Современная украинская драматургия — интересное поле для исследователей. Однако, если они примутся искать самобытные фигуры именно в нашем театре, то обнаружат, что успешных драматургов в нем не так уж много. И тем приятнее, что среди них Неда Неждана (пьесы «Химерна Мессаліна», «І все-таки я тебе зраджу», «Самогубство самоти», «Той, хто відчиняє двері»; а еще — много переводов, тесное сотрудничество с франковцами: последняя совместная работа — драматургическая версия повести Кобылянской «У неділю рано зілля копала»).
Ее называют «самым успешным украинским драматургом своего поколения», ее пьесы имеют более полусотни сценических воплощений не только в Украине, но и в США, России, Польше. Неда Неждана, руководитель отдела драматургических проектов Национального центра театрального искусства имени Леся Курбаса, поделилась с «ЗН» своими мыслями о «диагнозе» современного украинского театра вообще и драматургии в частности.
— Театр не может развиваться без живой драматургии, — говорит Неда. — Проблема современной украинской драматургии — это проблема не современных драматургов, а того, насколько интересен облик нашей страны. Например, Америка завоевала мир не ракетами или танками, а прежде всего своим кино. А вся наша театральная система существует словно в контрпозиции к современной драматургии. И эта сфера требует немедленной театральной реформы.
Вот во Франции существует фонд Бомарше. Он предлагает три вида грантов для драматургов: на создание, переводы и постановки. Германия также финансирует переводы, чтения и воплощение своих пьес во всем мире. Россия довольно экспансивна в отношении других культур, поэтому тоже поддерживает своих драматургов.
А у нас никакой государственной программы! Единственное, что есть, — это «конкурс на закупку» поставленных произведений. Но это только констатация, а не влияние на процесс. Поэтому и имеем в Украине команду так называемых драматургов-спонсоров, когда определенная пьеса ставится только потому, что ее автор нашел деньги на постановку.
Для меня это проституция, а не творческий процесс. Между пьесой и режиссером должна быть взаимная любовь!
Да, современная драматургия — это зона риска. Это вам не проверенная временем классика. Понятно, что я не могу конкурировать с Шекспиром... Это все равно, что поставить в один ряд кого-то из современных режиссеров — Мойсеева, Билозуба или Одинокого, а рядом — Станиславского или Курбаса...
Но в любой стране есть довольно большое поле для маленьких театров. В 80-х годах в Украине была специальная программа поддержки таких театров-студий. А ныне этого даже близко нет.
Вспоминается очень грустная история «Ателье 16» в Киеве. Это был интересный театр. А не стало спонсора — и театр не выжил!
Сейчас в столице только несколько негосударственных театров, в том числе театр «Міст», где я один из соучредителей вместе с Юлией Гасилиной и Александром Мирошниченко. Он существует преимущественно благодаря параллельным проектам, на которых зарабатывают и из которых вкладывают в собственно театр. Это — театр современной драматургии.
…По-моему, именно маленькие театры более пригодны для ее воплощения. Если их нет, молодым режиссерам негде реализоваться. Ведь наши крупные театры в своем большинстве это закрытые системы. Поэтому вузы выпускают целые поколения режиссеров просто в никуда.
…Еще в 2000-м я решила стать... драматургом в законе. То есть человеком, для которого драматургия — основная профессия. И это не только сочинение пьес, но и переводы мировой драматургии, сериалы, статьи о драматургии... И именно в таком статусе — драматурга в законе — я и пытаюсь работать.
***
— В последнее время вы плодотворно сотрудничаете с Национальным театром Ивана Франко, в том числе и в качестве переводчика. В финансовом плане, что для вас лучше: переводы или собственная драматургия?
— По-разному складывается. Вот в сентябре состоялась премьера спектакля «У неділю рано зілля копала» (моя пьеса по повести О.Кобылянской). А недавно сделала сразу три перевода пьес, потому что мое первое образование — французская филология. Когда перевела пьесу «Пригода ведмедиків панда…» Матея Вишнека, в Украине по ней сразу вышло с десяток постановок! Несмотря на то что произведение очень сложное, оно даже стало хитом, поскольку очень резонирует с нашим театральным миром...
— А кто на вас больше повлиял как на драматурга — кто-то из авторов-классиков или, может, современник?
