Елена Яковлева |
В родном Харькове Елена Яковлева перепробовала себя в разных профессиях и чуть не стала финансистом. Но давняя мечта стать артисткой не давала покоя и позвала ее в Москву — в тот самый год, когда столица принимала Олимпиаду-80, а стало быть, поражала приезжих и самих москвичей своей чистотой и свободно лежащей на прилавках финской колбасой. Лена влюбилась в Москву с первого взгляда, поступила в театральный институт и оказалась на сцене театра «Современник», который стал для актрисы родным домом. Там же она нашла и свое счастье. Ее брак с актером «Современника» Валерием Шальных считается в театре образцово-показательным. И несмотря на то что в театре Елену Яковлеву считают звездой и примой, она такое мнение окружающих не разделяет.
— Лена, зрители, как правило, представляют себе актрису в жизни в дорогих меха и сверкающих бриллиантах. К вам подходит такой стереотип?
— Скорее нет. К мехам я абсолютно равнодушна. Хотя, когда вижу красивую вещь и она мне очень нравится, стараюсь ее приобрести.
— А насколько вы нуждаетесь в друзьях, в признании?
— Друзей у меня немного, они очень давно со мной и я удовлетворена этим общением. А что касается «вращения» в обществе, то я от него очень устаю и стараюсь этого по возможности избегать. Хочется побыть одной, со своей семьей.
— Что для вас важнее — кино или театр?
— Безусловно театр. Только на сцене я могу получить ощущение благодарности. Когда вижу глаза зрителей, то единение, которое бывает только в театре, слышу аплодисменты, я счастлива и мне уже больше ничего не нужно. А кино — сегодня оно есть, а завтра нет. Там приходится выбирать сценарии, режиссеров, наконец, партнеров. Для того чтобы было комфортно работать на съемочной площадке, нужно окружить себя друзьями.
— Александра Маринина на презентации сериала «Каменская» призналась, что, увидев вас на экране в роли Насти Каменской, была поражена тем, насколько вы органично вписались в образ этой героини. Похожи ли вы на Каменскую в жизни?
— Я так же, как и она, много курю и пью кофе. Это меня очень объединяет и с Каменской, и с самой Марининой. Когда мы встречаемся, то обнаруживается, что, не сговариваясь, практически одинаково одеты, — черные брючные костюмы, темные туфли, сигареты одинаковые — только у нее с ментолом, а у меня без. Обе выпиваем бесчисленное количество чашек кофе и, где бы мы ни были, нам всегда несут «Мартини». Хотя я не такой уж и любитель этого напитка, но рука уже сама тянется. Если уж меня отождествляют с Каменской, то вроде это надо делать.
— Вы немало сыграли громких и запоминающихся персонажей в кино и в театре. Тем не менее, настоящую известность вам принесла роль интердевочки в фильме Петра Тодоровского. Как вы относитесь к тому, что зрители до сих пор связывают вашу фамилию именно с этой ролью?
— «Интердевочка» была 13 лет назад, но я до сих пор благодарна этой картине за то, что столько лет рядом с моей фамилией пишется «Интердевочка». Сначала «Интердевочка» стала мамой, а теперь вот превратилась в следователя Каменскую. Я думаю, каждому актеру приятно, когда есть картина, по которой его узнают, пусть даже ругают. Для меня именно с этой картины началось большое знакомство с кинематографом.
— Как же получилось, что скромная, строго воспитанная девушка из провинции согласилась во времена «железного занавеса» сыграть такую откровенную роль?
— Я помню, что получила сценарий фильма на вахте театра «Современник». Его прислал Петр Ефимович Тодоровский с приглашением прийти на пробы на роль Тани Зайцевой. Тогда у меня была перед глазами только одна единственная фамилия — Тодоровский, ведь это «Военно-полевой роман» и еще много других любимых мною картин. Поэтому буквально на следующий день побежала на пробы, предварительно накрасившись и соответственно одевшись для такого случая. Но, войдя в метро, поняла, что дальше пройти не смогу: на меня все люди оборачивались. Я быстренько вернулась домой, умылась, переоделась в свои любимые джинсы и свитер и только тогда поехала на студию. И тут, увидев меня, обожаемый мною Петр Ефимович на моих глазах превратился в настоящего монстра. Он кричал на ассистентку Таню: «Ты в своем уме, кого ты привела? Ты водишь уже полгода артистов на эту роль, ты на них смотришь или нет? Разве она похожа на проститутку?» И тогда я пожалела, что не осмелилась проехать в метро в том боевом раскрасе. Я начала его уговаривать, надо мной, мол, поработают гримеры, но Тодоровский сказал: «Вы извините меня, у вас нет того элементарного, что есть у них». Я обиженно спрашиваю: «Интересное дело, что ж такого у меня нет, что есть у них?» А он, уставившись на мою худощавую фигуру, говорит: «Извините, конечно, вы в этом не виноваты, но зритель все-таки должен на что-то смотреть. Это же двухсерийная картина. А у вас нет ничего ни тут, ни там!»
