В столице несколько дней гостил всемирно известный грузинский композитор Гия Канчели. Он выступил в посольстве Грузии, в Национальной филармонии. Его принимали радушно. Иначе и быть не могло… На слуху его легендарные мелодии из популярнейших фильмов «Мимино», «Кин-дза-дза», из спектакля БДТ «Ханума». Канчели сумел удивительным образом переплавить в своем творчестве дар автора симфонической, камерной музыки с талантом мелодиста, ритмы и напевы которого как ушли в народ, так и остались там жить. В эксклюзивном интервью «ЗН» режиссер рассказал о Роберте Стуруа, Георгии Товстоногове, Михаиле Ходорковском и о своем нынешнем восприятии общественно-политической «музыки».
— Гия Александрович, в Киеве не один сезон идет «Царь Эдип» на сцене театра имени Ивана Франко, к которому вы имеете прямое отношение…
— Да, я был не только у вас на премьере, a работал вместе с Робертом Стуруа и Богданом Ступкой. Хорошо запомнил весь период работы. Нам было и хорошо, и интересно...
— Стуруа в процессе работы сам определяет музыкальные темы или вы первый предлагаете?
— В театре и в кино ведущими бывают постановщики… А что касается сценографии, музыки — мы чувствуем себя скорее вспомогательным звеном.
— Это несправедливо, наверное? Ведь музыкальная тема порою задает и жанр, и настроение?
— Естественно. Но надо доверять музыкальному чутью того же Стуруа. Он, исходя из музыкального образа, может изменить любую мизансцену…
— Не пытались подсчитать, сколько у вас совместных работ со Стуруа?
— Мне легче посчитать, сколько раз мы не работали вместе! Может, всего пару раз. А так — больше тридцати спектаклей.
— А первая встреча?
— Это пьеса, которую написал сам Роберт вместе с одним актером… Она шла на Малой сцене Театра Руставели. Тогда он меня и пригласил впервые. Это было в начале 60-х. Следующая наша значительная работа — «Ханума». Знаменитый товстоноговский спектакль появился после того, как Георгий Александрович посмотрел нашу постановку.
— Наверное, не многие об этом знают...
— При всем моем преклонении перед Товстоноговым, разница между этими постановками — огромная. И я бы многое отдал, чтобы в титрах экранизированного товстоноговского спектакля не было моей фамилии…
— Это почему же? Прекрасная экранизация. До сих пор поют — «Как базара без хурмы, свадьбы нет без Ханумы…» Или «Грех на земле жить, грех холостым быть…»
— Когда Георгий Александрович пригласил меня в БДТ, в оркестровой яме обычно сидели несколько музыкантов. В драматическом театре при идущих в записи оркестровых номерах это воспринимается нормально. А когда Товстоногов поручил снять фильм «Ханума», это «пиликанье» и это «пение» попало, не изменяясь, на экран. И уже мне стало неловко. Думаю, Георгий Александрович должен был меня предупредить о том, что собирается снять фильм. Я бы сделал новые аранжировки, фонограмму. Присутствовал бы при записи. И все выглядело бы по-другому.
— И вы сказали великому Гоге о том, что недовольны?
— Нет. Когда я посмотрел фильм, Товстоногов был уже болен… И я решил не огорчать его.
— «Ханума» будто соткана из грузинской народной музыки — она легкая, искристая. Это обманчивое ощущение?
— Там авторская музыка. Грузинская народная музыка — совсем иная сфера. Имею в виду народное многоголосие. Наверное, «Ханума» ближе к городскому фольклору.
Знаете, меня в моем творчестве до сих пор больше всего смущают два момента — упомянутая «Ханума», снятая на пленку, и «Чито-грито» из «Мимино». Даже при моем огромном уважении и к Данелия, и к Товстоногову...
— Ну зачем же так строго, Гия Александрович? Вон и грузинский гений Пиросманишвили у некоторых ассоциируется исключительно с песенкой «Миллион алых роз», а ведь менее гениальным он от этого не становится. Кстати, кроме Стуруа, вы видели режиссера — не только в СССР, а в мире, — с которым бы так же эффективно сработались?
— По рекомендации Альфреда Шнитке меня однажды попросил о встрече Юрий Любимов. Он собирался ставить Чингиза Айтматова, когда вышла его знаменитая книга «И дольше века длится день». Юрий Петрович предложил поработать над спектаклем. К сожалению, вскоре после этого начался процесс постепенного выдворения Юрия Петровича из СССР. Думаю, с Любимовым я бы сработался. Во всех иных случаях — отказывался.
Ограничился работой со Стуруа. Наше полувековое общение дало возможность понимать друг друга с полуслова. Например, музыка к знаменитому «Кавказскому меловому кругу» Брехта создавалась следующим образом… Стуруа звонит мне и спрашивает: «Ты читал пьесу Брехта «Кавказский меловой круг»? — «Нет…» — «И не читай, пожалуйста...» И я написал музыку, не читая текста. Но это возможно только со Стуруа.
