ДИНАСТИЧЕСКИЙ ДЕБЮТ В СТЕНАХ НАЦИОНАЛЬНОЙ ОПЕРЫ

Если в семьях известных деятелей искусства вырастают дети, судьба их складывается непросто. Особенно это касается тех, кого гены и атмосфера дома влекут идти по стопам родителей. Их подстерегают опасности двоякого рода. Во-первых, прямо пропорционально славе и масштабу одаренности растут сложности характера знаменитого родителя. Ведь сколь бы ни звучал банально афоризм «искусство требует жертв», уникальность полученного творческого дара оплачивается невидимым со стороны самоотречением и самоограничением. Нередко обычные родительские обязанности по контрасту могут оборачиваться неумеренной любовью к родному дитяти, преувеличению его способностей, желанию избавить его от терний, которые устилали путь самого родителя. Во-вторых, юного носителя славного имени с неизбежностью подстерегает скепсис и недоверие окружающих. Вместе с тем, когда путь становления окончен, подросший новый талант заявил о себе в полную силу, с каким увлечением мы воспринимаем историю семей, явивших миру необычайную творческую продуктивность! Бах и сыновья, два Дюма, талантливые дети известных актеров, которые в наши дни играют в театрах и снимаются в кино, о которых будем говорить «сын такого-то, дочь такой-то» до той поры, пока у них самих не подрастут дети.

Явлением особого рода можно назвать феномен театральных детей. По большей части вне театра многие из них не мыслят своего будущего. Их влечет сцена, а интересы столь отличны от увлечений сверстников. Хорошо, когда природа наделяет их ярким талантом, различимым с первого взгляда: голос, внешность, темперамент, решительность характера. Но бывает и по-иному. Тогда вступает в силу общее правило: одаренная личность всегда рано либо поздно пробьет себе дорогу, какие бы преграды ни приходилось преодолевать. Чрезвычайную важность приобретает в таких случаях первый самостоятельный шаг, проявление упорного нрава, веры в собственные силы — и, конечно же, в свою звезду.

Анатолию Соловьяненко-младшему, высокому хрупкому юноше с тонкими чертами лица, такой уверенности не занимать. Иначе как бы решился он, студент четвертого курса Киевского университета культуры и искусств и одновременно выпускник юридического факультета, взяться за возобновление спектакля Национальной оперы Украины! А взялся он — ни много ни мало — за оперу Г.Доницетти «Лючия ди Ламмермур», поставленную много лет назад режиссером Ириной Молостовой и за долгую сценическую жизнь овеянную славой таких мастеров, как Евгения Мирошниченко, Анатолий Соловьяненко, Роман Майборода, Александр Востряков, Мария Стефюк. Дважды киевская «Лючия» имела триумфальный успех на зарубежных гастролях театра. Роль Лючии была коронной партией в репертуаре Евгении Мирошниченко. Слышали киевляне в этой роли и свою любимицу Викторию Лукьянец.

Будущие творцы учатся своему искусству по-разному. Кто-то проходит последовательно все этапы академического профессионального образования. Иные выбирают свой метод: смотрят спектакли, сидят на репетициях, слушают записи. Некоторые известные композиторы начинали с того, что переписывали партитуры великих предшественников или готовили их фортепианные переложения. Что-то в таком же роде представляет собой возобновление старого спектакля. Оно подобно работе подмастерья, которому поручается дорисовать штрихи и детали в работе мастера. Хорошо выполнит задание тот ученик, который не погрешит против стиля и манеры письма учителя. Иное дело, когда учителя уже нет в живых, когда он оставляет лишь эскиз, по которому надлежит создать законченное полотно. В случае с «Лючией» так и произошло. Весь режиссерский текст, в отличие от текста нотного, существует лишь в памяти участников и зрителей (если спектакль не заснят на пленку). Анатолий-младший запомнил его как зритель. А Ирину Молостову он считает своим учителем, так как много с ней общался, наблюдал за ее работой, получал доброжелательные советы, когда вел речь о своих увлечениях и планах. К сожалению, Ирина Александровна ушла из жизни, не успев передать секреты своей профессии сыну коллеги. Не стало и отца Анатолия. А его советы в этом случае, как никогда, были бы нужны.

