Андрей Макаревич и его «Машина времени» — это, без сомнения, уже легенда. Их слушали в застойные 70-е и в революционные 80-е, они оставались актуальными в стремительные 90-е, их концерты собирали огромные залы в 2000-м. Общаться с такими людьми, как Андрей Макаревич и просто, и сложно одновременно. С одной стороны, кажется, о Макаревиче было написано, сказано и снято почти все. С другой, перед встречей с метром, перебирая в голове возможные темы разговора, понимаешь, что с этим музыкантом хочется говорить обо всем. В результате, решила предложить Макаревичу превратить интервью в своеобразную игру. Собеседнику идея понравилась.
— Андрей, для начала выберите одну букву.
— Пусть будет «с».
— И что вам первое приходит в голову на букву «с»?
Сегодняшний день
— Когда говорят о сегодняшнем дне «Машины времени», в основном спрашивают о нашем 30-летии. А мне все думается, если бы мне сегодня было 14, то неизвестно, вдохновили бы меня современные ритмы на сбор группы. То, что слушают тинэйджеры, — это не то, чтобы плохо или бездарно. Это не та энергетика, она мне чужда, неинтересна. Когда мы формировались, то «сидели» на «Битлах». Это совершенно другая музыка. Мы чувствовали их энергию, понимали философию.
— Если продолжить говорить о сегодняшнем дне. Вы сегодня чувствуете себя свободнее в творчестве и возможности выражения?
— Безусловно. Это было ненормально — постоянный дискомфорт, когда мозгом чувствуешь, что об этом точно можно, а об этом очень хочется и можно рискнуть, а об этом ни-ни, т.к. завтра же тебя как гвоздик ненужный скрутят, и — в мусорник. Мне наши два последние альбомы, уже в «свободные» годы выпущенные, намного больше нравятся, чем прежние. Лирики стало больше, душевности.
— В этом я с вами не соглашусь. Ваши первые альбомы значили для людей даже больше, чем просто музыка.
— Вот то-то и оно. Ореол подпольности, создаваемый хозяевами той страны, сыграл в восприятии нашей музыки ведущую роль. Я считаю, что музыку следует воспринимать просто как музыку, без каких-либо ореолов. И если бы вы воспринимали наши вещи, как музыкальные произведения, то обязательно заметили бы, что песни становятся интереснее и серьезнее. Кстати, меня действительно всякий раз удивляет, когда наши сегодняшние вещи попадают на ступени модных хит-парадов, и когда на концертах подпевают не старые хиты, а новые вещи. Для меня это самая большая награда. То есть, наша музыка — современна. О, вот и буква «с»!
Современная музыка
— Большинство метров критикуют современный рок, дескать, нет оригинальных новых идей.
— Нет, я ничего такого не думаю. В современной эстраде много профессионалов. Это — главное.
— Что вам особенно нравится и что не нравится в российской эстраде?
— Мне очень нравится энергетика Земфиры. Есть что-то особое в ней.
— Вы не оригинальны, она почти всем нравится.
— Ну хорошо, мне еще «Сплин» нравится. «Мумий Тролль» — это просто супер. Алсу после выступления на «Евровидении» вызвала у меня живой интерес.
— А если попытаться сравнить сегодняшних, недавно созданных кумиров, Земфиру или «Сплин» и «Машину времени» или «ДДТ», в чем различие?
— Откровенно говоря, я не люблю проводить параллели и влезать в анализ музыки. Но если кратко и поверхностно, то наверное они подходят к песням с биологически-музыкальной стороны, у них главное — мелодика. А мы, в силу закрытости нашей эпохи, больше внимания уделяли текстам. Хотя не думаю, что современные музыканты не думают о стихах и лепят песни из чего угодно.
— Вы общаетесь со своей старшей братией, как вы выразились, с дедушками рока. Вам нравится то, что сегодня делают Гребенщиков и Шевчук, скажем?
— Естественно, мы общаемся. И мне всегда нравилось то, что делали эти музыканты. Возможно, Шевчук в последние годы стал слишком поучительным, а никто не любит, когда его поучают. Но все равно это профи высочайшего класса.