— Он по телефону рассказал сюжет Брехта?
— Он просто называл образы, которые нужны в спектакле, подсказывал определенный настрой. Но такое получается только со Стуруа. Не могу себе представить работу с другим режиссером, не зная содержания пьесы.
— Это уже внутреннее родство?
— Видимо, да.
— А в кино вы сошлись с Данелия?
— Я написал музыку более чем к 60 картинам. Хорошо запомнились не более десяти. Остальные — даже не помню. В «мои» фильмы входят все работы с Данелия — «Не горюй», «Мимино», «Кин-дза-дза», «Паспорт», «Слезы капали»… С Эльдаром Шенгелия — «Необыкновенная выставка», «Чудаки», «Голубые горы».
— Вы тепло, по-братски говорите о Стуруа. Года полтора назад он гостил в Киеве, и во время общения с режиссером мне показалось, что его угнетает ситуация на родине. Он чувствует себя некомфортно. К тому же начались неприятности после одного его спектакля, где увидели «пародию» на руководящую верхушку Грузии. Это так? Мое ощущение не обманчиво?
— Частично это, возможно, и так. В целом же к нему относятся с почтением. Может быть, кто-то считает, что сделанное им сегодня — это шаг назад. Лично я так не считаю.
— А театр Руставели сегодня часто ездит на гастроли?
— Не так, как раньше. Ведь эти поездки субсидировало государство. Это началось, когда на спектакль «Кавказский меловой круг» в Москве пожаловал
г-н Демичев, тогдашний министр культуры СССР. Ажиотаж был огромный! И вот с этого эпизода началось шествие спектакля по всему миру.
Когда поставили «Ричар-
да III» и поехали в Лондон — опять фурор. Невозможно было попасть в Лондоне на спектакль.
Судьба «Гамлета» у Стуруа интересна. Им сделано четыре версии. В Лондоне. В «Сатириконе». Потом дважды в Тбилиси. И каждый раз — новый, необычный взгляд.
— Значит, мои ощущения в отношении Стуруа — ошибочны? Ему на родине — очень хорошо?
— Как и везде на постсоветском пространстве, наше общество разделено. Кто-то благосклонно относится к власти, кто-то критически.
Я, например, считаю, что художники масштаба Роберта Стуруа должны стоять «над» таким раздвоением. Они, естественно, могут иметь свою точку зрения. Но, на мой взгляд, выражать отношение предпочтительнее посредством своего творчества.
Во всяком случае, я стараюсь следовать этому принципу.
Стуруа — человек умный и глубокий. Раз он так решил, значит, совесть подсказала ему именно так себя вести…
— Как вы расценили недавнее громкое заявление Кикабидзе в связи с отказом от российской награды?
— Я понимаю его… Когда эта трагедия произошла, Кикабидзе не мог иначе поступить. И он правильно сделал. Это было сразу после августовских событий. Но я приведу другой пример. Это было непосредственно после августовских событий 2008 года. А сейчас 2010-й… И сейчас Стуруа работает в театре Калягина, ставит там «Бурю» Шекспира. И вот я должен ехать и, как всегда, быть рядом с ним, работать. Но я все еще не могу заставить себя принять решение — ехать в Россию или нет…
— А ведь придется решать. К чему склоняетесь?
— Прекрасно понимаю: политические деятели приходят и уходят. Верю, что справедливость восторжествует. Но с нами настолько несправедливо поступили. И, главное, продолжают поступать… Вот так взяли и ножницами отрезали 20 с лишним процентов нашей территории. А пропаганда, которая и по сей день идет по всем российским СМИ, настолько возмутительна и неприемлема для меня, что я до сих пор не могу смириться с происшедшим… Недавно я оказался инициатором концерта в Лейпциге, который был посвящен узникам совести — в основном в лице Михаила Ходорковского. В концерте приняли участие знаменитые музыканты. Исполнялась четвертая симфония А.Пярта, посвященная М.Ходорковскому. Было исполнено и мое произведение для скрипки, виолончели и камерного оркестра, которое не посвящено конкретно Ходорковскому, но оно прозвучало в этом концерте, в контексте.
Для программы я написал несколько предложений… Позволю себе привести фрагмент этого текста из программного буклета…
«…Время неумолимо приводит к изменениям, и лишь непредсказуемость российского истеблишмента остается незыблемой. Примером тому служат постыдный процесс над М. Ходорковским и не менее постыдная и изощренная пропаганда, оправдывающая оккупацию грузинских территорий в результате прошлогоднего российско-грузинского конфликта.
В отличие от Михаила Борисовича, я лично не в силах понять подобное и соответственно простить. Я скорее склонен просить прощение за всех нас, взирающих на происшедшее со стороны…»
…Большевики и наш «великий» соотечественник Коба в свое время узаконили три автономии в Грузии, из которых две сейчас оказались «независимыми государствами». Хотя осетины у нас испокон веков жили и, к счастью, продолжают жить, но это всегда была грузинская территория.
