После церемонии закрытия кинофестиваля «Молодость» во Дворце «Україна» показали российский фильм «Возвращение» режиссера Андрея Звягинцева. Картину, ожидавшуюся с особым нетерпением. Еще бы, ведь она по своему резонансу и обилию призов на престижнейшем Венецианском фестивале (включая и «Золотого льва») затмила все прочие кинематографические события года, включая «Догвиль» самого Ларса фон Триера. И хотя фильм, естественно, не участвовал в киевском конкурсе, он все же бросил ярчайший отсвет на всю фестивальную программу, прежде всего в ее полнометражной части.
Судя по реакции многих зрителей, фильм им показался странным. Судите сами. Два брата, Андрей (Владимир Гарин) и Иван (Иван Добронравов), лет эдак 14 и 12 растут без отца. И вдруг — явился не запылился через двенадцать годков, как снег (а точнее, дождь) на голову. Дабы забрать с собой в небольшое путешествие — сначала машиной, а затем в лодке, которой они переправляются на некий остров с высоченной вышкой-маяком посредине. Здесь и разворачиваются трагические события…
Бытовая сторона рассказываемой истории прописана вроде бы достаточно подробно. И вместе с тем в ней много неясностей: откуда взялся отец, где был все эти годы, чем занимается сейчас, что за таинственный ящик откапывает он в доме на острове и прячет в лодке? На эти вопросы ни юные герои картины, ни зрители ответа так и не получают. Такая стилистика — в ней доминирует логика мифа, притчевой сюжетики, нарождающейся из нехитрой казалось бы истории.
О фильме, конечно же, надо писать отдельно и более подробно. Сейчас же обращу внимание только на некоторые детали. Одним из ключевых эпизодов является тот, когда мальчики, узнав про отца и увидев его спящим, бросаются наверх, под крышу дома, где в тайнике хранится книга иллюстраций к Библии. Семейная фотография (там есть и отец) заложена на странице, где изображен эпизод принесения Авраамом в жертву Богу своего сына Исаака. «Похож!» — сходу определяют хлопцы. Похоже, да… Напомню, что в Библии Бог испытывает Авраама, провоцируя его. И тот испытание выдерживает: берет с собою единственного сына, ведет его на указанное место, строит жертвенник, раскладывает дрова, связывает Исаака и кладет его на жертвенник… Но едва взял он в руки нож, дабы зарезать сына своего, как позвал его голос Ангела Господнего и дал отбой — проверка жертвой состоялась.
Из прессы известно, что первоначально по сценарию старший сын, Андрей, погибал — тонул в воде. Потом финал изменили, он стал другим. Вот только исполнитель роли Владимир Гарин уже по окончании съемок утонул, купаясь в реке. Жертва была принесена… Не впервые в истории кино случается нечто подобное — как не поверить после этого в мистическую силу художественных образов, языка общения с некими мистическими силами?
Здесь тоже отец хватается за топор — в бешенстве от строптивости старшего сына, не выполнившего приказ вернуться вовремя. Хлопцы поехали на лодке порыбачить, с отцовскими ручными часами — время имело тут какое-то мистическое значение (равно как и в других вещах: повествование четко делится по дням, коих набегает семь, братья поочередно оставляют записи в дневнике, тщательно фиксируя события…). Уж не о часе ли принесения жертвы идет речь? Только не голос ангела с небес звучит, а младшего сына, в руках которого нож отмщения. А затем Иван, преодолевая жуткий страх высоты, таки заберется на вышку, как бы обозначая свое истинное место и роль. Отец же, преследуя его, срывается с большой высоты, разбивается насмерть… В библейской истории вместо сына в жертву приносится баран, увязший рогами в близлежащем кустарнике. Здесь так вот.
Бог покинул людей. А может, по-другому: он карает тех, кто готов принести в жертву (пусть даже и во имя неких высоких соображений) все, даже свое дитя? Времена меняются, а с ними и коды общения с горними силами. Библейский Авраам был вознагражден тем, что умножилось многократно его потомство и рассеялось по свету. Где они теперь, Авраамовы дети?