— А кто вам ближе из этой братии?
— Духовно ближе «Воскресенье». Мы легко сыгрываемся, а это для музыкантов главное. Мы уже не раз пробовали играть вместе, и всегда выходило супер. Я даже сам сольно работал с «Воскресеньем».
Сольные проекты
— В последние годы вы ведете активную сольную деятельность. Остальные участники группы не обижаются?
— Да нет, каждый из них также занимается еще чем-то своим, кроме «Машины времени». Я же не обижался на Сашу Кутикова (продюсер группы. — Авт.), когда он в течение трех лет еще и над телепроектом «Песни о главном» работал, и Маргулис, Подгородецкий за все время работы с нами сольными проектами занимались.
Для меня лично это большая отдушина. У нас группа хорошая, но все же не универсальная. И не все вещи можно сюда принести. Кроме того, думаю, если бы у каждого не было еще и своих проектов, мы друг другу уже очень надоели бы. Мне кажется, что это признак нормального творческого развития, когда в голове рождается больше, чем ты можешь сделать в команде. Это позволяет держаться в тонусе, быть на волне времени.
— С недавних пор в музыкальных кругах много говорят о сольном проекте бывшего участника команды Петра Пидгородецкого. Говорят, он не очень страдает и уже записал сольный альбом.
— Дай Бог...
— Скажу честно, для меня вся эта история с увольнением Подгородецкого напоминает продуманный рекламный трюк. На Западе этот промо прием довольно распространен.
— Звучит смешно. Мы уже не на том уровне и не в том возрасте, чтобы делать себе искусственную рекламу. Почти полгода смакуют эту тему. Мне, откровенно говоря, это уже надоело. Сейчас все нормализовалось. У нас новый музыкант Андрей Державин. Я удовлетворен. Он внес новый вкус в звучание наших вещей.
«Cмак»
— Несмотря на все новые музыкальные проекты, самый известный после «Машины времени» — телепроект «Смак».
— Иногда мне кажется, что я уже ненавижу программу «Смак». Мне смешно наблюдать, как зрители, всерьез веря, что я незаурядный повар, забрасывают меня письмами с рецептами и кухонными вопросами. Я не любитель возиться на кухне и готовлю на уровне любого нормального мужика — картошку и яичницу. А программа задумывалась вовсе не как кулинарный проект. Очень хотелось поговорить с интересными людьми в домашней атмосфере. А где совдэповский человек лучше раскроется, чем на кухне? А чтобы не сидеть без дела, решили заодно и готовить что-то с гостями. В результате, из меня сделали народного повара, а разговор с гостями — так, для декора.
— И тогда вы задумали другой проект «Абажур», где уже нет кухни, но есть аквариум и разговор под абажуром.
— Так оно и было. Но протолкнуть «Абажур» в эфир было значительно труднее, чем «Смак».
— Любопытно, а как подбираются гости для программ? Если, скажем, руководство канала ОРТ предложит вам пригласить в гости человека, которого вы недолюбливаете. Ну, например, Зюганова или Жириновского.
— Я скажу, что на канале много других программ, куда можно пригласить этих героев.
— А они вам: «А мы закроем программу, Андрей Вадимович».
— Понимаете, все же условиями контракта для меня предусмотрена определенная свобода. Кроме того, я тоже не последний человек в стране (я не хочу обидеть наших славных политиков). Я же могу и в народ, и в прессу вынести подобные предложения и условия их выполнения... Хотя, естественно, теоретически все это возможно. Особенно сегодня, когда вообще неясно, что происходит в России, — куда мы идем, для чего воюем, кого выбираем...
— Все правильно вы говорите и влияние имеете не меньшее, чем любой политик. Почему вы не идете в политику?
— Упаси меня Боже! Мне кажется, в нашей студии компания собирается лучше, чем та, что в Госдуме заседает. Как по мне, в политику в большинстве своем идут люди, которые не смогли себя ни в чем другом найти. Я же хочу заниматься своим делом и влиять на ход истории России своими средствами.