— Мой отец — художник. Сама я училась в художественной школе. Но мама еще с малых лет приучала меня к «элитарному» кино. Уже потом поняла: хочу быть режиссером. Начала заниматься в театральных студиях, но сомневалась, что поступлю в театральный. В результате «от отчаяния» поступила в институт иностранных языков на французскую филологию, о чем совершенно не жалею. Ведь есть немало драматургов, окончивших именно иностранную филологию, занимавшихся переводами... Переводя, погружаешься в «кухню», специфику, нюансы того или иного произведения. Для меня драматурги Матей Вишнек и Эрик-Эммануэль Шмитт — словно два титана, повлиявших на мое творческое становление. Из украинских авторов — Леся Украинка, Микола Кулиш, Иван Кочерга и Михаил Булгаков. А еще — мой учитель Анатолий Дяченко, организатор Центра современной экспериментальной драматургии. Он сейчас преподает в Москве. Кроме них, на меня ощутимо влияет режиссер Александр Мирошниченко, мой муж. А началось с того, что я для него написала мюзикл — инсценизацию «Маленького принца»...
— Неда Неждана — красивый псевдоним, от него веет чем-то таинственным...
— Ему предшествует конкретная история... Имя Неда — из детства. По паспорту я — Надежда. Надежда и моя мама. Случилось так, что она во время родов едва не умерла... Врач сказал, что было бы хорошо, если бы я носила ее имя. Но две Нади в одном доме — довольно проблематично. Поскольку и у моей сестры, и у брата «небудничные» имена — Мирослав и Лада, меня тоже с малых лет начали называть, можно сказать, экзотически — Неда.
А что касается фамилии... Моя отцовская фамилия — Северова. Она мне показалась не очень благозвучной на украинском языке, поэтому и «украинизировала» себя уже в сознательном возрасте. Как один из вариантов — Надія Сівер. Тоже не понравилось... Считаю, что фамилия Неждана для меня даже несколько мистическая. Она пришла неожиданно. И, кажется, оказалась счастливой...
Для меня много значит именно творческая «нежданность». Поэтому и стараюсь каждой пьесой идти в другом направлении. Даже сборник моих пьес называется «Провокація іншості». И это, считайте, мое творческое кредо.
— В своих пьесах вы пытаетесь больше апеллировать к ожиданиям публики или все-таки это посыл вашего внутреннего естества?
— По сути, тут «два в одном». Чтобы написать произведение, нужно иметь собственную мотивацию. Есть проблема, а есть болевая точка. Если этого нет, то трудно написать что-то. И чисто финансовая составляющая здесь не удержит драматурга. Но это одна сторона.
А другая... Если пишешь для определенных актеров, режиссеров, публики, то должен учитывать и психологию их игры, и восприятие. Почему мне интересна именно театральная драматургия? Потому что там можно увидеть, как все оживает. Это вдохновляет и на дальнейшую работу. И затраченная энергия ко мне возвращается. А если пьеса не реализуется, то это энергетическая пропасть.
Вы же знаете, что по статистике только четыре процента населения более или менее стабильно ходят в театр. И если уж пришли, то сознательно, а не только ради развлечения. И пусть это будут 10—12 зрителей, но у них определенная пьеса нашла отклик, она их зацепила. Для меня это важно. А если не зацепила, нужно искать другой ключик к публике.
— Вы как-то сожалели, что в Киеве очень мало театров. Так чего же все-таки маловато: театров или, может, серьезной театральной публики?
— Если обратиться к статистике, то в Москве — 260 театров. В Париже со всеми его окраинами — порядка 400. А у нас чуть больше ста, и это на всю Украину!
И дело не только в статистике. Ведь если есть живой театральный процесс, то все динамичнее, больше возможностей, конкуренции. А когда все сужено, то, наоборот, больше провинциальности, меньше выбора — и для публики, и для творчески реализующихся людей.
— В каких современных американских или европейских драматургах, на ваш взгляд, сегодня особенно нуждается украинская сцена?
— Я довольно неплохо знаю современную французскую драматургию, американскую — чуть меньше. Кроме того, Центр Курбаса положил начало проекту «Мировая драматургия. Диалог театральных культур», я один из его авторов. Мы уже издали сборники «Новітня французька п’єса», «Новітня сербська п’єса». Из французской драматургии, по-моему, наиболее реализованы в Украине Вишнек и Шмитт...
Последнего можно назвать ведущим драматургом Франции. Я перевела две пьесы Шмитта — «Маленькі подружні злочини» и «Фредерік, або Бульвар злочинів» (оба на сцене франковцев). В «Сузір’ї» идут «Оскар — Богу» и «Загадкові варіації». Шмитт — структурированный автор. У него безупречная драматургическая конструкция, он игровой, но вместе с тем погружается в глубины подсознания.
