Грузинский сценарист и режиссер — один из постоянных гостей Открытого российского кинофестиваля «Кинотавр». Его пронизанные юмором притчевые короткометражки — «Пловец», «Кувшин», «Городок Анара» — с ностальгией вспоминают и сегодня, через несколько десятилетий после их создания. По сценариям Ираклия Квирикадзе сняты фильмы «Лимита», «Лунный папа», «1001 рецепт влюблённого повара», «27 потерянных поцелуев» и многие другие.
— Ираклий, вы — известный режиссер, ваше имя как автора сценария в титрах картины — гарантия качества. А посмотрев на «Кинотавре» совершенно уникальный по форме фильм-концерт Рустама Хамдамова «Вокальные параллели», я узнала, что вы имеете к его монтажу непосредственное отношение. Более того, оказывается, вас издавна называют «фанатом» или «доктором» монтажа. Кто же вы на самом деле? Какая профессия в вас превалирует?
— Я и сам запутался, кто же я в действительности. Вспоминается фильм «Кто вы, доктор Зорге?» Это обо мне…
Окончил режиссерский факультет, всегда любил писать. Из детства у меня, как, наверное, у каждого из нас, огромное количество воспоминаний, которые всё время гложат меня: «Почему я об этом не рассказываю?»
Даже когда работал как режиссер, всё время хотелось бросить камеру, уйти со съемочной площадки, забыть об актёрах, их бесконечных капризах… Руки, что называется, сами просились к перу, перо к бумаге. И судьба подбросила мне шанс. Так случилось, что существовавшая в советские времена организация Госкино изъяла из проката мой фильм «Пловец». Меня, как говорится, публично отхлестали по щекам за неправильный образ мышления и сняли с меня «погоны» режиссера…
— Вы переживали?
— Я стал писать, писать, писать… Эта графомания преследует меня по сей день. По моим сценариям вышло уже очень много фильмов, огромное количество написанного ждёт своего времени…
Правда, сегодня я уже тоскую по режиссуре. Ведь когда что-то пишешь, одновременно снимаешь своё кино, но только увидев его на экране, получаешь удовлетворение.
А монтажу я учился во ВГИКе, у замечательного педагога Иосифа Давидовича Гордона. Он меня очень хвалил (а когда ты ещё никто, это чрезвычайно важно, согласитесь!), и я полюбил монтаж всей душой. Ночи проводил в монтажной, изучал, как «клеют» плёнку великие мастера — Бергман, Феллини, Антониони. Вот тогда-то и стал фанатом монтажа. А когда после института начал снимать в Грузии свои фильмы — «Кувшин», «Городок Анара», того же «Пловца», — уже точно знал, как можно монтажом исправить неточности и шероховатости в картине. Даже как плохую игру актёров сделать лучше. Именно в те времена пошла молва, что Квирикадзе может всё исправить. Была, например, история, когда Абуладзе, великий Тенгиз Абуладзе, снявший тогда «Древо желания», пришел ко мне в монтажную и попросил посмотреть на фильм свежим глазом, сократить его, потому что самому было жалко каждый кадр. Я засел за монтажный стол на три дня: то размахивал топором, то резал скальпелем… И в итоге получился изумительный материал, который был поначалу немножко рыхлым.
Затем я неоднократно занимался подобной реанимацией. Но, как правило, не ставил свою фамилию в титрах фильма. Делал эту работу анонимно, поскольку она не была моей основной профессией.
— В связи с вашей основной профессией не могу не спросить: почему у веселой, жизнелюбивой, хлебосольной нации всегда грустное кино, хоть и пропитанное тонким юмором?
— О, это нужно очень глубоко уходить в историю. Жанр трагикомедии всегда был любим грузинским народом, близок грузинской ментальности, типичен для грузинского искусства. Ведь Грузия веками, даже тысячелетиями подвергалась бесконечным нападениям врагов. А когда избавлялась от них — воцарялся культ вина, веселья, песен, танцев. Вот это балансирование между естественным радостным существованием и противоестественным, под игом завоевателей, и создало своеобразную модель жизни: веселье — грусть, радость — печаль, комедия — трагедия. Хотя, может, это присуще всем народам, не знаю…
— Вы давно не живете в Грузии, но грузинские истории, по вашим же словам, с лёгкостью переносите то на бразильскую, то на таджикскую, то еще на какую-то другую почву. А нет ли детских воспоминаний, которые можно перенести лишь в грузинское кино?
