«В театре я ненавижу театр!» — черкнул однажды великий Станиславский. И, полагаю, не найти лучше цитаты к грядущему корпоративному празднику, коим является Международный день театра — 27 марта. В аккурат (и в унисон) совпадающий с первыми итогами нашего всенародного волеизъявления. В таком случае отчего-то инерционно «рихтуют» наших ведущих политиков под стандарты-ранжиры сценических архетипов... Этот политик, дескать, сошел бы за Гамлета: в думах своих философских да деяниях рефлексивных. А этот за Шейлока — коварного, изворотливого. Та за прекрасную Диану, собаку, что сидит на сене: сама не гам, другим не дам.
Банален и поверхностен сей фантазийный пасьянс. Многим «деятелям» все-таки место в подвале программок — там, где традиционно сообщают: «гости на балу», «в массовых сценах статисты театра». Тем более что ведь и «внутри», в самом «чреве» отечественного театра — не меньше политического... В последнее время даже больше, чем хочется. Субъективная попытка вычленить условную обойму «самых влиятельных лиц украинской сцены образца 2006-го», поверьте, занятие, довольно отдаленное от художественных материй или творческих тенденций, которые на что-то (или на кого-то) сильно влияют. На что могут повлиять, к примеру, режиссеры Шулаков, Лисовец, Одинокий? — Только на кассу конкретных театров, где идут их спектакли. Или на что повлияет министр Лиховый, если его интересуют в основном музеи? Впрочем, и театр, преодолевший первую «пятилетку» нового века, не то чтобы уж очень потрясал или трагически огорчал. Он жил и варился в собственном соку. Часто выпуская из-под крышки скандальный пар (пиар)… Этот театр (как некая условно образная целостность) больше всех на свете явно любит только себя. Поскольку часто и глух, и слеп, и равнодушен к тому, что происходит вокруг и даже не смотрит дальше его собственного носа. Очень удивлюсь, если кто-нибудь из ныне активно действующих на наших подмостках вершителей судеб (в том числе и упомянутых в этих заметках) знает, например, о том, что в мире сегодня активно модны и весьма востребованы такие имена, как Сара Кейн, Марк Равенхилл, Джон Патрик Шенли, Мак-Донах… Или на худой конец хоть братья Пресняковы, которые агрессивно сочиняют ерническую чернуху о метаморфозах быта и сознания постсоветской глубинки, и этот товар пользуется невероятным спросом как в центре Российской Федерации, так и во всей Европе. Наш театр сам строит для себя «границы» и сам же себе назначает то «врагов», то «покровителей». Ему хорошо с самим собой. Ему не хочется мешать заниматься этим самоудовольствием… Но его и не всегда хочется за это любить (см. Станиславского). Поскольку есть здания, репертуары, бесконечные «влияния», даже вливания — нет театральности. Самого загадочного и нематериального состояния. О нем, помню, даже в застойные годы активно полемизировали на страницах толстых томиков журнала «Театр».
Не все персонажи, о которых речь ниже, создают «театральность», не всегда играют, не все из них ставят. Но, несомненно, они во многом влияют на текущее состояние дел отечественной сцены. На этих людях завязаны определенные механизмы театральной жизни. От них во многом зависит, чем будет жить и чем будет дышать украинская сцена и сегодня, и завтра, и не испустит ли она (сцена) после их «влияний» последнее издыхание.
