Завтра я снова сяду в самолет и полечу. На этот раз мы встречаемся над Рейном — немцы, поляки, голландцы, а также один венгр и один украинец. Все мы преимущественно писатели (у кого-то это профессия, у кого-то — маниакальная зависимость), и завтра мы собираемся в Бонне и на его окраинах для последующего совместного путешествия. Нас около тридцати, и для нас наняли специальный речной корабль. Он отправится по течению, то есть вниз, в северном направлении, то есть в направлении Северного моря, и мы снова будем вместе после двухнедельного перерыва. Но это будет завтра, а сегодня я хочу написать о другой реке, об Одре, она же Одер.
Два недели назад завершилась первая часть международного литературного проекта «Одра — Рейн. Пограничные реки». Идея состояла в том, чтобы как можно чаще пересекать польско-немецкую границу, которая в той местности является рекой. Мы двигались так же на север, так же вниз, нас высаживали меньшими группами на противоположных берегах, мы заходили в города и городки (в тех краях это преимущественно городки), читали что-нибудь свое во всяких клубах, лицеях и гимназиях, потом нас снова подбирали, мы плыли дальше. Если ночлег в гостинице был с немецкой стороны, то первое выступление перед полуднем преимущественно с польской. Обедать нас доставляли снова в Германию, но ужинали мы уже в Польше, хотя в таком случае следующее вечернее чтение происходило опять в Германии, поскольку следующий ночлег должен был быть предусмотрен в Польше. Кто-то распланировал все таким образом, чтобы мы на себе ощутили, какими прозрачными стали сейчас границы. И пограничные службы обеих стран фактически содействовали нам в этом — зачем новой, совсем недавно такой объединенной Европе этот проклятый пограничный контроль?
Задержка возникала только из-за меня. Иногда я специально опережал остальных, чтобы заблокировать на несколько минут этот беспрепятственный писательский поход. В моем паспорте нет живого места — столько раз его ударяли штемпелем (а перед тем еще и насквозь просвечивали). Один раз мне все-таки удалось пройти просто так, без штемпеля. Это произошло на пешеходном переходе между Франкфуртом и Слубице, на мосту, называемом во времена ГДР и ПНР Мостом Мира, а начиная с 1 мая текущего года — Мостом Европы. Было воскресенье, погожий полдень, разомлевшие от новой неконтролируемой реальности граждане обоих городов и стран бесконечными толпами сновали туда и обратно, «на ту сторону», за границу — например, на пиво, поскольку существует такое специфическое развлечение в приграничных местностях — не пить пиво дома, а ходить на него через границу, к соседям. Хотя теперь во всем мире пиво по вкусу (или его отсутствию) одинаково. Итак, пограничники, тоже разомлевшие от окружающей идиллии, позволили и себе расслабиться и не слишком придираться к носителю всегда сомнительного украинского паспорта. А если глядеть в корень, то их, этих пограничников, теперь уже только ради нас и держат — чтобы мы не ходили по Европе непроштемпелеванными.
Наконец, в обоих городах уже несколько лет существует популярное народное движение за возрождение Единого Города, который должен был бы называться Слубфурт. Возможно, это и впрямь содействовало бы, согласно прогнозам инициаторов воссоединения, утверждению среднего арифметического в ценах на услуги стоматолога, парикмахера или проститутки. При этом мне понятны стремления франкфуртских немцев изменить жизнь к лучшему. И не совсем понятны встречные стремления слубицких поляков — разве что им известны какие-то экономические тайны, к которым мне путь закрыт.
В целом местность, где мы путешествовали, традиционно бедная, причем как с одной, так и с другой стороны. С немецкой — это беднейшая из федеральных земель, Бранденбург, где и по сей день многие считают, что западные немцы желали исключительно одного — разрушить их гэдээровское благосостояние. С польской — это преимущественно так называемые «малые городки» со всей присущей им депрессивностью и запущенностью. Существование таможенной границы между этими двумя зонами бедности могло по крайней мере стимулировать творческую фантазию и изобретательность — где таможенники, там и контрабандисты. Корабль, везший нас, принадлежит прославленней фирме «Адлер» — до недавнего времени самому крупному в регионе продавцу крепких алкогольных напитков. Эти якобы туристические судна в действительности были сплошными плавучими duty free распивочными — покупаешь билет на «увлекательнейшее путешествие вдоль самой красивой европейской реки» и на протяжении пяти, а если посчастливится, то и семи часов наливаешься неотаможенным славянским бухлом, после чего еще и покупаешь для всех домашних женщин французские духи в знак примирения. «А сейчас они возят писателей», — не мог нарадоваться польский приятель. По его словам, девять десятых всей адлеровской флотилии после вступления Польши в Евросоюз перекинуты на Балтику — теперь им остается развивать туризм в направлении Калининградской области.
Это была середина мая — время, когда зеленого цвета в природе становится максимально много, а его оттенки еще не навевают ассоциации с утраченным раем. Мы плыли меж двумя берегами — левым, немецким, и правым, польским, между лесами, лугами и холмами, преимущественно безлюдными, хотя на польской стороне время от времени кто-то все же рыбачил. Госпожа из Западной Германии сказала, что чувствует себя так, как будто мы в Сибири. Из всех присутствующих самым крупным специалистом по Сибири оказался я, так что обязан был опровергнуть ее догадку. «Сибирь — это как океан, — объяснил я, — а здесь всего лишь лужа». Это показалось убедительным.
А вот в напрочь провинциальном Айзенгюттенштадте (помню, помню эту карту ГДР еще со средней школы!) меня не менее убедительно нашла отчизна. «Вы из Украины?» — спросил владелец гостиницы, выдавая мне ключи от комнаты. И услышав утвердительный ответ, ошарашил: «Не можем уже дождаться, чем у вас закончатся эти ваши выборы!»
Я не думаю, что мне послышалось. Скорее всего, это был намек, что и мы в Европе.