Украинские театральные режиссеры из поколения «молодых», то есть еще не попавших в патриархи, составляют нынче если не движение, то по крайней мере касту. Правда, в этой касте, как в басне про лебедя, рака и щуку, каждый тянет в свою сторону, но общим остается обостренное внимание к художественным возможностям эпатажа и не менее обостренный интерес к современной (или осовремененной) интерпретации классических текстов.
Отношение к эпатажу и использованию его в эстетических целях представляет собой в наше падкое на провокации время пробный камень режиссерской состоятельности. Понятие «эпатаж» в художественной и театральной практике становится неотделимым от авангардности и новаторства. Почему-то считается, что если режиссер эпатирует публику, то при этом неизбежно прокладывает новые пути в искусстве. Каста «молодых», конечно, прибегает к эпатажу чаще патриархов. Без всякого сомнения, скандал — это возможность заявить о себе, но стоит ли постоянно вправлять мозги публике с помощью всевозможных провокаций? Ведь и скандалы рано или поздно приедаются.
Андрей Жолдак — самый скандальный представитель молодой украинской режиссуры — считает своим прямым долгом ниспровергать авторитеты гетманской булавой провокации. Мол, публика для того и создана, чтобы на ее глазах препарировать Чехова, как Базаров лягушку. В результате при виде милых чеховских барышень, разгуливающих по сцене в валенках, одна половина зала недоумевает или чертыхается, а вторая — отчаянно веселится. В самом деле, что может быть приятнее для юных дарований, чем Пушкин, летящий с «корабля современности» вниз головой? Все-таки одним соперником меньше...
Впрочем, я отнюдь не собираюсь умалять заслуги Андрея Жолдака, тем более что в его режиссерском активе есть бесспорное достижение — «Швейк». Спектакль этот, как заявил сам режиссер на пресс-конференции, нравится всем, от тети Маши до высоколобого интеллектуала. С «Тремя сестрами» уже хуже — тут даже высоколобые интеллектуалы не в восторге. Конечно, по части проложения новых путей этот «скандальный из скандальных» явно преуспел. Возможно, Андрей Жолдак считает, что от Чехова все равно не убудет, а перспектив у украинского театра благодаря его спектаклям явно прибавится. Но только хочется назидательно возопить: «Не одним эпатажем жив режиссер!» Есть же, как все мы прекрасно знаем, и другие средства художественной выразительности.
Мирослав Гринишин, поставивший вместе с Жолдаком «Не боюсь серого волка» и того же «Швейка», прибегает к эпатажу только при крайней необходимости. Гринишина вполне можно назвать философом от режиссуры. Его «Галилео Галилей», показанный в этом году на фестивале «Мистецьке Березілля», — это целый философский трактат на культурологическую тему (средневековье и новое время как культурные феномены), к тому же яркий и сценически выразительный. Привязанный к доске Галилей, вокруг которого, как Земля вокруг Солнца, вращаются остальные персонажи пьесы, размышления о знании, не подкрепленном верой, и вере, не нуждающейся в знании, «мрачное» средневековье и просветленное новое время — все это, оказывается, классическая брехтовская пьеса. Вывод прост: к классике можно подходить не только со скальпелем...
Сейчас Мирослав Гринишин работает над грандиозным проектом, премьера которого состоится в начале сентября в Театре русской драмы. Это еще одна вариация на классическую тему, на этот раз мало привязанная ко всем известному тексту — «Последний Дон Кихот» с Анатолием Хостикоевым, Богданом Бенюком и Натальей Сумской в главных ролях. В центре спектакля вечный конфликт: столкновение творчески мыслящей личности, устремленной в будущее, с тормозящей силой вещей и обстоятельств. В общем, «пофилософствуй, ум вскружится», как выражался грибоедовский Фамусов.
Андрей Приходько — воспитанник знаменитой московской Мастерской Петра Фоменко — видит в классике послание, нуждающееся в расшифровке. Впрочем, примерно то же самое думают о классических текстах литературоведы. Тексты патриархов еще не прочитаны, и чем больше читаешь, тем больше тайн остается. Конечно, можно сделать явной хотя бы часть тайного, но вряд ли кому-то повезет до конца, и даже профессиональным читателям.
«Увертюра До Побачення» Андрея Приходько по мотивам повести Ивана Франко «Сойчине крило» представляет собой именно такую расшифровку классического текста-послания. По сюжету повести герой получает в новогоднюю ночь письмо от любимой когда-то женщины, чтением которого и занимается до ее прихода-возвращения. При этом Массино хочет то разорвать письмо, то отправить его обратно, то не дочитать до конца, то читать выборочно. Но все его метания в конечном итоге лишь метафора метаний потомков перед наследием предков.
Что бы с ним, этим наследием, такого сделать: уничтожить, возлюбить или не обратить на него никакого внимания?! Каждый режиссер из поколения молодых, будь то Жолдак, Гринишин, Приходько, Тихомиров или Артименьев, отвечает на этот вопрос по-своему. Но от качества ответа зависит место молодого режиссера в украинском театральном мире. Так что дело не только в том, куда нас ведут, но и от чего нас отводят и отводят ли вообще. Может быть, движение в искусстве — это «вечное возвращение» по Ницше или, как в христианской эстетике, существует цель пути и она видна даже невооруженным глазом?
Главное, чтобы театральное движение не превращалось в братский хоровод вокруг эпатажа, художественные возможности которого не только не безграничны, но и, скажем откровенно, просто скудны. Молодые театральные режиссеры часто видят в эпатаже, как и в ниспровержении классики, панацею от всех бед. Но ведь не она, горемычная, во всем виновата. И не стоит, как Шариков, сокрушаться по поводу того, что мы уж эту классику «душили, душили», а она живуча, как кошка. С этой кошкой не только Полиграфу Полиграфычу, но и профессору Преображенскому не справиться. Уж больно бессмертна...