— И как же вы пережили такой отказ?
— Я, конечно, ужасно расстроилась, так как поняла, что за короткий отрезок времени при всем желании не смогу нарастить себе «это» в определенных местах. Тем не менее, раз уж пришла, то уговорила послать меня на фотопробы. А тут еще и фотограф меня добила: «Боже мой, ну вы только посмотрите на нее, пришла пробоваться на такую роль и даже плечиком повести не может!» Потом мне сказали, что моя фотография была вся исколота булавками. У Тодоровского был огромный черный стенд, на который он вывешивал фото всех претендентов на роли. Так вот, мою фотографию он все время снимал и вешал.
— На пробы вы все-таки попали...
— Это было ужасно. Передо мной уже прошло десять претенденток на роль Тани Зайцевой. А когда дошла очередь до меня, то уставший Тодоровский сократил сцену прощания Тани с матерью до одной фразы: «Мамочка, я не от тебя уезжаю, я от себя уезжаю!» После этих слов я должна была повернуться спиной к камере и заплакать, а потом, как обычно в конце отснятого кадра, звучит команда «Стоп!». Так вот, я несколько раз проговаривала эту фразу, несколько раз отворачивалась, бросала чемодан, и уже начала рыдать, по-настоящему, а команды «Стоп!» все нет. В конце концов я не выдержала и говорю: «Петр Ефимович, может быть хватит издеваться?» А он из темноты говорит: «Ах да, извините, засмотрелся». После чего я поняла, что он поменял свое отношение ко мне.
— Так значит, обошлось с «тем элементарным, что есть у них»?
— Ничего не обошлось. Пока я учила шведский язык (хотя это громко сказано — просто русскими буквами записывала шведские слова и зубрила их), Петр Ефимович все время приносил пончики, чай, пирожки, булочки и заставлял меня есть в надежде, что я все-таки приобрету нужные ему формы. А я от волнения еще больше похудела и расстраивалась ужасно. Он меня успокаивал: «Не переживай, даже самые великие артистки все равно делали себе это из поролона». Так и поступили. Я была необыкновенно горда, ходила по студии в своем костюме с «тем, что есть у них», на меня все мужчины оборачивались, цокали языками. Но однажды, уже на кинопробах, Петр Ефимович говорит: «Ну что ты как неживая. Повернись, покрутись...» Я так кокетливо повернулась, смотрю, все застыли. Оказывается, я повернулась, а вот мое платье с формами осталось на месте.
— После премьеры «Интердевочки» вы проснулись знаменитой. А как отразилась нахлынувшая популярность на вашей жизни?
— Однажды была смешная история. «Интердевочка» уже вышла, все о ней говорили, а вот меня никто не узнавал. Еду как-то в такси, и водитель, не узнав меня, стал рассказывать о достоинствах главной героини. Я приехала домой, звоню Тодоровскому и говорю: «Петр Ефимович, они все увидели то, чего у меня не хватало. Я такого о себе наслушалась, что даже стыдно пересказывать». Вот что значит великая сила искусства.
— А в жизни приходилось встречаться с женщинами этой профессии?
— Да, мы даже специально в Питере пошли в ресторан, чтобы на них посмотреть. Но, как выяснилось, они ничем от нас на тот момент не отличались. Единственное отличие — к ним почему-то подходили мужчины, а к нашей компании — нет.
— Однажды вы сказали, что очень не любите любовных сцен в постели ни в кино, ни в театре. А как же снялись в откровенных сценах в «Интердевочке»?
