Интересно, что же такое «семейное» написал Издрик, если его книгу издали в «Клубе семейного досуга»? «Це книга про чоловіків і жінок, про звірят і птахів, а також про рослини, вітер, землю, дощ та інші Господні дари», — сказано в предисловии к его новому произведению. Но можно ли доверять человеку, чьим кумиром всегда был Виктор Пелевин? Даже украинское название этого нарядного концептуально черного томика «Таке» можно воспринять как транслитерацию английского take, то есть «возьми».
Взяв книгу в руки, обнаруживаем, что это более-менее автобиографическая проза одной из легенд «станиславского феномена» — удивительно просветленная и лаконичная. Действительно, какой-то минималистский аскетизм и компактная экономия слова усматриваются в этих концентратах мысли, которые напоминают произведения Эмиля Чорана и Семюэла Беккета. Так, словно в своих псевдобиблейских притчах, легендах и мифах, а также интересных былях, автор книги «Таке» пытался на одном дыхании пересказать на уличном сленге сразу все священные книги человечества, уместив в сказ немалый опыт своего собственного блуждания по психопатическим лабиринтам души.
Например, в центральной новелле «Ургант», словно пытаясь «сэкономить» внимание ленивого слушателя, Издрик постоянно обещает досказать историю позже, отсылая к ее началу в своем сборнике новелл «АМ™», хотя на самом деле пересказывает еще один свой текст — роман «Подвійний Леон». Впрочем, стоит ли спешить, читая эту прозу и «перекидаючи рваними абзацами місток від дитинства до третьої стадії алкоголізму нашого героя»? Ведь хоть раз в жизни юный читатель, к которому в этот раз обращается не обязательно «вечно пьяный», но как обычно «вечно молодой» или же «модный» Издрик, останавливается послушать, что там вякают о его «алкогольной» или «наркотической» культуре. Именно этим привлекает читателя в своем сборнике «Таке» наш ивано-франковский концептуалист, считая, что «в школі життя набагато важливіші написи на стінах туалетів, аніж імена національних героїв, які змінюються з регулярністю бордельних клієнтів».
Похоже на то, что, занижая лексический градус сказа, а также иногда имитируя «подростковый» стиль Жадана, до сих пор «элитарный» Издрик пытается расширить круг своих почитателей. И теперь вряд ли кто-нибудь рискнет сказать, как на сайте «Проза», что «вроде бы маргинальные плевки Издрика в публику, мизантропское мировоззрение подвалов и алкогольный бред привели к тому, что его публика — это узкий круг замусоленных львовян, для которых унижение не проблема — им бы к Папе прикоснуться». Ведь теперь ивано-франковского автора, изданного в харьковском издательстве, понимает не менее узкий круг слобожан. Причем не обязательно «замусоленных», поскольку «такое» чтиво для них слишком концептуально.