Вот поэтому мне так трудно решить: ехать в Москву или нет…
— Неужели, по-вашему, прав Саакашвили, который первым дал приказ стрелять… по своим?
— Это по версии России, которая свою агрессию называет «принуждением к миру»! Я это называю «принуждением к войне», которое целенаправленно велось на протяжении 16 лет — и в Абхазии, и в так называемой Южной Осетии.
— А нет ли у вас, как у человека творческого, идеализации образа этого «экспрессивного» руководителя Грузии? Ведь расстояние и информационная политика делают свое дело?
— Идеализации нет. У меня отношение к нему, как и ко всем, включая себя самого, и со знаком «плюс», и со знаком «минус».
— Что в «минус» входит?
— Считаю, что «минус» — это спонтанность. Порою даже экзальтация. И «плюс» — то, что именно необдуманность порою позволяет делать то, что уже сыграло на благо моего народа, моей страны. Имею в виду успешно проведенные демократические реформы, часть из которых признает даже оппозиция.
— Украина, которая упивается своей демократией, соскользнула в нищету! А демократическая Грузия — там разве сплошное процветание?
— Думаю, чуть-чуть стало лучше, хотя до искоренения бедности еще далеко. Вот вы считаете, что в Украине мало положительного произошло?..
— Я считаю, что положительное произошло тоже.
— А то, что у вас было честное голосование — это разве не достижение демократии? А 85 и 90% за одного кандидата в России — это разве демократия? Я буду счастлив, если на будущих выборах у нас в Грузии произойдет то же самое. И будет разница лишь в несколько процентов.
— Отойдем от политики… Вас, как музыканта серьезного, не посещают тревожные мысли о том, что массовая культура может проглотить классический музыкальный остров, где собираются люди, которым интересно слушать и слышать друг друга?
— Высокое искусство всегда было элитарным. И оно останется элитарным. Никогда не верил в высказывания о том, что искусство спасет красоту, а красота мир… Допускаю, что сама красота и спасает себя. Музыка Баха, Бетховена, Моцарта — это то высокое искусство, которое воспринимается малым количеством людей — и тогда, и сегодня. И так же будет — завтра.
— Вы уехали в 1991-м, в Берлин. Какие были мотивы, социальные или личные?
— Получил стипендию Германской академии искусств на один год. И в 1991-м с огромной радостью уехал, потому что в то время к власти пришел Гамсахурдиа, к которому у меня было резко отрицательное отношение. Гражданское и человеческое… Никогда не примирюсь с национализмом и религиозным фанатизмом. Эти качества губят всех и везде…
— А что спасает?
— Спасает время. Мир становится жестче, зло — более изощренным. Как это ни парадоксально, именно великие достижения науки, новые технологии подталкивают к этой изощренности, которыми пользуется зло. А добро остается… как последние квартеты Бетховена, в меньшинстве... У меня в Киевской филармонии прозвучало одно произведение — Ex contrario, на латыни это означает «Из противоположного». Что я имел в виду, когда работал над сочинением? То, что если религиозный фанатизм не приводит к сближению разных религий, а наоборот, пропасть между этими религиями увеличивается, то в музыке я могу их сблизить. В этом сочинении я постарался, насколько возможно, примирить ориентализм с европейской традицией. Зная, что это ничего не изменит, я просто утолил свою жажду.
— Вы вспомнили в разговоре своего соотечественника — Иосифа Джугашвили, портретами которого украшены едва ли не все книжные прилавки. Опять мода? Или..?
— Мой друг, замечательный писатель Андрей Битов как-то высказал мысль, что Россия, давшая миру величайшую культуру, так и не стала цивилизованной страной. И вот пока на полках будут появляться издания, посвященные Сталину, пока по телевизионным опросам Сталин будет получать больше голосов, нежели Пушкин, до этого времени и будет происходить то, что происходит.
…Может, никто так не мечтает о том, чтобы Россия стала цивилизованной страной, как я, преклонящийся перед этой культурой. Но что я вижу в последние годы? Послушные СМИ, поющие в унисон. Постепенный возврат к сталинизму позволяет нынешнему режиму под видом «суверенной демократии» держать в узде массовое сознание. Ведь в цивилизованной стране Ходорковский не сидел бы в тюрьме, а принимал бы активное участие в превращении своей страны в процветающее государство.
— Есть же железная версия: его восприняли как серьезного конкурента нынешнему
премьер-министру.
— У Ющенко тоже были мощные конкуренты. Но он не воспользовался административным ресурсом, а дал карт-бланш тому, что уже произошло… И это признак демократии.
— Вы живете в Бельгии… В чем находите там источники для творческой подпитки?
— У меня там работа с утра до ночи. И живу как бы между Грузией и Бельгией. И где бы я ни находился, жизнь моя становится все печальнее и грустнее — ведь мои самые близкие люди уже не со мной…