Борис Гребенщиков навещает киевлян не часто и не редко. Достаточно регулярно — раз в год. Концерты его проходят с самыми неожиданными «наполнителями» — то слушателям предлагают насладиться особыми благовониями, то на экране над сценой переливается, перетекая в свою цветовую противоположность, не то оживотворенное пятно, не то синтезированная морская живность. Впрочем, слушатели «Аквариума» тоже особая статья: студенты-гуманитарии и «продвинутые» технари, повзрослевшие рокеры и кандидаты наук, в душе оставшиеся подростками. Вспоминаю, как несколько лет назад на одном из концертов «Аквариума» девчонка с хвостиком и в джинсах навалилась на край сцены локтями, подперла кулачками голову, да так и простояла, не двигаясь, более двух часов, зачарованно внимая певцу…
Кажется, первый альбом «Аквариума» записался и выпорхнул в свет из подполья четверть века
назад. Именно 1976 годом датирован альбом «С той стороны зеркального стекла». Именно в этом проекте Гребенщиков, наметив на будущее основные образы, впервые увидел свое отражение? воплощение? повторение? — как отстранение от себя самого, как возможность взглянуть со стороны.
Гребенщиков — безусловно, явление в советском и постсоветском рок-пространстве. Секрет его популярности — а двадцать пять лет в эфире, согласитесь, обнадеживают — в принципе прост. Высокое качество текстов, умеренно-радикальных и сдержанно-эмоциональных. Интересные музыкальные — мелодические, гармонические и тембровые — решения этих текстов. Впечатляющий богатейший инструментарий — тут тебе и виолончель со скрипкой, и старинные духовые инструменты — продольные флейты, цинки… Голос приятного тембра, хороший выговор, внятная дикция, сценичность поведения. Интеллигентность всего «Аквариума» — умные лица, внимательные глаза. Экзотичность аксессуаров — серьги, перстни, кожаные штаны, рыцарские сапоги. То же самое в вербальных текстах — «золото на голубом», «серебро с кислотой», «шары из хрусталя»… Едкая умная ирония — аллегория, иносказание взамен прямой плакатности.
Артем Троицкий, один из первых летописцев славянского рока, вспоминает, что «Аквариум» периода андеграунда иногда раздражал — когда хотелось «битого стекла, а не хрусталя», когда ожидание перемен было важнее самих перемен, когда самоуглубленность, расслабленность и миролюбивость никак не хотели сменяться боевым напором. Гребень не хотел быть предводителем тех, кто пошел за ним, кто поверил в него. Он был и остался — в «аквариуме» собственного «я», недосягаемый и одинокий в своей гордыне.
Эта недосягаемость усиленно культивируется и ныне в визуальном образе Бориса Гребенщикова — в частности, в двух его последних клипах, запущенных по украинским телеканалам в преддверии гастролей в ДК КПИ с программой «Территория». Да, эти клипы — тоже территория певца, эксплуатирующая архетип «гуру» — колдуна, шамана, «мудрого старика». Здесь смешано все — географические карты и анатомические атласы Возрождения, средневековое «колесо Фортуны», озвученное «Карминой Бураной» Карла Орфа; женщины с осанкой лошадей и лошади с женским изгибом шеи, прямая иллюстративность и символическая многозначность, старые видеокадры с молодым Борисом — «инженером на сотне рублей» и врезки с Борисом нынешним — неулыбчивым, сосредоточенным, отстраненным «гуру» своей генерации — а поколения, согласно Гребенщикову, делят людей не по горизонтали, а по вертикали…
Еще одно важное свойство — Гребенщиков прошел испытание свободой. Прошел, не утратив актуальности, ибо остался самим собой. Не боясь повториться — оттого так часты ремиксы его старых вещей. Не опасаясь быть банальным, говоря о вечных ценностях. Оттого и тексты его вневременны: не воспринимаются «здесь и теперь», а только «когда-то очень давно…», «в некотором царстве, в некотором государстве…», «во время оно…». У него мало актуальных деталей, выдающих возраст, место либо адресата. Женщины его внеположны: похоже, существует одна идеальная Женщина-Сестра. Идеальная Эльза для Лоэнгрина — та, что принимает безоглядно, та, что не спрашивает имени и не разузнает места — а просто пребывает как всегдашний тыл и защита. В сумке у рыцаря с гитарой, жестяной трубой и губной гармоникой — «ключи от ее дверей». Это последнее прибежище Романтика. Неважно, что он никогда туда не придет. Важно — что оно у него есть.
Есть и «ключи от дверей» поэзии Гребенщикова — высокой поэзии, в которой его музыка иногда кажется просодической манерой произнесения. Ничего, что в своей изысканности он порой заносчив, а в независимости — эгоистичен. Он — особенный. Это понимали тогда — в революционных восьмидесятых. Это понимают сейчас — неважно в каких.