Украинский язык отражает многовековой опыт народа, однако история его развития преисполнена глубокого трагизма.
В советские времена вмешательство во внутренний состав украинского языка не ограничивалось правописанием и лексикой. Оно распространялось и на другие языковые уровни, в частности на словообразование и синтаксисы. В этой области попытки волюнтаристского направления развития языка в сторону его сближения с русским представляли особую угрозу для его будущего, поскольку «целились в самую сердцевину живого языка как независимого образования, способного к самообновлению и самовоспроизведению». Долго ли еще могло так продолжаться?
Как и во времена российской империи, наибольшее давление в «объятиях старшего брата» ощущали украинцы и белорусы, поскольку родственность их языков с русским значительно облегчала задачу «слияния языков». Ключ к пониманию украинского лингвопространства дает книга, над составлением которой работали Лариса Масенко, Виктор Кубайчук и Орыся Демская-Кульчицкая. Презентация издания, в которой приняли участие М.Коцюбинская, Е.Сверстюк, И.Дзюба, В.Нимчук, А.Пономарив, И.Ющук, О.Кочерга и другие, состоялась в Национальном университете «Киево-Могилянская академия».
Составители отмечают: «Различие между советской и имперской практикой русификации заключалось лишь в применении разных ассимиляционных методов, обусловленных различием государственного строя». В свое время Юрий Шевелев писал по этому поводу так: «Правительственное вмешательство вообще, а в данном случае со стороны правительства, в котором воцарились русские, во внутренние законы языка было советским изобретением и новинкой».
Листая страницы книги «Українська мова у ХХ сторіччі: історія лінґвоциду», увидевшей свет в издательском доме «Киево-Могилянская академия», мы узнаем об искривлении исторического зеркала, попадаем за кулисы правильной истории, ее осевой эпохи (термин К.Ясперса), оказываемся в сфере деформированного сознания тех, кто пытался объяснить национальные основы украинского языка с позиций агрессии, шовинизма, страха. Мы понимаем, что происходило в сознании людей, становившихся ораторами и жертвами, колесиками и винтиками системы большевистского поступательного движения.
Сегодня мы наконец-то начали осознавать: постичь сущность языка, его природу не так уж и легко. Не стоит ли задуматься над тем, что мы слишком долго упрощенно трактовали это чрезвычайно сложное явление?
Стоит хотя бы потому, что несколько наших поколений прошли школу упрощения, жили в силовом поле антиэстетических категорий тоталитаризма, бюрократизма, «созданных и всяческими способами насаждаемых символов, стереотипов, которые должны были утверждать величие империи». Все, что не укладывалось в рамки, определенные господствующей идеологией, считалось вражеским.
Так, язык украинских переводов произведений Ленина, изданных в 20-х годах, Наум Каганович квалифицировал как «обезображенный и искаженный националистами, вследствие чего содержание произведений Ленина сфальсифицировано и грубо искажено».
Такой подход наложил отпечаток не только на понимание явлений общественно-политической жизни, нашей истории, культуры, но и отразился на уровне общей лингвистической образованности людей. А это привело к тому, что сегодня языковедческая мысль почти не резонирует в культуре народа, в культуре самих носителей языка. Упрощенный подход к языку проявлялся прежде всего в абсолютизировании функции общения, о других функциях говорили мимоходом, а о некоторых и вовсе не вспоминали.
Если делать анатомический разрез языкового положения дел на любом отрезке времени нашей безгосударственности, да и государственности тоже, становится ясно, как различные спекуляции с нашим языком — откровенные и коварные — калечили душу украинца.
Книга дает ответ на вопрос, почему могут исчезать языки. Исследуя причины этого, можно выделить две парадигмы объяснений: языковая смерть и языковое убийство (лингвоцид). Первая из них предполагает, что языки умирают естественной смертью; вторая демонстрирует: языки просто так, естественным путем, не исчезают. «Самоубийство» языкам не свойственно. Большинство исчезнувших языков являются жертвами лингвистического геноцида.