«Властелин колец»
Александр Быструшкин — претендент на одну из самых «золотых» страниц в Книге рекордов Гиннесса. Никто ни до него и, возможно, после него не сподобится столь длительный период влиять на театральную культуру в столице и непосредственно управлять ею же согласно занимаемой должности. Г-н Быструшкин почти 13 лет на ключевом чиновничьем посту в кресле главы культурного ведомства Киева. Муниципальные театры — его вотчина и «поле» его активной деятельности. Он полностью контролирует театральную премию «Киевская пектораль». За время своего управленческого стажа он немало построил, но что-то и ломал. В нем за эти годы все-таки не умер актер (театра имени Ивана Франко). И ярко выраженные лицедейские качества помогают ему живо маневрировать в зависимости от перемены политдекораций, а то и плясать по канату, порою, без страховки. Регулярные бурные волны любви-охлаждения со стороны его непосредственного шефа Александра Омельченко всегда сменялись штилем и превращались для чиновника в сплошное «озеро надежды». И надежда умирала последней. Громкий театральный скандал, связанный с господином Быструшкиным, заглох еще в 2002-м, когда шла война за киевскую оперетту и труппа сражалась с неугодным директором Иваном Хариной (очень преданным Быструшкину человеком). Борьба тогда завершилась изгнанием… талантливого главного режиссера (Виктора Шулакова), а впоследствии и директора Харины. Один после этих скандалов пережил операцию на сердце. Другой благодаря Быструшкину получил хлебное место очередного директора в последовательно созидаемом нынче Малом оперном театре имени Евгении Мирошниченко (в здании бывшего клуба трамвайщиков). Но головная боль в связи с опереттой и после этого для чиновника не закончилась. Потому что в музтеатре опять гнойный фурункул, который вскоре может вскрыться… Очередные ноты протеста очередным руководителем (Богданом Струтинским) снова раздаются в кулуарах. Потому что мало новых постановок и никак не выстраивается репертуарная политика с участием худсовета. Быструшкину, должно быть, еще предстоит расхлебывать и эту «кашу» (если после выборов все будет хорошо). И все же, если кто-нибудь когда-нибудь на Страшном суде его вызовет на ковер, чтоб узнать о грехах и подвигах ратных… То о последних (о подвигах), положа руку на сердце, он может браво рапортовать: «Кукольный театр — это и моя заслуга!» Тут уж действительно от производственных успехов не спрячешься. Потому что почти за год при неусыпном контроле и кураторстве главного культуправленца на холме по улице Грушевского вырос просто чудо-дворец, почти сказочное произведение зодческого искусства (стоимостью примерно в 100 млн. грн.). Все прекрасно — зал, фойе, интерьеры, подвешенные на ниточке куклы на одной из стен. Если не были — обязательно сходите и посмотрите. Это один из лучших киевских театров — внешне.
«Первый учитель»
Эдуард Митницкий многим дал надежду... На будущее. Он не теоретически, а практически повлиял на украинскую театральную школу. Его ученики — Алексей Лисовец, Юрий Одинокий, Дмитрий Богомазов и некоторые другие — сегодня очень востребованные постановщики (у некоторых появились даже признаки «маститости»). Актеры Театра драмы и комедии на Левом берегу под руководством Митницкого сегодня также невероятно «ходовой товар» в набирающем обороты нашем кинопроизводстве. Кажется, что снимают только одну лишь труппу Митницкого: Владимир Горянский, Виталий Линецкий, Олег Масленников, Алла Масленникова, Дарья Лобода и многие другие… Все они снимаются бесконечно. И порою очень беспечно для своих же актерских репутаций. Одна из самых заметных постановок этого театрального сезона опять-таки «Левом» — «Ромео и Джульетта» в режиссуре Алексея Лисовца, которого, по моим сведениям, уже заманивают в Санкт-Петербург снимать телефильмы (после довольно успешного теледебюта режиссера в новогодней комедии «Кушать подано»). Двери этого театра постоянно открыты для талантливых людей. И они стучат в эти двери, несмотря на скромные зарплаты, «непрестижное» месторасположение здания… То, что театр Митницкого не в центре города, еще не значит, что он не в центре процесса.