— Это правда, я легко манипулирую понятием «истинно грузинское». И где бы ни писал сценарий — в России ли, на Западе ли, в основе всегда есть зерно — это грузинская история.
Понял я это давно, ещё во времена работы над фильмом «Кувшин», когда — наоборот — историю итальянца Луиджи Пиранделло перенёс в Грузию и заметил, что грузинские и итальянские виноградники похожи друг на друга, а грузины, как и итальянцы, родственны своим отношением к виноградной лозе, к вину и т.д.
И когда ко мне обратился один немецкий продюсер, который работал с Кустурицей и многими другими всемирно известными режиссерами, и попросил придумать сценарий для таджикского режиссера Бахтияра Худойназарова, я вспомнил, что в провинциальном городке моего детства случилась такая история. У соседа-милиционера непонятно от кого забеременела дочка. Ей показалось, что её провожал заезжий актёр, которого след простыл. Для грузина, тем более милиционера, обесчещенная дочь — страшный позор. Он посадил её на мотоцикл и поехал по округе в поисках обидчика, ворвался во время спектакля на сцену, пытаясь задушить предполагаемого подлеца. И всё время спрашивал дочку: «Это он?..»
Конечно же, вся наша округа смеялась по этому поводу, а ведь у самого милиционера была дикая драма.
Я рассказал эту историю продюсеру, она ему понравилась. Перенёс действие в Таджикистан, где никогда не был. Переделал грузинские фамилии на таджикские, и сценарий был готов.
Позднее, когда Бахтияр Худойназаров снял по этому сценарию известный фильм «Лунный папа», все говорили о правдоподобности национального таджикского характера. И никто не верил, что я никогда не был в Таджикистане.
Или, например, у режиссера Наны Джорджадзе есть картина «1001 рецепт влюблённого повара». Кстати, Украина также принимала участие в её создании.
— И мы гордимся этим, потому что фильм номинировался на «Оскар».
— Совершенно верно, и почти получил его. Хотя в данном случае «почти» не считается…
Так вот, это история о пожилом французском кулинаре, который приехал в Грузию и влюбился в молодую грузинскую княжну. Открыл ресторан, процветал, но пришла революция — ресторан сожгли, повара-француза переселили на чердак, а внизу красногвардейцы устроили солдатскую «столовку». Оттуда доносились скверные запахи, которые истинный гурман не мог переносить. А поскольку он был уже так стар, что не спускался с чердака, то на бельевой верёвке опускал вниз пикантные рецепты своему пролетарскому коллеге.
Это тоже достоверная история, которую я запомнил с детства. Правда, в ней повар был не французом, но так как главную роль в фильме должен был играть Пьер Ришар, вопрос о национальности решился сам собой. Однако история, мне кажется, ничего не потеряла.
— Кстати, режиссер фильма «1001 рецепт влюблённого повара» Нана Джорджадзе «по совместительству» ваша жена? Как девочке из грузинской семьи пришла в голову мысль заняться такой мужской профессией как кинорежиссура?
— Она была отчаянной сорвиголовой в юности. Занималась мотоспортом, выигрывала чемпионаты Грузии по мотогонкам. Режиссуре ко мне на курс пришла учиться, уже будучи архитектором. А я в то время купил машину, но совершенно не мог водить. И Нана однажды предложила дать мне урок вождения. Мы уехали после лекций на Тбилисское море, вокруг которого было шоссе, протяженностью 26 или 27 километров. Перед тем, как сесть за руль, я — в то время человек спортивный — решил похвастаться (она мне очень нравилась!), что смогу пробежать это расстояние. Нана рассмеялась. Я вышел из машины и побежал, а она потихонечку ехала за мной на машине. Длилось это мучение часа два с половиной — три. Под конец я уже зубами вгрызался в воздух, чтобы не упасть. Добежал. Это была моя большая победа. В тот же вечер я сделал ей предложение. Вот с того дня наш совместный марафон и продолжается…