Следовательно, эта книга — атлас, по которому в хронотопе украинской истории можно проследить, когда наш язык пытались оставить на произвол судьбы, чтобы возродить (не русский), а великорусский язык. В украинский язык искусственно вводили не свойственные ему дериваты; оставались слова, похожие на русские, вместо этого чисто украинская лексика была запрещена. Как пишут составители, «спланированное властью вмешательство в лексический состав и внутреннюю структуру украинского языка, направление ее в сторону максимального сближения с русским языком преследовали цель прервать достигнутую в 20-х годах целостность украинского лигатурного языка, изъять элементы, вошедшие в него из западноукраинских диалектов».
Составители пишут: «Сокрушительные удары обрушились в это же время на школу терминоведения. В программной статье Андрея Хвыли были выдвинуты такие требования к партийным органам надзора за терминологической деятельностью:
1. Прекратить немедленно издание всех словарей;
2. Пересмотреть словари и всю терминологию;
3. Провести унификацию технической терминологии с терминологией, существующей в Советском Союзе и употребляемой и на Украине;
4. Пересмотреть кадры на языковом фронте и изгнать с этого фронта буржуазно-националистические элементы;
5. Пересмотреть украинское правописание и т.п.».
Такая «чистка» была применена к терминологии, которую создал украинский язык. Составители отмечают: «С клеймом «националистического словаря» «Російсько-український словник», который составляли С.Ефремов, А.Крымский, был запрещен, и изданные четыре тома исчезли из всех библиотек». «Російсько-український словник», составленный С.Василькивским и Е.Рудницким в Институте языковедения в 1937 году, получил от Юрия Шевелева такую характеристику: «Словарь этот стоит далеко от требований, предъявляемых к академическим словарям, и далеко от своего предшественника».
«Таким образом, если русский язык в партийных установках 1933 года был объявлен «братским» и к языковедам было выдвинуто требование подбирать в словарях всех типов в украинской части слова «однозвучные» и «равнозначные» с русскими, то вся самобытная украинская лексика квалифицировалась как искусственно созданная и вторичная по отношению к польскому языку...» Лучше всего отношение к украинскому языку и украинскому этносу в целом показывает известный украинский историк Ярослав Грицак. В предисловии читаем цитату из его «Нарисів історії України...»: «1970-е гг. историки определяют как период безжалостного искоренения всего, что содержало хотя бы малейший намек на украинскую самобытность».
Реформа образования, осуществленная в 1958 году, ввела в законодательство положение о свободном выборе языка обучения и свободном выборе изучения второго иностранного языка в русских школах, которое закрепило господствующее положение русского языка. Кратковременная оттепель — прелюдия к темным десятилетиям брежневщины. Политика сближения наций и слияния языков снова достигла апогея во время застоя 70—80-х годов. В рамках этой политики слова, не похожие на русские, выбрасывали из нашего языка или объявляли диалектными, устаревшими, искусственными, не понятными народу и т.п.
«Что же касается художественной литературы, то она по самой своей художественной природе противостоит унификации... Особенно большую роль в возрождении словесного искусства сыграло литературное поколение шестидесятников, к которому принадлежали Лина Костенко, Мыкола Винграновский, Иван Драч, Дмытро Павлычко, Валерий Шевчук».
Это издание — зеркало искривленной истории Украины, за которым — народ, несокрушимый и сильный. Вопреки политике лингвоцида украинский язык остался жить, поскольку был и есть народ.
В выступлениях многих людей довольно часто можно услышать апелляцию к цивилизованным государствам. Но, к сожалению, не все понимают, что одним из признаков цивилизованности государства является его отношение к языку во всех проявлениях! Надеюсь, книга «Українська мова у ХХ сторіччі: історія лінґвоциду» положит начало глубокому профессиональному исследованию трагической истории украинского лингвоцида.