Одно из немногочисленных мест моей ностальгии - дом №25 по улице Большой Житомирской, несуществующие ныне художественные мастерские. Не так давно любимые маршруты в сердце города пролегали от одной такой стихийной «коммуны» или «колонии» (выбирайте по собственному вкусу) к другой. Не вполне респектабельные, но очень жизнерадостные художники оккупировали и окультуривали старые дома без жильцов и с привидениями. Безжалостные реалии эпохи торжествующей буржуазии - рассредоточение этих центров богемной жизни.
Обшарпанный центр города переживает бедствие тотального евроремонта. «Коммунистический» идеал совместной жизни разрушен: обросшие солидной клиентурой художники покупают собственные «Studio» в престижных районах, другие перемещаются в никуда, то бишь на спальные окраины. Все течет, все меняется, колонии местного «Латинского квартала» разрушаются, а витающие над ними мифы остаются. На старости лет стану писать мемуары, но повод повздыхать о том, что прошло и стало мило (перефразируя А.С.Пушкина), есть уже сейчас. Во-первых, потому что «настоящее уныло», во-вторых - материал «горит» и наведаться в новую мастерскую нужного персонажа уже нет времени.
Итак, мастерская Николая Журавля на последнем этаже «утраченного» дома №25, у самого синего неба - ностальгия в ностальгии. Стоило долго взбираться, рискуя сломать шею, по темной постапокалиптической лестнице (скупо декорированной настенными росписями и редкими лампочками), чтобы попить чайку с дружелюбным хозяином и полюбоваться видом из окна. С высоты птичьего полета можно было поглазеть на ландшафт вечного города - лабиринты старых дворов, холмы Копыревого конца, излюбленное место ритуальных возлияний богемы, разбросанный внизу Подол, тающие дали за Днепром, перспектива, уходящая в бесконечность.
Сценарий коммунального времяпрепровождения всегда оставался незыблемым - Коля встречает гостей в интенсивно веселящейся компании. Через каждые пять минут в дверь стучат соседи и праздношатающиеся в поисках эмоционального допинга. Заглядывают на огонек, что-то пьют, общаются, преодолевают творческий кризис, снова уходят заниматься живописью. Я долго недоумевала, как и когда в этой ситуации постоянных миграций и переизбытка коммуникации можно работать. Ответ нашелся неожиданно просто - на прошлогодней выставке в «Ателье Карась» огромные холсты Журавля победно благоухали свежими красками. Видимо, накануне выставки гостей все-таки не принимают.
Несмотря на издержки процесса общения, вряд ли Журавлю удастся так же удачно устроиться поближе к небу - чтобы удобно было слушать музыку сфер. Казалось, его картины наиболее органично существовали именно в том светоносном пространстве, в котором рождались. В нем было светло даже в мутно-дождливые дни. Окна «втягивали» небо, оно затопляло помещение, напоминающее световой аквариум или, точнее выражаясь, «эфириум».
Свет из окон перетекает на холст, застывая на ликах персонажей священных легенд. Когда соприкасаешься с искусством Журавля, становится очевидным - рядом с опасным миром нашей сегодняшней экзистенции прячется другой, многим неведомый, мир доброты. Живопись этого художника нездешнего происхождения, в ней все еще живо старомодное сочетание истины добра, красоты и надежды. В будущее нового тысячелетия хочется смотреть с оптимизмом. Может, поэтому искусство Журавля - искусство надежды, отвергающее трагическое одиночество и богооставленность человека - это то, что нам поможет на пороге нового. Бесполезно перечислять все, что сказано философами за последние сто с лишним лет о кризисе религиозного сознания и его последствиях. Поговорим лучше об исключениях из этого правила. Наш художник - один из тех счастливцев, «белых ворон», которые в катастрофическом секуляризованном времени остаются трансляторами красоты, как Божественной милости к человеку.
Все может измениться в нашем деморализованнном мире, кроме сердца, человеческой любви и желания познать божественное. «Живопись, как и поэзия, является частью божественного, люди чувствуют это сегодня с такой же силой как и раньше», - писал Марк Шагал. «Главное для меня - познание через любовь, любовь, которая есть везде и во всем, в трепетности человеческих взаимоотношений, в красоте мира», - расфилософствовался однажды Коля Журавель. Уловить созвучие двух этих высказываний, синхронистичность мироощущений - мир есть любовь - совсем несложно.