«Турецкий гамбит»
Дмитрий Табачник играет по-крупному. Ставки высоки, игра — системна. Дмитрий Владимирович — это Русская драма образца последних тринадцати лет (кто «девушку» танцует, тот ее и ужинает), без имени на фронтоне, но с буквальным и определяющим его присутствием в «артериальной» системе коллектива. История, в общем, известна. Сюжет с налетом политики, амбиций, разговоров о «высокой духовности». Преамбула — заря 90-х ХХ века. Тогдашний главреж Русской драмы Эдуард Митницкий ставит «Чайку» Чехова. Машу (которая всегда ходит в черном) репетирует супруга Дмитрия Владимировича (ныне народная артистка Украины, России, академик, лауреат, профессор и т.д. и т.п.). Одна из сцен во время репетиций становится не просто сценой раздора (режиссер предлагает актрисе обнажится в определенном эмоциональном эпизоде, она отказывается), а превращается в батальную фреску с последующими атаками и контрнаступлениями. Политика впоследствии берет искусство за шкирку. В «Рабочей газете» появляется не очень деликатная статья о Митницком и Роговцевой, в авторстве которой подозревают сами понимаете кого... Затем — суды, вражда. Затем — выборы (Кучма). И, как впоследствии напишет уже одна российская газета, «противостояние в театре разрешилось в несколько ходов при активном содействии г-на Табачника… Для этого пришлось ни много ни мало сместить тогдашнего министра культуры Ивана Дзюбу, крупнейшего культуролога, литературоведа, бывшего диссидента, упразднить в театре должность главного режиссера и предоставить театру статус национального (а это минимум двойные оклады) с введением должности худрука-гендиректора. Именно при таких обстоятельствах на эту должность и был назначен Михаил Резникович» (конец цитаты).
Наши театральные круги склонны демонизировать личность Табачника, занимавшего ключевые посты в государстве и так любившего театр, что порою очень хотелось, чтобы этой любви было меньше... Недоброжелатели упрекали его в том, что репертуар подчинен только одной артистке. А доброжелатели отмечали широкие меценатские жесты. Поскольку, уверен, не без его помощи Русская драма осуществляла самые разные, в том числе и очень дорогостоящие проекты, гастроли. Година серьезных испытаний для театра и его патрона наступила весной 2005-го. Обличения с парламентской трибуны тогдашнего министра культуры Билозир… Образцово-показательные «выступления» Генпрокуратуры в отношении хоздеятельности г-на Резниковича (аренды, буфеты, общежития, охрана)... Попытка разделения его должностей, а то и удаления из художественно-руководящего кресла… Все это уже история, друзья мои. Но полагаю, именно в тот момент г-н Табачник мобилизует все свои внутренние и иные резервы. И, проиграв (как один из участников) большую политическую битву в конце 2004-го в должности вице-премьера по гуманитарным вопросам, он блистательно выигрывает ответственное театральное сражение: за Русскую драму! За родину! За Резниковича! «Так не доставайся же ты никому!» — цитата Островского из «Бесприданницы» не для него. Потому что Русская драма достается кому надо — героическому трудовому коллективу то есть. Игра была тонкая. Построенная по принципу судебно-«ядерной» реакции, когда каждое решение Минкульта по Русской драме мгновенно оспаривалось — то в Фастове, то еще где-нибудь… И г-жа Билозир, проиграв вчистую, лишь удивленно хлопала ресницами, а затем даже в Феофанию попала после неравной схватки. А там и до нынешней предвыборной кампании было рукой подать, придав скандалу яркий политокрас и запустив по ходу гремучую пиар-машину. Оппоненты г-на Табачника пытались было объяснить его столь успешный «гамбит» довольно тесными отношениями с г-ном Третьяковым, особе, приближенной к «императору», благодаря влиянию которого якобы в Русскую драму наконец-то и вернулись мир, покой и прежние распределения. Не знаю, не уверен… Да и глубже все, как мне кажется. Только наивные полагают, что это лишь успешно разыгранная пьеса в стиле «Идеальный муж»: все для жены, все для искусства… А я-то уверен, что в данном «гамбите» замешаны и астральные силы и даже инфернальные призраки. Поскольку для экс-вице-премьера, как мне кажется, важен не столько театр, сколько сама Игра и еще некие зеркальные исторические отражения: а-ля король Людовик казнит и милует Мольера… Всмотревшись в эту бездну, сразу и ощущаешь, как бездна всматривается в тебя.