В другой российской картине, «Старухи» Геннадия Сидорова, в итоге получившей главный приз фестиваля, совсем другая стилистика — густо замешанная на реалиях быта, скрупулезной достоверности, в том числе и языковой (русский матерок то и дело слетает со старушечьих уст). Почти умершее российское село, в котором живы пока всего лишь четыре бабки да полоумный мужичок Микола. Где-то неподалеку размещена воинская часть, откуда на БТРах и танках наезжают бравые мужички, дабы разжиться самогоном и оказать мирному населению посильную помощь. Пальнуть, к примеру, из танкового орудия по покосившемуся деревянному домишку — и дрова готовы, даже пилить не надо. Таково заполнение безбрежного российского пространства: ветхие, уходящие люди и архаичный народец с бэтээрными погремушками, никому, в сущности, не нужными.
А потом в деревню приезжают беженцы из Средней Азии — целое семейство. И сразу начинают обустраивать Россию. С трудами Солженицына они, видимо, не были ознакомлены и посему не знали, что места им там не предусмотрено. Старухи, впрочем, не читали тоже, тем не менее выразили твердое убеждение в том, что непрошенных ими гостей надо выкуривать отсюда — и с огоньком. Дурной Микола и реализует на практике бабкины вожделения. Но погорельцы не только не уходят, но еще с большим рвением принимаются за преображение окружающей среды. В жизнерадостном финале и аборигены, и пришельцы отмечают рождение ребенка, а его отец подает электрический ток из выстроенной им ветряной электростанции. Будущее России озаряется таким вот рукотворным светом, пришедшим с азийских земель.
Несмотря на густой и смачно воссозданный быт, в фильме Сидорова тоже наличествуют приметы концептуально выстроенного мира. Здесь тоже порываются принести в жертву кого-нибудь и что-нибудь — то ли семью таджиков или пришибить согрешившую жинку, а то и сбежавшего от побоев и угрозы смерти молоденького солдатика. Только неизменно побеждает человеческое начало, инстинкт добра и справедливости. И оттого фильм излучает радостное чувство любви и красоты, с которым и смотрят авторы в будущее своей страны и всего прогрессивного человечества.
Еще один полнометражный конкурсный фильм другого россиянина — Алексея Германа-младшего — под названием «Последний поезд» хмур и трагичен донельзя. Черно-белое пространство военного 1944 года заполнено морозным воздухом, больными, непрестанно кашляющими людьми, медленным, конвульсивным умиранием. Война, в которой надеяться не на что и, собственно, не на кого. Уж здесь-то вправду нет Бога, взывать не к кому и незачем — никакие жертвы не помогут спастись. Да, собственно, никто особо и не пытается. Хотя мешковатый, неловкий немецкий врач вроде бы приезжает с миссией спасения, однако он может только проявить христианское милосердие к погибающим в муках и тоске людям.
Почти в рифму ему другой фильм о войне, только Первой мировой — британский «Стражники смерти» (укр. «Вартові смерті») Майкла Дж. Бассета. Английские солдаты почти без боя захватывают немецкие траншеи, однако затем с ними — посреди кромешного дождя с опрокинувшегося неба — начинают происходить странные мистические вещи. Гиблое место, в котором солдаты начинают истреблять друг дружку. Не потому ли, что они уже мертвы духовно, утеряв связь с Богом и самим собой? «Бог умер, и мы сами тоже», — говорит один из персонажей. Эдакое воскрешение экспрессионистской стилистики, некогда очень эффективно применявшейся в немецком и советском кино начала прошлого века. Теперь вот начало другого, и вновь отчаяние и чувство богооставленности.
Не случайно в голландской «Руке Иисуса» Андре ван дер Гаута персонажи пытаются прошибить шахту, ведущую ввысь. Для того и мечтают о далекой Америке, где небоскребы уходят в небеса, а не под землю, как в их шахтерской пресной жизни. Вот только указующая рука Христа сделана из папье-маше, чего-то искусственного, и оттого, наверное, движение людских душ к свету столь хаотично и непредсказуемо.
Да уж, нерадостным видит современный мир подрастающее поколение. И то — если на «Молодости» побеждают «старухи», значит неладно дело…