Национальная опера Украины — одно из наших бесспорных сокровищ. Этот театр даже в сегодняшних нелегких условиях умеет оставаться настоящим очагом культуры, если угодно — храмом искусства. Наша истинная элита трудится именно здесь. И не нужно искать ее среди скороспелых нуворишей. Вопрос в том, насколько мы готовы сберечь первый театр страны? Какова повседневная жизнь этого театра (если искусство вообще может быть повседневным)? Достойны ли мы называться зрителями Национальной оперы?
Часто посещая оперные спектакли, невольно задаешь себе целый ряд недоуменных вопросов. Не раз мне приходилось наблюдать, как иностранцы увлеченно записывают большие фрагменты спектаклей с помощью «восьмимиллиметровой» видеокамеры. Иногда они даже поудобнее устраиваются в проходах между рядами, чтобы было сподручней снимать. И никто им не препятствует в этом. Не говоря уж о разнообразных фотосъемках, в том числе — со вспышкой. Недавно во время спектакля «Тайный брак» зрители не менее семидесяти раз могли наблюдать за тем, как «стихийные» фотолюбители озаряли зал своими вспышками… А, с другой стороны, попытка журналиста официально получить в театре необходимые для прессы фотоматериалы не всегда оказывается удачной. Приходится сталкиваться с тем, что в Национальной опере издания подразделяются на «угодные» и «неугодные». Что же остается? Самому вооружаться шпионским фотоаппаратом? Это ли не абсурд?
Однажды к народной артистке Украины Лидии Забилястой подошел кто-то из зрителей и робко попросил фотографию, где певица была бы запечатлена в партии Татьяны из «Онегина». Лидия Леонидовна спросила, для чего это нужно. И незадачливый зритель тут же признался ей, что полностью заснял «для себя» спектакль на видеокамеру и хотел бы снабдить видеокассету иллюстративным материалом. (!) До какой же степени произвола должна быть доведена ситуация с соблюдением авторских и смежных прав, чтобы подобное оказалось возможным? Другая ведущая певица Национальной оперы как-то за рубежом увидела в продаже видеокассету с записью спектакля Национальной оперы с ее участием. Немало удивившись, она приобрела сей продукт. А по приезде в Киев попыталась у тогдашнего директора выяснить происхождение этой записи. В ответ она не услышала ничего вразумительного. Разве что стало ясно одно — ей лично никакой гонорар не полагается. Для солистов, регулярно выходящих на сцену, не секрет, что часто в зале заметно сразу несколько «красных глазков» видеокамер. И дело здесь отнюдь не в аккредитованных телеоператорах, которые иногда легитимно проводят репортажную съемку. Это все видеокамеры рьяных «любителей» оперы, которые привыкли не отягощать себя моральной и юридической ответственностью.
Один из «кричащих» фактов нарушения авторского права имел место во время концерта Ренато Брузона, которого по праву называют первым баритоном мира. Тогда видеосъемка была строжайше запрещена. Лишь несколько телекомпаний имели право в определенный момент заснять пять минут концерта — исключительно для новостей. Невзирая на все это, один из зрителей, устроившись в первом ряду партера (!), благополучно заснял весь концерт на восьмимиллиметровую пленку. Если бы господин Брузон или его менеджер — энергичная синьора Лучиану — узнали об этом, сумма иска была бы фантастической. Пожалуй, пришлось бы продать весь наш театр. В данном случае соблюдение авторских прав было поручено принимающей стороне, то есть Национальной опере Украины. Поэтому все как-то обошлось. Но если бы за залом следили так, как это бывает в Италии, то оператора-любителя вывели бы силой прямо во время концерта… Все рассказанное выше ничуть не является преувеличением. Мне посчастливилось интервьюировать маэстро Брузона. Но менеджер певца категорически запретила мне включить в радиопередачу одну из его записей на компакт-диске. Запрет мотивировался тем, что программы этой радиостанции транслируются через Интернет. Поэтому фирма, выпустившая данную запись, могла бы «запеленговать» этот эфир и предъявить иск для того, чтобы… выплатить гонорар за трансляцию самому Брузону! Вот какая беспроигрышная арифметика. Я молча повиновался. Хотя подумал, что вряд ли доживу до времен, когда у нас в стране всеобщая бдительность достигнет таких же масштабов.
Получается, что продукция Национальной оперы, формально защищенная законом об авторских правах, на деле оказывается абсолютно беззащитной перед объективами пиратских камер. Почему так происходит? Или дирекции это безразлично? С другой стороны, мы не имеем традиций издавать на видеокассетах спектакли нашего театра. Лишь немногие из них записаны на телевидении. Но, тем не менее, оперный спектакль — это не туристическая достопримечательность. Это продукт, созданный трудом многих и не подлежащий бесконтрольному тиражированию. Вот и выходит, что без ведома творческого руководства театра где-нибудь в США вдруг появляется видеоверсия нашего «Тараса Бульбы». И никакие бульдозеры не спешат сравнять с землей эту пиратскую продукцию…
Говоря о корректном поведении в зале, можно выйти за рамки проблемы соблюдения авторских прав. Всем нам знакомо и другое бедствие — трели мобильных телефонов, постоянно вплетающиеся в музыкальную ткань оперных спектаклей. Более того, нередки даже попытки телефонных бесед прямо в зале во время действия. Мне приходилось наблюдать, как один итальянец, не выдержав настойчивого трезвона «мобилки» у соседа по залу, повернулся и в сердцах огрел его по голове какой-то папкой. Видать, он привык к иным нормам поведения зрителей. Но у нас на это закрывают глаза.
О недопустимости доступа в зал после третьего звонка пишется даже на театральных билетах. Но на деле все выглядит не так строго. Во время увертюры, да и во время спектакля опоздавшие беспрепятственно заходят в партер, не без труда разыскивая свои места. Кроме того, добропорядочному зрителю почти всегда приходится терпеть непрекращающийся шепот в зале, раздающийся по соседству. Иногда даже дирижеру из-за пульта приходится делать замечания особенно говорливым зрителям в партере. А чего стоят попытки распивать кока-колу и закусывать прямо в ложе или в партере во время антракта? То ли дело «там», на Западе! Когда-то даже самого Хачатуряна ни за что не хотели пускать в партер театра Ла Скала, так как тот был без фрака: по случаю открытия сезона фрак или хотя бы смокинг требовались непременно.
В театре любой цивилизованной страны зрителей встречают недвусмысленные объявления, запрещающие пользоваться видеокамерой, фотоаппаратом и т.д. И к ним почему-то относятся уважительно. У нас же дальше объявлений дело не идет. В зале никто не контролирует ситуацию. Никто не выводит нарушителей. И даже для желающих снять чуть ли не весь спектакль от начала до конца проблем не возникает. Корни такого безразличия, пожалуй, кроются, в нашем извечном стремлении принизить собственное достоинство. Пусть о сохранении авторских прав пекутся где-нибудь в Штатсопере или в Ла Скала. А мы же — провинция. Поэтому обойдемся без строгостей. Но дело в том, что мы и будем оставаться провинцией до тех пор, пока не осмыслим себя как достойных носителей собственной самодостаточной культуры.