Известный итальянский музыкант Луиджи Гаджеро не так давно основал в Киеве ансамбль современной музыки. В Украине Гаджеро не впервые. В 2013-м выступал с сольным концертом в Мыстецьком Арсенале. Год назад в качестве дирижера выступал с вокальным ансамблем "La Dolce Maniera". Недавно - концерт в Национальной филармонии Украины вместе с Киевским камерным оркестром под управлением Михеила Менабде.
Музыкальные критики высоко оценивают исполнительское мастерство Луиджи Гаджеро. Его любовь именно к цимбалам у одних вызывает недоумение, а у других - восторг. Тем не менее, говорят, что именно этот человек вернул уважение к цимбалам в Западной Европе, открыл в этом инструменте невероятные выразительные возможности.
Почему итальянец решил основать ансамбль в Украине? Каково его отношение к исполнительским школам в нашей стране? Почему он считает современное искусство рынком без правды? На эти и другие вопросы маэстро ответил в интервью ZN.UA.
- Цимбалы - это довольно редкий инструмент со специфическим репертуаром, особенно для Западной Европы. Расскажите, как вы пришли к нему?
- Мой интерес к цимбалам появился из-за репертуара, а именно - из-за любви к современной музыке. Я играл на ударных, сначала в Италии, позже в Берлине. С самого начала влюбился в современную музыку - Куртаг, Лигети, лишь потом был Барток, Стравинский, Бетховен и .др.
Восхищаясь цимбальной музыкой современных композиторов, я захотел непременно ее играть. То есть мое погружение в музыку было обратным - из современности в прошлое. Сейчас исполняю и слушаю много барочной музыки, которую люблю, но современная музыка для меня - как родной язык.
- Интересно узнать ваши общие впечатления от украинской музыкальной сцены. Тем более, у вас есть с чем сравнивать - огромный опыт работы в Западной Европе.
- В Западной Европе есть такой парадокс: существует множество концертов и фестивалей новой музыки, но складывается впечатление, что люди приходят туда, лишь подчиняясь определенной моде. Музеи также переполнены, но люди просто фотографируют, делают видео и проходят мимо.
Если человек хочет погрузиться в произведение, он должен хотя бы остановиться. Именно способность погружения, умение слушать является для меня большим сюрпризом, встреченным в Украине. Складывается такое впечатление, что у украинской аудитории голод по правде, по настоящему. Вторая часть моего знакомства - это музыканты. Когда в июне этого года я объявил об основании ансамбля "Ухо", то получил более 150 заявок и прослушал абсолютно всех.
- И что можете сказать об украинских музыкантах? Такое прослушивание наверняка дало вам понимание общего уровня и определенных тенденций.
- Как и в любой стране, в Украине есть сильные музыкальные школы, а есть слабые. Например, фортепианная и скрипичная школы на фантастическом уровне, сильны кларнетисты.
Было сложно найти флейту, валторну и арфу. К счастью, все-таки нашли отличных музыкантов. Например, первая флейта из Одессы, вторая из Львова - двух абсолютно разных культурных центров. Сложно было найти хороших музыкантов, которые гармонично сочетались бы друг с другом, между группами и со мной как дирижером, чтобы в итоге образовывалось органичное целое.
Музыканты в Украине не испорчены разделением исполнительских школ на узкие направления, как, например: средневековая, барочная, новая музыка и т.д. И это прекрасно.
Это также одна из причин, почему я основал ансамбль в Украине. Часто эти разделения (здесь я имею в виду современную музыку) означают, что музыканты качественно и технично играют. Но у них напрочь отсутствует исполнительская интерпретация. Из-за этого становится невозможно отличить один ансамбль современной музыки от другого.
Например, у таких серьезных симфонических оркестров, как Берлинский, Венский, Лондонский филармонические, есть своя культура звука, а значит и идентичность, поэтому можно легко отличить один от другого на слух. В подавляющем числе случаев ансамбли современной музыки играют абсолютно одинаково, музыканты чисто и технично исполняют очень сложную программу, но забывают именно о музыке и интерпретации.
На прослушивании в Киеве звучали в основном Моцарт и Бах. По моему мнению, если музыкант хорошо играет классическую музыку, то вскоре он сможет фантастически играть, например, Булеза, но не наоборот
- Планируете ли вы с новым ансамблем исполнять украинских композиторов?
- Это также одна из целей ансамбля. Кроме того, это поможет становлению украинской школы в целом, так как у композиторов будет возможность писать для ансамбля, работать с хорошими музыкантами, а значит, будет повод для профессионального развития.
Если есть хорошие исполнители - есть хорошие композиторы, и наоборот. Это взаимосвязанные вещи.
Украинская композиторская школа изолирована. И в этом есть даже свое преимущество, поскольку ее не так сильно затронула глобализация.
Что и говорить, в западной Европе есть замечательные композиторы. Но если мы возьмем композиторов среднего уровня, то услышим обобщенные черты стилей Штокхаузена, Булеза, Лахенмана и др., которым студенты обучаются в консерваториях. Но мы не сможем отличить, из какой страны или региона те или иные композиторы.
От украинских композиторов, которых я слушал, исходит некая в хорошем смысле слова наивность. В Западной Европе чаще чувствуешь фантастическую технику, но не понимаешь общий вектор композитора - зачем он пишет. Там я часто скучаю по этой наивности, а лучше сказать - честности.
- Нет ли у вас опасений, что публики, которая интересуется современной академической музыкой, может быть слишком мало?
