинский начинали в театре Заньковецкой. И это дало толчок к развитию. Эти моменты нужно вспоминать с благодарностью. К тому же у нас разные задачи. Но ведь и Стригун, и Кучинский — люди талантливые, одержимые театром. Очень хотелось бы, чтобы когда-то возникла общая работа и чтобы сотрудничество взаимно обогатило нас.
— В Украине, и с этим никто не спорил, было две театральные столицы: Киев и Львов. Что, по вашему мнению, именно сейчас изменилось в статусе этих столиц?
— Сейчас, когда театр социально очень зависим, он зависим и интеллектуально... Мне иногда кажется, что в украинской культуре есть элемент проституции... Потому что впускаем к себе много других культур, забывая о своей. А если даже не забываем, то продаем свою культуру в формате «периферии» — стилизованного пения или других вещей, которые западная культура с легкостью принимает. Постепенно исчезает глубинный поиск. Среди режиссеров только единицы настаивают на нем. Сегодня, к сожалению, в Украине нет мощной режиссерской школы. Есть желание что-то сделать. Но нужно учесть, что в искусстве очень часто падение — это победа. И наоборот. Именно эти тенденции и определяют уровень, в частности львовских театров. И важно было бы убрать все вещи... То есть научиться не возражать.
— Это возможно?
— Все имеет право на существование. Тогда все и начнет работать на позитив! Это во Львове. А вот в Киеве мне нравится то, что делают Ступка, Моисеев, Троицкий, Клим. Это из того, что я видел. У каждого свой стиль. Но каждый — искренен в своих поисках. Здесь важно поддерживать искренность. И ни в коем случае не делить на позитив и негатив. Сейчас такой период. Это как в популярном выражении: стакан наполовину полный или наполовину пустой?
— В свое время ваш театр выпил не один стакан беды...
— Были такие времена, когда мы не получали зарплату и по девять месяцев. Кучинский даже бил стекла в сессионном зале. Его забирали в каталажку. Потом, когда об этом сообщил «Голос Америки», выпустили, а через неделю нашли-таки средства, чтобы выплатить театру задолженность. Сейчас у нас статус «академического». В конце концов, к нам хорошо относятся и мэрия, и городской голова, который приходит на спектакли. Когда я говорю об этом в других городах, мне мало кто верит.
— Не хотели ли бы вы перейти в другой театр — Национальный, скажем?
— Иногда об этом думаю. Но ловлю себя на мысли: если это идет от какого-то протеста, значит, неправильный ход. Хотел бы поработать в театре Заньковецкой. Когда-то даже говорил с Федором Стригуном о постановке «Короля Лира». Вообще мне кажется, нам не хватает обычной взаимной любви и осознания того, что нас никто не обидит и не предаст — как в родном театре, так и в гостях. Творческие люди такие впечатлительные. В театральных отношениях должны быть доброта, доверие, любовь. Мы много об этом говорим с Кучинским... Он, кстати, во всем, что делает, ищет именно проявления любви, понимания, терпения. И в себе, и в нас. И в других людях. Только при таком условии все становится на свои места.