В заданных обстоятельствах трудно ждать чудес от слишком юного и неопытного дебютанта. Тем более, когда приходится иметь дело с такой оперой, как «Лючия ди Ламмермур», к тому же поставленной в духе академической традиции оперных постановок 60—70-х годов. Все было сделано аккуратно и грамотно, все отвечало канонам ненавязчивой оперной режиссуры, всецело направленной на выигрышное звучание вокала. Спектакль и теперь выглядит почти как концертное исполнение в декорациях и костюмах. Кроме обычной разводки мизансцен, по большей части статичных и фронтальных, вклад режиссера тут может состоять только в тщательной проработке психологического смысла исполняемых партий с певцами, в поиске путей органической стыковки их внутреннего самочувствия с внешним рисунком роли. А для этого нужен не только режиссерский, но и человеческий опыт вживания в чужую среду, эпоху, в душевное состояние разных людей, в том числе в особенности психических проявлений героини, впавшей в безумие.

Киевская «Лючия» поры своей славы была результатом сотворчества выдающихся певцов, опытного дирижера Олега Рябова, режиссера-педагога, каким была Ирина Молостова. За многолетнюю эксплуатацию спектакля аура такого сотворчества нарушилась. От режиссерского замысла осталась одна пустая оболочка. Наполнить ее новой жизнью дерзнувшему взять на себя столь большой груз ответственности дебютанту не удалось, да и не могло удаться. Можно сказать, что как студент он сдал свой экзамен на пятерку. Но спектакль, увы, пока не достиг даже частично былого уровня. Он обнажил существующие в театре проблемы, отнюдь не связанные только с режиссерским дебютом Соловьяненко-младшего.

То, что годится для Верди, совсем не подходит для Доницетти. Вместо хрупкости и поэтической меланхолии, тонких романтических полутонов и почти невесомой парящей мелодики превалирует перегрузка звучания и его форсирование. Ставка как бы сделана на массивность во всем — в чересчур достоверных в изображении давящей атмосферы шотландского замка декорациях и в пестрых костюмах, в заполняющей пустое пространство сцены хоровой массе, в утяжеленности оркестровой звучности (художник Мария Левитская, хормейстер Инесса Шилова, дирижер Николай Дядюра).

«Лючия ди Ламмермур» — одна из самых знаменитых опер стиля бельканто, созданная для демонстрации таланта примадонны и ее партнера. В премьерном спектакле в заглавной роли выступила Ольга Микитенко. Она обладает всеми данными, чтобы стать такой примадонной в этой партии, — когда почувствует себя свободнее, перестанет волноваться о высоких нотах и сложных коллоратурах, найдет сценический рисунок сложнейшей сцены безумия. Пока же ее Лючия обаятельна, юна, но недостаточно трогательна и не слишком утонченна. Нет в ней и столь характерного для данного образа чувства обреченности. Ее партнером был певец из Одессы Игорь Борко, обладающий светлым по окраске голосом, больше лирическим, чем драматическим. Лирические смягченные краски преобладают и в трактовке образа Эдгара, который, как и Лючия, показался несколько упрощенным и заземленным. Пожалуй, наиболее органично и уверенно чувствовали себя в спектакле Тарас Штонда — Раймондо и Александр Дьяченко — Артуро. Некоторое однообразие певческой манеры и форсирование верхних нот отличало исполнение Михаилом Киришевым важной в спектакле роли брата Лючии Энрико, хотя сценически он был достаточно достоверен и органичен.

Можно надеяться, что со временем спектакль обретет лучшую форму. Уйдет премьерное волнение, выступят другие исполнители, с большей свободой и вдохновением поведет оркестр дирижер. Пока же самым незабываемым стал этот вечер для юного Анатолия Соловьяненко, получившего в наследство имя своего отца и в финале вышедшего на сцену, которая помнит триумфальные выступления Анатолия Соловьяненко-старшего.