- Нет, я думаю, что это нормально, что такую музыку слушает совсем небольшая публика. Это иллюзия, что тысячи людей посещают парижскую филармонию или Лувр. Такие масштабы, конечно, дают возможность "увидеть" и "услышать" многим людям.
Но опять же, сколько людей слушают по-настоящему? Трое? Это лично мое ощущение, возможно и пессимистичное. Гайдн играл свои симфонии всего для 30 людей, и я не думаю, что сегодня количество понимающей публики намного увеличилось. Проблема, как и всегда, найти людей, отзывающихся на музыку, и здесь они есть.
- Если речь идет о Западной Европе, то говорим о достаточно большом количестве ансамблей, концертных площадок, фестивалей, которые занимаются современной музыкой. Не находите ли, что на этом фоне многообразия часто происходит спекуляция сложностью, спекуляция концептуальностью? И за этим, на самом деле, ничего не стоит, кроме плохо прикрытой пустоты…
- Плохая музыка была всегда. Сейчас мы слушаем лучшую музыку XVIII, XIX, XX столетий, так как произошла селекция. Должно пройти время. Современное искусство является сегодня рынком (это меняется от региона к региону, но в общем именно так). И сегодня это рынок без правды. Руководители фестивалей (конечно, не без исключений) часто ставят в программу, что попало, так как попросту не слушают эту музыку. Их дело зарабатывать.
Никто не спросит, хороша ли музыка? Из-за этого происходит очень печальное явление - кураторы развращают публику, на самом деле специально того не желая, показывая ей очень сложную и в тоже время очень плохую музыку. И люди аплодируют, потому как у них часто нет достаточного образования и слушательского опыта, чтобы понять эту сложность, а также вычленить, что в этой сложности плохого. Итак, образуется замкнутый круг - если они не понимают этой сложности, они также не могут сказать "нет". Кто-то создает вибрацию в пространстве, сложный и в то же время пустой жест, и кто-то подхватывает его в угаре всеобщего восхищения.
Таких композиторов как, например, Куртаг, сегодня организаторы ставят в программу случайно. Это случайность и потому, что на следующий день, в этом же зале, на том же фестивале они ставят что-то вопиюще ужасное. И значит это, что они совершенно не понимают Куртага. Это то же самое, как сперва с серьезным лицом говорить о Шекспире, что он лучший драматург в истории человечества, а потом ставить "Микки Мауса". Кто-то, конечно, может это делать, но как можно ставить знак равенства?
Если попробуем найти молодое активное поколение, то мы его найдем в Украине. В Западной Европе я не вижу даже этого. Его действительно нет, потому что Европейский Союз - это рынок. Никто не говорит о ценностях, и чем дальше, тем хуже. Сегодня как бы запрещено говорить о ценностях, потому что это может повлиять на продажи. Уже почти невозможно задать вопрос: "Что значит быть европейцем, что отличает наши страны, в чем наша сила?" Об этом уже около 20 лет никто не говорит. Говорим только о бюджете.
Да, у Греции большие экономические проблемы, но ее культура, в каком бы состоянии ни находилась страна, является основой современной европейской культуры. Когда думаем, что можем избавиться от Греции, это лишь показывает, насколько низко мы пали.
Но ведь это же путь нашего менталитета, культуры: Древняя Греция, Рим, Византия! Например, без исторического опыта христианства был бы невозможен Ницше. Но мы как бы не имеем права этого озвучить.
- То есть вы считаете, что в нашей зарождающейся идентичности и есть наша главная сила?
- Безусловно. Ведь без идентичности может быть только деградация. Без прошлого нет будущего. В Украине я чувствую присутствие прошлого в настоящем. Также из-за сегодняшних обстоятельств в стране. По моему мнению, это и есть сила, преимущество страны, и именно поэтому у вас большие перспективы как у культурного пространства, ведь здесь есть здоровая свежая энергия.
- Ваш недавний приезд в Киев связан с исполнением произведения Алексея Ретинского "Ultima Thule"…
- Я знал, что один из главных музыкальных материалов для цимбал взят из украинской фольклорной музыки. Как исполнитель я задался вопросом: как это играть? Как итальянский классический музыкант? Или попробовать приблизиться к украинскому фольклорному стилю? Позже я понял, что фольклорный стиль игры в этом случае не подойдет, так как в итоге это будет лишь плохой имитацией, и данный вопрос отпал, ведь и композитор тоже не фольклорист. Этот фрагмент является ключом к разгадке интерпретации произведения. И я начал воспринимать музыку Ретинского как архетипическую, как чистый луч света.
Во многом она очень проста, но в тоже время невероятно сильна. Сейчас я чувствую, что это произведение очень резонирует со мной. Композитор как бы вбрасывает этот фольклорный фрагмент для цимбал в мир, а мир - это оркестр. И в миру он получает всевозможный опыт: опыт положительный выражен, например, через подобие григорианского хорала, а негативный - это такой микрополифонический хаос, который непритягателен в своей порой деструктивной силе, но является некоторой правдой жизни.
В итоге, развиваясь, все фантастические откровения смешиваются с хаосом, и из этой сложности на новом драматургическом витке появляется уже знакомый фольклорный фрагмент, хотя и в искаженном виде, ввиду как бы приобретенных "шрамов". То есть, был собран всевозможный опыт преобразования, но по мере прохождения дальше вглубь образ снова вернулся к сути, к центру.
Это я нахожу универсальным, так как это чистый, конкретный жест. Вот этот путь мне очень близок и я также двигаюсь в его направлении.