Сцена из спектакля «Лжец» |
В Болгарии, в Национальном театре имени Ивана Вазова, прямо у служебного входа стоит корзина с интригующей надписью «Для пьес, сценариев и рассказов» — отнюдь не братская могила неудачных опусов, а хранилище, из которого постоянно пополняется репертуар театра. В киевских театрах такой сокровищницы попросту нет, как нет и оравы бойких молодых драматургов, готовых ее наполнить. Поэтому в большинстве столичных храмов Мельпомены репертуарная политика заключается в лавировании между «модерновыми» интерпретациями старой доброй классики и вульгарной развлекаловкой. Репертуар обновляется верными и испытанными текстами: пьесами Гоголя, «Шельменко-денщиком» Квитки-Основьяненко, иногда — Шекспиром, Мольером или украинской классикой, но чаще всего комедиями с убогой бытовой подкладкой. Острый диалог между современной драматургией и театром уступил место неторопливой беседе театра и классики — благо, последняя никогда не подведет, а при общении с текстами нынешних драматургов, в особенности — молодых, всегда есть степень риска, на которую не каждый театр отважится.
Отважившихся можно пересчитать по пальцам — в Молодом театре взяли на вооружение пьесу Максима Курочкина «Стальова воля», в Русской драме актриса Оксана Мелешкина поставила по собственной пьесе «Электру, или царские разборки», кстати «У.Б.Н» — спектакль с геростратовской славой — тоже по произведению молодого драматурга Галины Тельнюк. Да, еще на «Березіллі» показали спектакль «Лжец» по сценарию А.Ирванца (режиссер-постановщик А.Критенко), который в будущем театральном сезоне собираются продемонстрировать публике и в Театре драмы и комедии на Левом берегу Днепра. С Максимом Курочкиным все понятно — этот удачливый драматург выехал на гребне меньшиковской «Кухни» и теперь на родине — герой и триумфатор, что, впрочем, еще не свидетельствует о неоспоримой гениальности его текстов. Оксана Мелешкина — человек в Русской драме не чужой, и интерес к ее драматургическим усилиям в стенах этого театра тоже вполне объясним. Что касается пьесы Галины Тельнюк, то это убогое в художественном отношении, но зато предельно политизированное творение и пьесой-то назвать нельзя. По крайней мере, хорошо сделанной...
Что ж, нет предложения — нет и спроса, завлиты могут расслабиться и по-прежнему ставить классику вперемежку с американизированными шоу. Корзин с надписью «Для пьес» на служебном входе тоже можно не устанавливать, равно как и провоцировать молодых драматургов на диалог. Да и зачем — если есть «Украдене щастя» и «Ревизор»? Классики на всех хватит.
Хватит-то хватит, но больно уж однообразный в киевских театрах репертуар. Вот, к примеру, тот же «Ревизор». Этой пьесе Гоголя чрезвычайно повезло — ее поставили и в Русской драме, и в Молодом театре, правда, в последнем гоголевский текст скрестили с «Хулием Хурыной» Кулиша. «Шельменко-денщика» сыграли и в Молодом театре, и в «Дахе», и в Театре имени Франко — и это не говоря уже о гастролерах, которые привозят в Киев все тех же «Чаек» и «Гамлетов».
Театр драмы и комедии на Левом берегу решил соригинальничать и вспомнить о том, что кроме золотого века украинской и русской классики есть еще и серебряный. В новом сезоне мы увидим первую киевскую интерпретацию трагедии Николая Гумилева «Отравленная туника». В России, особенно в Петербурге, ее ставили неоднократно, как, впрочем, и в Севастополе, но в Киеве это произведение Гумилева на византийскую тему — неожиданный и приятный гость. Что ж, драматургическая традиция начала века — как украинская, так и русская — обширна, и можно надеяться, что в будущем сезоне к ней обратится не только Театр драмы и комедии.
Некогда тот же Театр на Левом берегу создал моду на Мюссе, которого Андре Моруа называл одним из лучших драматургов Франции. Правда, в интерпретации Дмитрия Богомазова от французского романтика, чувствительного и деликатного, почти ничего не осталось. Комедия «Прихоти Марианны» превратилась в манифест постмодерна, изощренный, но вполне профессиональный стеб над романтическими ценностями. В недавней постановке Богомазова по мотивам произведения Гофмана — спектакле «Sanctus», показанном на «Березіллі» — от автора, не чуждого немецкому романтизму, тоже остались рожки да ножки, хотя постановка — несомненно удачная.
Собственно говоря, для многих нынешних режиссеров пьесы — это даже не крепость, которую во что бы то ни стало нужно взять штурмом, а tabula rasa, мешок, в который они впихивают свои, не всегда свежие театральные фантазии. Таким образом, проблема репертура решается сама собой — ставить можно все что угодно, главное — режиссерская интерпретация. Жолдак, к примеру, берет классический текст и вытрясает из него содержание, так что «Тараса Бульбу» не отличишь от «Анны Карениной». Ну и что — дело ведь не в тексте, как утверждают жолдаковские приверженцы. Пали смертью храбрых «Три сестры» — туда им и дорога... Репертуар ведь не проблема, ищите режиссера!
Так есть ли у киевских театров репертуарная политика? Есть, но определяется она не качеством и идеологическим содержимым выбранных пьес, а режиссерскими прихотями, так что постановка классического текста частенько превращается в сцену насилия при многочисленных свидетелях. В общем, поклонникам Альфреда де Мюссе я бы не советовала ходить на «Прихоти Марианны», а вот те, кто не читал комедию, могут даже получить от постановки удовольствие. Поэтому, узнав о готовящейся премьере «Отравленной туники» в Театре на Левом берегу, я сначала обрадовалась, а потом испугалась: перефразируя профессора Преображенского, Бог знает, что они туда, в Гумилева, плеснут?! Может выйти хорошо, а может... Впрочем, будем надеяться на уважение режиссера к более чем заслуженному автору.
Впрочем, автор нынче — лицо забитое и горемычное, и приходится ему иногда похуже, чем Максудову из булгаковского «Театрального романа». На уважение или хотя бы понимание эгоцентричных режиссеров рассчитывать не приходится — они заняты собой, а не каким-то там Гоголем. В результате у некоторых особо рьяных читателей возникает отвращение к театру — ведь именно здесь их любимых авторов режиссеры-Базаровы режут, как лягушек. Так что же, репертуарная политика состоит в надругательстве над этим самым репертуаром? А как же крики «Автора! Автора!», некогда потрясавшие театральные залы? Неужели они ушли в прошлое? Меньшиков, вытащивший на сцену Максима Курочкина для того, чтобы зрители похлопали и автору пьесы, выглядел приятным исключением. Большинству режиссеров не до таких архаичных нежностей. Самим аплодисментов не хватает.
Все эти малоприятные моменты приводят к однообразию репертуара в киевских театрах, а зачастую — к его невыигрышности. О выверенной репертуарной политике и говорить не приходится. Если к репертуару относиться без должного пиетета, то репертуарная политика превратится в фикцию, о которой будут много рассуждать на пресс-конференциях и фуршетах, пока кто-то не обнаружит, что король голый. Нынче король голый, вернее, прикрывается фиговым листком пустой болтовни.
Завлиты мило беседуют с журналистами, раздают контрамарки, но всерьез на сложившуюся ситуацию повлиять не могут. Ведь чтобы повлиять, нужно разобраться с постмодернистской системой театральных ценностей, в которой режиссер — принц, а автор — нищий. И не просто уговорить принца поменяться с нищим одеждой, а вдохновить обоих на равноправное служение общему делу — Театру. Если, конечно, таковое потребуется.