«Той, що греблі рве»
Андрей Жолдак оставил родину. Но память о нем жива. Харьковский драмтеатр имени Шевченко лишился рулевого (сегодня там выпускает премьеру «Ревизора» Юрий Одинокий, который так и не согласился после Жолдака принять пост худрука, а вошел в штат Театра имени Франко). А украинский театр (на время) лишился своего вечного раздражителя и даже «экстремиста». Жолдак, конечно, не давал здесь никому спокойно уснуть. Стучал то кулаком, то сапогом в различные учреждения с заявлениями: «Український театр мертвий! Це моя точка зору, яку я підтверджую особистим досвідом, тому що дуже багато бачу європейських вистав. Те, що називають українським театром сьогодні, — це обман. Це все театр 60—70-х минулого століття» (торжественная речь в «УНИАНе» в мае прошлого года).
Жолдак, несомненно, повлиял на украинский театр. Потому что в том мире, который за нашим окном, многие, наверно, только по Жолдаку (или Ступке) и судят об украинском театре. Реактивный и предприимчивый, лукавый и фантасмагоричный, он сделал все возможное (и невозможное), чтоб не только вспыхнуть, но и засветиться на европейских сценах, стать любимцем не только маргинальных фестивалей, но и крупных влиятельных форумов. На Киев он «влиял» не бесспорными, но талантливыми работами «Не боюся сірого вовка», «Кармен», «Три сестры»... Скандал в Харькове был отчасти спровоцирован шокирующей «Джульеттой»: герои Шекспира бродили по сцене в чем мать родила или копошились вокруг унитазов вместе со своими фекалиями. Крупный харьковский чиновник, говорят, был в шоке после этого зрелища. И провокативный спектакль, готовившийся на гастроли в Германию, стал как бы главной причиной расставания Жолдака с любимой родиной, а также поводом последующего конструирования им имиджа «гонимого», «непонятого», «отторгнутого». Все так и не так. Если вспомнить, как Жолдак в Харькове был почитаем и привечаем самим Кушнаревым (он за него и сейчас горой). Средства на спектакли ему находить удавалось всегда. А гастроли в Киеве, например, мощно спонсировал крупнейший металлургический комбинат в лице Сергея Цвека. Зерно коллизии, как мне кажется, в том, что Жолдак спал и видел себя непременно в ранге официальной руководящей и направляющей силы современного театрального процесса Украины. Не зря столько лжи и грязи было вылито на тех же франковцев… Но Жолдак мало сочетается с традиционными представлениями об адекватной «руководящей и направляющей силе». Жолдак — особая, чуть диковинная, страна на театральной карте. Его удел — безоглядный эксперимент, а не программная линия созидателя репертуарного театра. Его театральные ракурсы — это взгляд на жизнь не «сверху» (когда Бог, когда поиск истины, когда моральные дилеммы, когда внятная сценречь), а «снизу» — это «подвал», это только темная сторона нутра человека, это «опускание» человека туда, куда не опускаются даже сталкеры вместе с крысами, поскольку ниже — сплошная безысходность (кто видел его «Ивана Денисовича» и некоторые другие работы, тот вряд ли будет спорить). Но Жолдак как бы специально «забывает» или умышленно оболванивает некоторых наших восторженных театральных «воздыхателей» относительно того, что весь театральный мир и «сценическая Европа» в частности сегодня, понимаешь, только то и делают, что живут деструктивным театральным экспериментом (наподобие его постановок). Но я-то знаю: это не так. В последнее время особо ощутима тоска по психологическому театру. Тому самому «бытописательскому театру», который так преждевременно списали в утиль, потому, что нынче почти не осталось сил и талантов представить этот театр в его лучшем состоянии (как это было во времена Товстоногова, Ефремова, Гончарова). Да и Европа уже просто взвыла от разрушительных «низких истин», моля о «возвышающем обмане». Последний Авиньонский фестиваль, к примеру, был просто заклеймен западной прессой именно по этим причинам. «Нормальные зрители печальны, дезориентированы и