«...Начала казачества надо искать не в Европе, а в Азии. К этому приводят нас как филологические соображения, так и исторические данные. Слово «козак» или, правильнее, «казак» — несомненно восточное, подобное словам «байрак», «гайдамак», «чумак»... Сами оседлые жители Средней Азии, произнося слово «казак», разумеют под ним человека неоседлого, подвижного, всегда готового к войне... Ученые-языковеды в слове «казак»...видят два слова: «кай» — легко и «сак» — вьюк, т.е. легковьючный» (Д.Яворницький, «Історія запорозьких козаків», т.2, р.1).
В столичном Доме кино 14—16 июня с.г. впервые состоялись Дни казахского кино в Украине. Накануне думалось: «Здравствуй, брат! Привет тебе на землях номинально производного от тебя украинского «казашества»! Давненько мы, однако, не виделись с тобой на большом киевском экране — лет десять. Помню, как два раза подряд на нашей «Молодости» триумфовал будущий лидер вашей «новой волны» Серик Апрымов — с фильмами «Двое ехали на мотоцикле» (1987) и «Конечная остановка» (1989). Показательно, что его совсем новые работы — «Аксаут» (1998) и «Три брата» (1999) — довелось увидеть, как во время оно, уже только в «центре», в Москве. Наконец-то из первых рук узнаем, а что у вас, в братском киномире, «было дальше», после того, как суверенитеты нас почему-то развели и отдалили в культуре. Так что же новенького?»
Организаторы смотра, надо отдать им должное, привезли художественно крепкую программу, но, видимо, подготовленную для дальнего зарубежья, где прежде о казахском национальном кино и слыхом не слыхивали. Мы же не так давно имели тесные киносвязи и даже общий прокат. По тем еще временам «застоя» мы прекрасно помним, скажем, Толомуша Океева с его гуманистичной и горькой притчей о мальчике и волке — «Лютый» (1973). Ее-то нам и показали. А эпоху «перестройки» маркировала некогда для всех нас памятная молодежная мелодрама «Игла» (1988) Рашида Нугманова. Эту работу — лидера всесоюзного проката тех лет (13 млн. зрителей!) и лауреата опять-таки нашего «Золотого Дюка-88» — нам снова демонстрируют уже из-за рубежа... Только других два полнометражных фильма программы оказались относительно свежими, неизвестными местной публике и достаточно любопытными. «Станцию любви» (1993) Талгат Теменов снял по собственной повести «Гульназ» и, чувствуется, по личным воспоминаниям о первом романе. Школьные будни с баскетболом на спортплощадке, потасовками — около, провожаниями любимой девочки до дома и т. п. — все это памятно и знакомо всем. И неважно, что тогда, в сюжетном прошлом, тот мальчик по глупости потеряет возлюбленную. В самом финале судьба их вновь соединит. И пустяки, что оператор не жалеет вазелина на романтическую размытость кадра. Нам хватит зримых ассоциаций и из личных воспоминаний, чтобы душой отогреться на захолустной станции Маххабат, полустанке чужой ностальгии по юности.
Вы не поверите, но второй фильм, действие которого происходит лет на тридцать раньше, с еще большим мастерством и интенсивностью опаивает зрительскую душу точно таким же сладким ядом детских воспоминаний. В «Жизнеописании юного аккордеониста» (1994) Сатыбалды Нарымбетова место действия — шахтерский поселок, а время — период борьбы с космополитами и послевоенного восстановления хозяйства (при участии японских военнопленных). Глазами десятилетнего Эскина (Даулет Таниев) мы буквально подсматриваем за милыми и забавными происшествиями, «потрясающими» местное население. Одноглазый забулдыга уронил по пьянке в лужу свое стеклянное око, а вежливый сосед поднял его, облизал от грязи и любезно вернул владельцу... Местный электрик в развалинах наспех «любит» местную же мессалину и не замечает, что за тем увлеченно наблюдает весь корпус поселковой пацанвы... А милиционер от тоски решил повеситься, но не хватило духу — только дом поджег. Даже совсем несмешное здесь странным образом смягчено усмешкой и добротой: за гостеприимство, оказанное японским военнопленным, отец единственного на всю округу аккордеониста Эркена загремел в лагеря на целых два года... Что прошло, то будет мило. Даже врагов и обидчиков казахские кинолирики в минувшем не склонны замечать, не хотят злопамятствовать и звать к отмщению. Я заметил сие и по другим их фильмам, увиденным в других местах. Удивительное, не личностное, а как бы эпическое время царит в их картинах. Будто они, минуя современность, сразу же живут в истории, в вечности. При нашей общей «казацкой» ретроориентированности и меланхоличности, украинские лирики и эпики кажутся более самолюбивыми. Не столько вспоминают, сколько что-то кому-то припоминают...
В давнем анекдоте старый еврей сетовал на советскую власть: «Вам надо было уничтожить эксплуатацию трудящихся? Пожалуйста! Но причем тут красная икра в свободной продаже?!! Вот и я подумал то же о кинематографических связях с казахским и остальным ближним зарубежьем. Оно ныне закрыто для нашей публики, пожалуй, плотнее, чем самое дальнее. Некая обратная перспектива сложилась. Спасибо, брат, за шаг навстречу.
На фото: кадр из фильма «Лютый».