— Честно говоря, мне было очень трудно в них сниматься. Например, когда Ирина Розанова должна была меня пьяную вытаскивать из ванны, соответственно голую, я сразу сказала, что в этой сцене сниматься ниже плеч не буду. Показывать себя столь откровенно перед камерой для меня лично очень неудобно. Чувствуешь себя так, будто тебя грязью облили. После этого хочется скорее вымыться с ног до головы и чтобы тебя никто неделю не видел. А у Ирки была задача во что бы то ни стало вытащить меня из ванны перед камерой хотя бы по пояс. Она-то была девушкой в теле, сильной, и эта сцена превратилась в настоящую борьбу: она меня тащит, а я упираюсь. Было отснято безумное количество дорогой пленки «Кодак», но у Тодоровского так и не получилось меня обнажить.
— А как же сцена с японцем?
— Тут я сразу сказала, что у меня советское половое воспитание и изображать подобное не смогу. Но в итоге сцену сняли. Зритель видел только мою трясущуюся голову. Причем снималась эта сцена забавно, для меня по крайней мере. Я лежала, как бревно, на кровати, вымазанная глицерином, чтобы было видно, что я вспотела. За ноги меня дергал Петр Ефимович, тумбочку у кровати тряс ассистент, а кровать качалась от того, что оператор подложил под одну ножку дощечку. Еще один человек поднимал кровать. Мне было очень весело, когда я посчитала, сколько потребовалось мужчин, чтобы снять половой акт Зайцевой с японцем. Команда состояла из десяти мужчин во главе с режиссером.
— Многие актеры считают, что кино и театр — первостепенное, а уж потом семья. А что для вас важнее?
— У меня все наоборот. На первом месте семья, сын, муж, спокойствие моего дома, а уж потом работа.
— А как осуществляется процесс воспитания сына?
— До пяти лет мы его воспитывали по японской системе, то есть разрешали все. Вот хочется ребенку стучать по батарее, пусть стучит. Ведь он все равно больше пяти минут не будет по ней стучать. Эти пять минут можно и потерпеть, но, конечно, все должно быть в пределах разумного. Я чувствую, что Денис растет свободной личностью. Мы всегда спрашиваем у него совета. Например, когда я покупаю что-то в дом, он принимает в этом непосредственное участие. Нужно, чтобы ребенок с самого рождения чувствовал себя любимым и нужным в семье человеком. Чтобы он пил из той чашки, которая ему нравится, которую он сам выбирал в магазине. И так во всем. И сейчас, когда мы с мужем делаем по дому что-то без него, он очень обижается. Мне кажется, в этой системе что-то есть.
— А как вас воспитывала мама?
— Меня никогда не одергивали. Если я что-то делала не так, как подобает воспитанной девочке, мама чуть сильнее сжимала мою руку. И вот это сжимание руки осталось со мной на всю жизнь.
— Сейчас модно составлять свое генеалогическое древо. Вы занимаетесь этим?
— Да было такое. Но когда я дошла до одного человека, который сидел в политбюро и носил фамилию Яковлев, то бросила этим заниматься. Вдруг стало страшно, что и тот Яковлев, который участвовал в расправе над императорской семьей, тоже может быть моим предком.
— А присутствует ли в вашей жизни знаменитая актерская мистика?
— Я никогда на себе не испытывала ничего подобного, ни роковых ролей у меня не было, ни суеверных историй. Просто я всегда ставлю перед собой четкие разграничения — искусство одно, а жизнь — другое. Кто-то не ест ничего целый день, чтобы хорошо сыграть, кто-то перед выходом на сцену бьется головой о стенку, кто-то садится на сценарий. Я же далека от всего этого. Правда, иногда у меня бывают приятные минуты на сцене, когда забываю, что я — это я, и начинаю жить жизнью моей героини. Но этот актерский кайф, когда стирается грань между действительностью и игрой, бывает всего лишь мгновение. Как только заканчивается спектакль, я получаю свое количество аплодисментов и на этом все. Уходя со сцены, я должна опять стать нормальным человеком, любящей женой и хорошей матерью, а не идти по дороге домой в магазин в образе Марии Стюарт с отрубленной головой.
— Есть роль, о которой мечтаете?
— Всю жизнь мечтала сыграть Элизу Дулитл в «Пигмалионе». Но никогда об этом не говорила — это достаточно банально. Когда высказываешь мечту о какой-то работе, то заведомо напрашиваешься к режиссеру на эту роль. И вдруг, семь лет назад, Галина Борисовна Волчек подходит и говорит: «Лена, в следующем году будем ставить спектакль «Пигмалион». До сих пор он идет на сцене «Современника», и каждый раз я испытываю восхищение от того, что ощущаю свое присутствие на сцене в роли Элизы. Причем каждый раз спектакль идет при аншлаге. Всю жизнь мечтала сыграть Марию Стюарт. И вдруг взяли и поставили Шиллера. Я все свои мечты отношу не к мистике, как это делают многие актеры, а к безумной жажде что-то сделать. И никогда никому не говорю о своих мечтах. Может быть, поэтому они осуществляются.