измучены», — писал журнал Le Point. Газета L’Humanite констатировала: «Нынешние фестивали — это триумфы мастурбирующего аутизма». Le Figaro утверждала: «Театральные форумы сегодня переживают очень серьезные кризисы». Le Monde возмущалась: «Нет предела претенциозности и глупости». И это тоже та самая так ценимая Жолдаком «театральная Европа», которая наконец очумела от сценической экстатической жестокости, от навязываемых режиссерами человеческих пороков и телесных страданий, ставших «идеологией» и главными средствами сценической выразительности. Наверное, не случайно сегодня так желанен в «Комеди Франсез» тот же Петр Фоменко — режиссер-исследователь, режиссер-созидатель, а не деструктор. К сожалению, и у Жолдака в Европе не все складывается так, как он хотел бы (и я хотел бы тоже). Большие планы, видимо, строились в связи с «Медеей» по Еврипиду в немецком театре «Фольксбюне». Но спектакль Жолдака (с участием харьковских актеров) там шел недолго. «Нашим» быстро помахали ручкой… И они уехали несолоно хлебавши. А Жолдак в Германии, к сожалению, так и не сумел закрепиться. Как и в Испании, кстати, куда он, говорят, тоже вояжировал. Сегодня одаренный режиссер — «в Москве, в Москве». Там его поддерживает художник и продюсер Павел Каплевич. Хотя рассказы о том, что Жолдак вот-вот поставит шумный спектакль в «Современнике» с участием Галины Волчек, как-то сами собой поутихли…
«Хазяїн»
Марк Бровун — «региональная ария» отечественного театра. Исключительно в положительном смысле он — донецкий театральный «олигарх». Весьма просвещенный, творческий, вечно неуспокоенный, выстраивающий четкую линию «украинизации» своего музыкально-драматического театра. Г-н Бровун выступает и как «коллекционер» талантов. Нитка за ниткой и клок за клоком он выдергивает из пестрой нашей театральной свиты некоторые яркие «заплаты», пытается обустроить пришлых гениев у себя в Донецке, практически сразу же предлагая им жилплощадь и достойные зарплаты. К нему стремятся попасть многие актеры и режиссеры из других регионов. Но не всех зовет. Его труппа комплектуется с учетом и возрастных «законов жанра», и принципов амплуа (о чем сегодня многие напрочь забывают, тасуя одну и ту же колоду карт в своих труппах). Репертуар театра пестрый. Но не безобразный. Бешеным успехом пользуются спектакли по произведениям Старицкого, Котляревского. Работает несколько сценических площадок. Прочные связи в Донецке и Киеве. Активная деятельность помогла получить статус академического. Бровуна поддерживает СТД. Да и сам «хазяїн» всегда умел находить общий язык с влиятельными людьми (не только в театральной сфере). Правда, на этапе продвижения его театра к статусу «Национального» возникла временная заминка из-за конкуренции с Театром оперы и балета под руководством Писарева. Впрочем, это дело времени. Бровун же сделал ослепительную реконструкцию театрального здания. Недавно вернувшись с гастролей, Ада Николаевна Роговцева рассказывала мне взахлеб: «Ты обязан это увидеть! Это просто Эрмитаж! Я думала, в провинции все театры «убиты», а там, оказывается, ренессанс!» В 2003 году Бровун, режиссер Шулаков и коллектив донецкого театра получили Национальную премию имени Шевченко (спектакль «Енеїда») — это был важный и статусный для
г-на Бровуна рывок. Дескать, никакая мы не провинция в сравнении с Киевом, а творим только по-крупному, и историческими, понимаешь, мазками. Самая парадоксальная вещь — вечные аншлаги в этом донецком театре. Причем именно на украиноязычных спектаклях. Для одних объяснений этому феномену нет. Для многих ларчик открывается просто: зрелища там нескучные, живые, искрометные (несмотря на неизбежные издержки разностильности режиссерских почерков). По данным нашего Минкульта, именно Донецкая муздрама — рекордсмен по выполнению всех кассовых и производственных показателей в стране: посещаемость, заполняемость, раскупаемость и т.д. Так что еще неизвестно — где большая провинция.
