Был такой фильм - «Офицеры». Он был сделан по заказу Министерства обороны СССР и показывался по «ящику» в День Советской Армии. Картина рассказывала о событиях времен войны гражданской, потом - Великой Отечественной. В конце появлялся маленький суворовец - внук героя, ставшего генералом в наше время. Карьера выросшего за минувшие десятилетия - со дня выпуска фильма - внука должна была бы по идее протекать на полях афганской, а затем и чеченской войн. Возможно, за это время внук тоже стал, как его дед, генералом, однако проигранными войнами не хвастают, так что второй серии, продолжения «Офицеров» не последовало.
И вообще советские военные фильмы, включая знаменитого «Чапаева», утратили политическую корректность, морально устарели. Красная Армия в них безжалостно уничтожает цвет нации, российское офицерство, уже не говоря о рядовых солдатах из рабочих и крестьян. Сегодня такая история - не повод для ликования.
Понадобились новые фильмы, достойные времени. Учитывая текущую политическую конъюнктуру и популярность в народе убиенного царя, раскаянье по поводу замученной большевиками царской семьи, потребовалась реабилитация дореволюционного офицерского корпуса - опоры самодержавия.
За этот социальный заказ взялся режиссер Никита Михалков, испытывающий давнюю привязанность к России, которую мы потеряли, ярый сторонник самодержавия.
Его новый фильм, посвященный российским офицерам (так обозначено в его титрах), реабилитирует юнкеров, курсантов военных училищ, подобных суворовским. Эти училища воспитывали пополнение офицерского корпуса России. Страна гордилась юнкерами. Однако после революции само слово «юнкер» стало ругательным. Кто такие юнкера? Никто об этом толком не знал. Слово ассоциировалось в народном сознании с вихрями враждебными, которые веют над нами. Царь, помещики, капиталисты, банкиры, юнкера, белогвардейцы...
Фильму Михалкова о царских юнкерах обеспечена большая судьба. Вероятно, его теперь ежегодно будут показывать «по ящику» в День Защитника Отечества (бывший День Советской Армии), крутить в частях, в военных училищах, в солдатских казармах. И каждый раз с неизменным успехом.
Армейская тема не нова для сыновей Сергея Михалкова. Старший брат, Андрей Кончаловский создал панегирик СА в романтическом «Романсе о влюбленных». Для Никиты же Михалкова этот новый фильм - уже четвертый по счету на военную тему.
Он - ответственный, думающий художник. Никогда не делает просто «развлекуху», всегда точно знает, что хочет сказать. И снова Никита Михалков поставил комедию, или трагикомедию. Сказочную небывальщину. Водевиль в стиле русского народного сюрреализма... Каким-то одним термином стиль и жанр этого фильма не определишь. Сразу оговорюсь: не верьте критикам, которые называют этот трехчасовой фильм чрезмерно затянутым и скучным. Он легко смотрится и держит зрителя в напряжении. Развлечение высокого класса, высший пилотаж.
Режиссер воссоздает балалаечную Россию на экране. Такими глазами, во всяком случае, ее видит визитерша-американка Джейн (Джулия Ормонд), начитавшаяся русских романов. Взгляд ее останавливается на лукообразных маковках церквей, медведе на цепи, икре столовыми ложками, цветастых платках, самоварах, бубликах и сушках, толстых купчихах... Анархисты покушаются на царя. Жеманные институтки пришли на бал в надежде выскочить замуж за военного. Юнкера, подобно героям Александра Дюма, готовы защитить честь дамы на дуэли, а то и отправиться по этапу в Сибирь, на каторгу.
Кто не был в России, представляет ее именно такой. Это Россия в экспортном, так сказать, исполнении, для иностранцев. Как кукла-матрешка. Что само по себе ни плохо, ни хорошо. Какие могут быть претензии к сказке?
Особое изумление у иностранки Джейн вызывает слепое обожание, с которым влюбленный в нее наивный и чистый душой юнкер Андрей Толстой (Олег Меньшиков) относится к государю императору и членам августейшей семьи.
Андрей Толстой (одна из немногих фамилий, которые иностранцы легко запоминают, причем герой фильма то и дело уточняет, что он не родственник великого однофамильца, к тому же автор фильма сделал его еще и бедняком) напропалую влюбляется в циничную, развращенную, насквозь фальшивую американку, но он не изменяет при этом и первой своей любви - к царю-батюшке.