— У вас очень интересный стиль одежды. Вы сами его создаете или же пользуетесь услугами профессионалов?
— Для меня модна та одежда, в которой удобно и хорошо. Я люблю что-то большое, мягкое, свободное, минимум косметики и украшений. Платье, туфли — это конечно очень красиво, и у меня все это есть. Если нужно, все это надеваю, но, посмотрев на себя в зеркало, через пять минут раздеваюсь. Предпочитаю брюки или джинсы со свитером, мягкую удобную обувь — в них чувствую себя свободно.
— А живность какая-нибудь в доме водится?
— У нас дома живет замечательное существо с длинными ушами — американский кокер-спаниель Грей, проще Гриша. Он очень старый, и поскольку появился еще до того, как родилась наша семья, считается самым главным. Спит он на моем месте, ест из моей тарелки, сидя на моем стуле. Причем никаких воспитательных моментов мы к Грише не применяем. Он вполне самостоятельный и воспитывается исключительно по японской системе, как Дениска. Может быть, поэтому он до сих пор такой веселый и забавный, совершенно не похожий на старую собаку. Когда мы выходим гулять, все спрашивают: «Сколько вашему щенку?» Гриша искренне считает себя в доме самым главным, а мы его — самым любимым.
— А как же главный член семьи принял в доме еще одного любимца, Дениса?
— Для Гриши это была трагедия. Всем своим видом он как бы говорил: «Ну зачем вы завели это крикливое существо? От него одни проблемы». Но когда он понял, что отходит на второй план, пошел на компромисс, стал пересматривать свое отношение к Денису. Теперь он его очень любит.
— Учитывая, что папа и мама актеры, кем хочет стать сын?
— Денис хочет быть палеонтологом, и мы всячески ему в этом способствуем. Например, все последние пять лет на даче мы занимаемся исключительно поисками останков мамонтов и динозавров. У нас на участке и вокруг него все изрыто, кругом сплошные раскопки. Однажды мы решили сделать сюрприз Денису. Думаем, ну сколько можно, три месяца ребенок роет и роет, а мамонтов все нет. И пока он не видел, спрятали в землю косточку, правда, куриную. Но Гриша выкопал ее раньше, чем Денис. Вот так и живем.
— Говорят, после рождения ребенка любая женщина сильно меняется, происходит некая переоценка ценностей. Как вы ощущаете себя в роли матери и актрисы одновременно?
— Для женщины-актрисы ребенок просто необходим. Сразу же появляется свобода от фанатичного отношения к театру. Вообще материнство и само рождение ребенка очень многое дает. Может быть, по мне не видно, но внутренне я ощущаю, что совершилось какое-то чудо.
— В спектаклях вы часто играете со своим мужем. Вам это не мешает?
— В этом отношении я сложный человек. Когда выхожу на сцену — Валера уже не муж. И он, скорее всего, это чувствует. Однажды он даже сказал мне шепотом во время спектакля: «Лен, ты чего меня не узнаешь?» А когда заканчивается спектакль, мы едем домой и все нормально. Нельзя вместе играть в театре и переносить эти отношения домой. У нас много совместных спектаклей, поэтому мы дома стараемся не говорить о работе, о ролях, о театре. Иначе можно сойти с ума.
— Вас часто узнают на улице?
— Я стараюсь, чтобы меня не узнавали. Но я ведь тоже бываю в магазинах, езжу в метро. Когда ко мне подходят и говорят: «Это вы?», отвечаю: «Нет». И часто слышу в ответ: «Еще и врет!»
— А вы никогда не задумывались о том, чтобы уйти из актерской профессии?
— Из этой профессии трудно уйти, даже если очень захотеть. Если ты хоть один раз понюхал запах кулис и увидел реакцию зала на то, что ты делаешь, все — ты раб этой профессии.
— Но ведь в лицедейском искусстве не всегда везет, порой своей главной роли актеры ждут десятилетия...
— Мне кажется, в этом и есть смысл профессии. В ожидании накапливаются силы, а когда появляется предложение, которое ты ждал всю жизнь, выплескиваешь весь свой талант. И этот всплеск, как правило, бывает самым ярким...