«Призрак оперы»
Василий Вовкун, прежде известный режиссер эстрадно-массовых зрелищ, за реактивно короткое время стал невероятно влиятельным персонажем в сонме театральной элиты. Легким движением двух рук он поставил поочередно три серьезные оперные постановки — «Бал-маскарад» (Львов), «Поворот ключа» (Лондон—Киев), «Богдан Хмельницкий» (Донецк). Последняя работа стала эпохальной со всех точек зрения как для нашего нового театрального времени. Именно «Богдан Хмельницкий» Вовкуна во время одноразовой и очень пафосной «гастроли» в Киеве (только для своих) собрал в зале столичной Нацоперы практически весь центровой политсектор страны — президент, супруга президента, премьер-министр, спикер… Доселе ни один украинский спектакль (!) новая власть не посещала такими стройными рядами и не ласкала подобным вниманием. И над этим прецедентом, наверное, стоит задуматься. Та «проправительственная» постановка Вовкуна — как бы возврат к большому «сталинскому» стилю: массы, риторика, голые лозунги, либретто Корнейчука, музыка Данькевича (которая местами не очень ласкает слух)… Если сие — «эстетический заказ» новой власти, то как мне жить дальше с таким знанием о ее вкусах? А если это лишь образцово-показательная акция для того, чтобы увековечить донецкую оперу экономически выгодным статусом, то стоило ли тратить «миллионы» на одноразовый и бессмысленный переезд сотен артистов только лишь для того, чтобы президент с супругой посмотрели на это — и что-то решили (в смысле подписали…)? Целесообразней и дешевле, наверное, было бы поехать в Донецк уже самому президенту — и насладиться на месте. Все это не значит, что Вовкун — какой-то конъюнктурщик. Он действительно одаренный и неспокойный человек, а его желание разрыхлить неподнятую целину отечественного оперного жанра похвально и благородно (особенно, если вспомнить о режиссерском детсаде в нашей Нацопере). Господин Вовкун, что ни для кого не секрет, тесно общается с первой леди страны, в том числе и по вопросам ее Фонда. Это взаимодействие, безусловно, придает фигуре режиссера особый статусный блеск (я не утверждаю, что «придворный»). Но предполагают, что именно с подачи Вовкуна Донецкую оперу выдвинули на «Национальную», и это вызвало волну возмущения, даже коллективных писем «на местах», так как оперный театр в последнее время не мог похвастаться большими успехами. Вовкун печется, впрочем, не только о судьбах оперы, но и о конкретной творческой судьбе своей супруги, вмиг ставшей примой киевского Молодого театра, сыграв две главные женские роли мирового репертуара — Гедду Габлер и Елизавету Английскую (в «Марии Стюарт»). О качестве последней постановки можно было бы говорить долго и подробно… Поскольку более спекулятивной, абсолютно пустой по наполнению, сценическим приемам и «нулевым» актерским работам постановки театральный Киев не видел уже несколько сезонов.
«Бегущая по волнам»
Нелли Корниенко — руководитель Театрального центра Леся Курбаса. Известнейший теоретик. Доктор искусствоведения. Историк театра, чье мнение по многим художественным вопросам — на уровне «конституционного суда». Супруга Леся Танюка. Влиятельность г-жи Корниенко, помимо всех ее бесконечных теоретических изысканий, увлечений синергетикой, открытием новых экспериментальных «волн», сочинений солидных монографий по вопросам истории и философии, также и в том, что благодаря своей энергии и напористости она сумела обжить в центре Киева, на улице Владимирской, очень хорошее место и сделать там замечательный Театральный центр. Сегодня Центр Курбаса любим интеллигенцией и молодежью. Там идут спектакли малых форм (например, постановки львовского театра «У кошику»). Это редкое место, где могут встретиться интеллектуалы, творческие люди… Все меньше мест сегодня для таких встреч.
«Три товарища»
Богдан Бенюк — один из «углов» звонкого триптиха «Бенюк—Хостикоев—Сумская». Эта команда показала пример, пожалуй, самой успешной в Украине театральной антрепризы. Их спектакли не «сдулись» после первого, второго или третьего показа, а регулярно путешествуют по городам и весям — «Сеньор из высшего общества», «Белая ворона», «О людях и мышах». Предполагаю, что Бенюк — наиболее активная движущая сила в этом триумвирате. Допускаю, что именно Бенюк — «идеолог» известных «акций» троицы: как в связи с родным театром, так и относительно антрепризного «дела» целой компании, где Богдан Михайлович выступает крепким продюсером, осваивая основы «фандрайзинга»… В буквальном переводе это означает «подъем денег». На современном языке — это поиск спонсоров, которые Бенюку удается находить, в том числе и в фармацевтическом бизнесе. Сегодня, как и многие его коллеги, Бенюк увлекся политикой. Его выбор для многих удивителен, спорен. Но эту тему лучше оставить без комментариев.