Полагаю, оттого, что переводы современной драмы у нас реализуются, меняется и наша общая театральная ситуация, и контекст для украинских авторов.
— А как вы относитесь к творческому активу Александра Марданя? Его пьесы сегодня чрезвычайно востребованы в Украине.
— Тут две стороны одной медали... С точки зрения драматургии, средств художественной выразительности, у него много интересных творческих находок. Взять хотя бы его пьесу «Черга», удачно поставленную Дмитрием Богомазовым в Театре драмы и комедии на левом берегу Днепра. А с другой — стоит ли драматургу быть спонсором? Впрочем, это тема для отдельного разговора...
И еще один момент насчет Александра Марданя. Он из своих текстов словно выпалывает Украину, хотя живет здесь. Он пишет — «русскоязычный город»... Это — словно виртуальная территория несуществующего города. Меня это очень задевает. Почему? Потому что драматург должен нести определенную культуру, традицию. Лично я не верю в космополитизм.
— Есть ли, на ваш взгляд, забытые украинские пьесы советского периода, которые не устарели и могли быть реализованы на сцене даже сегодня?
— Кстати, я как раз занималась драматургией конца советских времен. Считаю, что есть первичная актуализация произведения, потом должно пройти какое-то время, чтобы была возможность посмотреть на текст под другим углом. Например, Микола Кулиш для меня — украинский Шекспир. А вот Александр Корнейчук — не мой автор... Думаю, что со временем вернется в наш театр Алексей Коломиец: в его пьесах есть универсальные вещи... Ярослав Стельмах, Анатолий Крым, Ярослав Верещак — драматурги между двух исторических периодов — тоже имеют интересные пьесы...
— Помните свою первую пьесу, которая была поставлена?
— Да, пьеса называется «І все-таки я тебе зраджу». Она шла в Киевском камерном театре, в Луганском украинском муздрамтеатре. Это была уже моя четвертая пьеса — о Лесе Украинке. Там присутствует тема смерти, перерождения. К тому же писала я ее, когда была беременна... Наверное, не случайно постановка состоялась именно тогда, когда у меня родился сын!
Второй моей поставленной пьесой стала «Одинадцята заповідь, або Ніч блазнів». Мне был 21 год, когда писала этот «мелодрамофарс». Там присутствует эдакое юношеское хулиганство. Сюжет: чиновница приезжает в школу шутов... Целую ночь ее разыгрывают, создают определенные странные ситуации, а в финале она сама становится шутом. Любопытно, что на один из спектаклей однажды пришел настоящий чиновник, и, представляете, он выскочил посреди представления!
— А были ситуации, когда вам, как драматургу, отвечали отказом в постановке пьес?
— Часто... Хотя практически все мои пьесы поставлены. Вообще каждая из них живет своей отдельной жизнью. Каждая словно играет со мной в квест. У всех своя сценическая судьба: некоторые ставят сразу, как «Той, що відчиняє двері» (18 раз), некоторые — несколько лет спустя. Сначала не понимала этот алгоритм... Например, «Химерну Мессаліну» поставили только спустя пять лет после написания... Все время что-то срывалось... Потом пьеса нашла своего зрителя в Черновицком муздрамтеатре, Киевском ТЮЗе, Белоцерковском театре им. П.Саксаганского. И это — только в течение одного-полутора лет.
А вот с «Самогубством самоти» вышла довольно любопытная история. Когда составляла свою книгу, вдруг промелькнуло: только эта пьеса не поставлена. Даже защемило внутри. Ведь постановка для драматурга — как логическое завершение и освобождение от темы. Это психологический момент. И я поняла, что написала эту пьесу именно для себя, словно закодировала ее. Решила, что сама должна пройти этот путь. И когда начала ставить пьесу, то словно раскодировала ее. Параллельно пьесой заинтересовались разные театры... А моя собственная постановка идет в театре «Міст».
…Все, что тебя цепляет и увлекает в той или другой теме, происходит интуитивно. На уровне ощущений. Кроме того, для удачной постановки у режиссеров и актеров должна возникнуть потребность прожить твою историю — для того чтобы что-то изменилось и в их жизни. Ведь никогда не знаешь, как все сойдется. И бывают ситуации, когда уже пьесы начинают влиять на твою жизнь и даже играть с тобой...