Ирреальная любовь к императорскому дому не проходит у Андрея Толстого даже в Сибири, куда его отправили на долгие годы, облыжно обвинив в покушении на Великого князя. И даже в глубине сибирских руд ссыльный поселенец Андрей Толстой, ставший местным брадобреем, «сибирским цирюльником», продолжает боготворить августейшего монарха. Хранит, как святыню, фото с портретом государя...
Нельзя судить комедию по законам высокой драмы. Комедия и должна быть построена на преувеличениях, иначе она не будет смешной.
В фильме гипербол много, но верность Андрея присяге царю и отечеству отнюдь не служит поводом для улыбок. Это - святое.
Возможно, Никита Михалков и прав: поклонение перед властью, перед силой, обожествление властителя у русского народа - в крови?
Впрочем, не только иностранке Джейн, но и многим людям в сегодняшней России, очевидно, не понять, как можно пойти на смерть за царя. Между тем, предыдущее поколение шло на войну погибать «за Родину, за Сталина»... Это не легенда и не преувеличение.
Автор фильма в многочисленных высказываниях и интервью не скрывает свою собственную приверженность идее монархии. Причем монархии не парламентской, демократической, английского толка, а настоящей, автократической, абсолютной, основанной на «трех китах» - православии, самодержавии, народности.
Если убрать из фильма оживляж, окажется, что сверхзадача его - убедить зрителя в том, что верноподданническое чувство к монарху есть исконное, наиглавнейшее свойство русского солдата, извечное состояние русской души. Ради доказательства этой истины и поставлен фильм.
В своей первой режиссерской работе («Свой среди чужих...») Михалков воспел подвиг красноармейца, который доставил в штаб мешок золота (полмиллиона!), да плюс привел пленного белого. Привел явно на расстрел: с врагами ведь не церемонились! Верил ли в ту пору молодой режиссер в Бога, в православие, самодержавие и народность? А если так, то, значит, верил в одно, делал другое? Два пишем, три в уме?
Можно на это возразить, что то были грехи молодости. Пусть, дескать, бросит камень тот, кто не подличал.
И все же, все же. Ведь - на 180 градусов. За эти годы в творчестве Михалкова черное (точнее - красное) стало БЕЛЫМ, белое - черным, «плохие парни» стали хорошими и наоборот. Для него трансформация эта оказалась пустяшным делом. Как с красного вина перейти на белое.
Думаю, в случае возвращения к власти красных Никита Михалков снова станет воспевать богоотступников и цареубийц, истребителей юнкеров, снова совершит поворот на 180 градусов.
Мне, честно говоря, все равно, красный Михалков или белый. Он художник, и если мне нравится его работа, я готов ее принять даже в случае резкого несогласия с его политическими взглядами. Но измена художника своим принципам, хамелеонство - это непереносимо.
Одно дело - сценические перевоплощения актера: сегодня он царь, завтра Феликс Эдмундович Дзержинский. Играет то аристократа, то подонка... Конечно же, актер не отвечает за текст пьесы или киносценария. (Хотя кто мешает отказаться от роли, если она противоречит убеждениям, гражданской позиции.) Но автор пьесы, сценария, режиссер-постановщик безусловно отвечают. Своей репутацией у современников и потомков.
Митя, антагонист Котова в «Утомленных солнцем» кончает самоубийством потому, что изменил принципам. Он предал любимую женщину, предал свою Россию, свой мир, свой класс, пошел служить дьяволу, и этот позорный выбор сам себе не смог простить. Котов говорит ему об этом прямо в глаза, и Мите нечем возразить. (Жаль, что в американском, получившем «Оскара», варианте этот эпизод, этот разговор оказался урезанным. Но едва ли широкий зритель за рубежом поймет, что стоит за этим диалогом.) Человек, пошедший против принципов, Митя понимает, что окончательно запутался, что совершенные им преступления никогда не будут прощены.
Заблудился и Котов, пойдя служить бесчеловечной диктатуре (об этом сам фильм). Однако он-то революционной присяге остался верен до конца!
Персонажи, рожденные фантазией Никиты Михалкова, выше и честнее, чем создавший их кинодраматург, постановщик и актер.
«Мадам Бовари - это я». Это слова Флобера.
Кто же в таком случае Михалков? О каком из созданных им персонажей он мог бы сказать - «это я»? Существует ли вообще такой персонаж?