При всем при этом, Журавель справедливо не считает себя религиозным художником. Он всего-навсего проецирует свет. Если позволительно говорить с психоаналитической точки зрения о проекции тени на холст, почему бы не согласиться с проекцией света? Ведь душа - это не только тень.
Его просто завораживает ритуал легких прикосновений любви, освещенный старым искусством. В волнах мистического света младенец тянется к щеке матери, родители к ребенку. Он исповедует человечность как принцип божественных отношений. Члены святого семейства побегами обвивают друг друга, в интерпретации Журавля сюжет может называться «Прогулка» или «Детский садик». Рождение сына происходит в метафизическом времени. Это рождение Спасителя и рождение его сына Вовы одновременно.
Невозможно избавиться от своих исконных генов - в этом, пожалуй, и заключается феномен Николая Журавля. И мы приемлем то, что сакральные архетипы становятся «личным владением» этого художника. Избежать риска их профанации ему помогает искренность с самим собою. Невозможно говорить о «Любви к Сыну», не чувствуя ее так - всем своим существом.
Н.Журавель мыслит себя не только живописцем (как и большинство его коллег, время от времени заболевающих в угоду моде новыми видами искусства). Сенсацией, переросшей масштаб художественных кругов БЖ (популярная в народе аббревиатура Большой Житомирской), стал его проект «Сферограмма. Сферография.» Больше заумного языка этих псевдосциентизмов, изобретенных теоретиками, мне нравится авторская версия названия - «Игры со сферами».
Об этом «космическом» проекте, осуществленном пару лет тому назад, будут тосковать стены бывшей галереи внутреннего пользования в доме №25 по БЖ, ожидающие превращения в банальный офис или квартиру «нового украинца». Шары на призматических подставках, «трассферы», одни расписанные по отполированному левкасу, другие элегантно спеленутые во что-то белое - так выглядели космогонические модели Журавля. Забавно, что этому проекту нельзя было предъявить обвинения во вторичности, несамостоятельности мышления, обязательные для инвектив в адрес украинского актуального искусства. Возможно, потому, что Журавель говорил тогда не об актуальном, а о вечном - типичный символизм киевского формата, инфантильный и трогательный. Как все локальные «алхимики» и «астрологи», Коля сотворил символ целостности, своей конфигурацией аналогизирующий с гармонией космоса. «Символ окрыляющей мечты о бесконечном пространстве», - как он сам изволил выразиться.
Следы игр со сферами - «шарики», явно нефункциональные крылья, напоминающие о печальной судьбе Икара, - делали мастерскую Журавля уникальной в своем роде. «Зачем все эти сферы загромождают пространство?» - спросила я однажды. В ответ хозяин студии запустил свой шарик-мобиль, осторожно прикоснулся к нему кончиками пальцев, явно наслаждаясь тактильными ощущениями сего священнодействия: «Затем, чтобы ощущать нежность его поверхности».
Не буду чрезмерно лакировать, идеализировать образ нашего героя - созерцателя божественных истин. Его активная жизнь не менее увлекательна, чем его творчество. Я попросила Николая на десерт рассказать пару приличных анекдотов о себе самом (исключая дикие выходки и кровавые розыгрыши имевшие место быть), дабы развеселить читающую публику. Но он смущенно отнекивался - мол, и так всем жить хорошо и весело, да и неплохо было бы сохранить некую интригующую недосказанность. Уважая его скромность и желание интриговать, позволю себе только один, но красноречивый пример. Получив I премию на Всеукраинском триеннале живописи, он развернул душу во всю ширь - премиальные деньги прокутил с друзьями, с ветерком прокатившись по Днепру «на кораблике».
Тоже, кстати, был ритуальный жест, замечает Коля. Кораблик - это образ праздника. Есть у него такая бело-голубая, жизнерадостная картинка «Заблудившийся кораблик». В синем уютном заливе, где никогда не бывает бурь, плывет игрушечный кораблик. В небе пролетают ангелы, на земле счастливо живут люди - и никаких бед в том мире просто не существует.