«Каменный властелин»
Михаил Резникович, как ни странно, именно при «оранжевой» власти оказался более чем влиятельной персоной. Фигурой ключевой во многих позициях, если подразумевать большую шахматную политическую доску… За что отдельное спасибо Билозир, Сумской, Пискуну и т.д. До «революции» он режиссировал, гастролировал, руководил. После «революции» — почитай, целая «многоходовка»: еще большее укрепление абсолютных приоритетов внутри театра, четко выверенный политический вектор (смотрим на сити-лайты) и совершенно правильно сконструированная формула как бы «гонимого властью художника», который хочет обезопасить и себя, и театр, придя к еще большей власти, чтобы получить покой, «недоторканість» и возможность работать только во благо искусства. Но подлинная история Михаила Юрьевича в основе своей очень далека от «публицистичности»… На мой взгляд, это очень серьезная драма художника, умного и одаренного человека, очень искусного игрока — именно в той системе координат, которая по разным причинам выстроилась вокруг него: это система вынужденных компромиссов, ситуации «борьбы за выживание», борьбы за театр… Он создал безупречную управленческую вертикаль в подведомственном ему театре. Почти образец. Это целый механизм, где задействованы все кнопки, клавиши и на несколько шагов вперед предусмотрены многие комбинации… Но в театре нельзя «просчитать»… эмпирические вещи, об этом говорил еще Станиславский. Драматизм недавних событий в театре не в том, что попытались свести историю к политической «расправе». А в том, что в основе того конфликта, на мой взгляд, все же исключительно история личных счетов. Но подлинный драматизм даже не в этом… А в том, что во время строительства «своего театра», к сожалению, оказалось преждевременно разрушенным очень сильное звено — почти целое поколение талантливых актеров. Тех, кто по разным причинам покинул театр, хотя они могли бы создать нормальную творческую конкуренцию внутри огромной труппы, которая по-прежнему сражается с «ветряными мельницами» — уже на репетициях «Дон Кихота».
«Добрый человек из Сезуана»
Богдан Ступка «влияет» именем и «брэндом». Ступка — пароль. В СНГ, пожалуй, единственный из наших актеров, который столь известен и почитаем. Хотя дома, к сожалению, не все просто и не все понимают его стратегию. При этом Ступка только за последние сезоны сумел привлечь к работе в своем театре невероятный «спектр» режиссерских сил: Ануров, Стуруа, Петров, Маслобойщиков, Билозуб, Одинокий, Приходько… Богдан Сильвестрович, как мне кажется, пытается напомнить, что Театр Франко — это не только реалистическая, психологическая и бытовая линия отечественного театра, представленная Юрой, Алексидзе, Данченко, но и… Но это также память о такой фигуре, как Борис Глаголин, в 20-е годы ХХ века довольно радикально и экспериментально работавший у франковцев, а он представитель «левой» режиссуры, бунтарь, «формалист», чьи спектакли («Полум’ярі», «Собака на сіні», «МОБ») когда-то взрывали общественное спокойствие и толкали традиционный театр к поиску, провоцируя художественный «непокой». Когда не так давно прочитал в одной газете глупейший пассаж относительно того, что нынче в репертуаре франковцев оказывается сплошной «мусор», то стало не по себе. Стало противно… Это что ж за «мусор» — Сковорода и Котляревский, Франко и Квитка-Основьяненко, Шоу и Шекспир, Стриндберг и Гоголь? А ведь все это действующий репертуар. Низкие межклановые «обидки» и амбиции размывают уже остатки интеллигентности в людях, провоцируя невежество, хамство, клевету. Я не судья им, конечно. Я — свидетель. И прав. Потому что искренен.