Осень традиционно воспринимается как пора увядания. А театры в эту самую ненастную пору распахивают свои двери, приглашая зрителей - тех, без кого ни один театр не чувствует себя окончательно состоявшимся. Оставляя осеннюю грусть за границами зрительных залов, актеры погружают нас в атмосферу весенних предчувствий и надежд, потому что премьера - это всегда весна...
Практически все харьковские театры начали этот театральный сезон с премьер. Думается, в этом сказалась не только необходимость выживания, о которой говорят теперь в любом творческом коллективе, скорее уж премьерный листопад утверждает стремление к обновлению, к полнокровности существования - вопреки всем трудностям нашего времени. А может быть, не вопреки, а благодаря времени, необыкновенно ритмически обостренному, почти лихорадочному. Две харьковские премьеры в определенной степени подтверждают это: «Вишневый сад» в Украинском академическом театре им.Т.Шевченко и «Никогда не говори никогда» - в Театре для детей и юношества. Объединяет эти очень разные спектакли проблема семьи как основы человеческой жизни. Микромир семьи является прообразом макрокосмических процессов и катаклизмов, поэтому разрушение семьи возможно приравнять к гибели мира. С другой же стороны, видимая катастрофичность гибели мира порой может нести в себе зародыш надежды на рождение нового.
Кажется, именно этими идеями и заряжен спектакль «Никогда не говори никогда». Выбор пьесы Ярослава Стельмаха по роману известного американского писателя Ирвина Шоу «Люси Краун» (режиссер засл. деят. искусств Юрий Старченко), воспринимается как достаточно неожиданный. Труппа театра, значительно обновившаяся в последние годы за счет прихода молодых актеров, «закалена» в сказочном репертуаре и спектаклях с музыкально-пластическим уклоном. Обращение к иной драматургии (вернее, к непростому материалу романа) воспринималось как шаг рискованный, но оправданный. Проблема отношений актер - зритель в спектакле Ю.Старченко решена традиционно, не пересекая границ рампы. Это усложняло задачу актеров, и без того недостаточно искушенных в работе с чисто психологическим материалом, требовавшим не только повышенного уровня подлинности на сцене, но и большой подготовительной аналитической работы. Разница между нашим и американским менталитетом все же достаточно велика. В спектакле театра она проявилась скорее на физическом уровне, граничащем с понятием внутренней свободы. Пожалуй, наиболее удалось приблизиться к западной раскованности, не переходящей в развязность, актеру Ю.Божко, сыгравшему Оливера Крауна, главу семьи, а наименее - молодому актеру Р.Фанину, выступившему в роли Джеффа, студента, влюбленного в главную героиню. Непростые психофизические задачи, верный разворот действия, идущего в трех временных измерениях, - все это театру в целом удалось. Зрители, сидящие в зале, проходят для себя школу человеческих взаимоотношений, актеры же осваивают новые профессиональные приспособления. Театр живет.
Проблемы раскрепощенности актеров в премьерном спектакле академического украинского театра практически не возникает. Напротив, на протяжении почти всего действия пьесы персонажи стремительно перемещаются то по сцене, то по залу, создавая некий хаос в зрительском восприятии. «Вишневый сад», поставленный львовским режиссером Владимиром Кучинским, ожидали в городе давно, хотя бы потому, что в роли Раневской должна была выступить народная артистка СССР Ада Роговцева. К сожалению, накануне премьеры с актрисой случилось несчастье, но это не отпугнуло харьковскую публику, падкую до гастролеров и более равнодушную к своим талантам: аншлаг был. Раневскую сыграла Светлана Соловьева, талантливая актриса, на несколько лет покинувшая сцену, но теперь возвратившаяся.
Режиссера В.Кучинского в Харькове знают хорошо, поскольку он не раз приезжал со своим родным Львовским молодежным театром им. Л.Курбаса. Вызывая к себе устойчивый интерес многочисленных поклонников. На «Вишневом саде» создалось впечатление, что с данной академической сценой - сценой бывшего «Березілля», прекрасной и коварной, режиссер не нашел общего языка. Бесконечные проходы по залу, не всегда оправданные, затянутые фазы пения хором, другие приемы, свойственные не столько студийному, сколько камерному театру, - все это представлялось неуместным. Главное, чего невозможно было понять, - характер взаимоотношений актера и образа; казалось, что лихорадочное возбуждение, в котором пребывали актеры весь спектакль, относилось не к внутреннему преображению, не к режиссерскому решению основного конфликта пьесы, а к чему-то совсем иному. В данном случае нет смысла делать разбор чеховской пьесы; классика на то и классика, чтобы с ней обращались вольно, тем более что вопрос с жанровой природой его драматургии и без того достаточно запутанный. И все же точность работы в жанре и стиле является необходимой вежливостью театра по отношению к зрителю, а также вектором, направляющим восприятие. В спектакле театра им. Шевченко подобный вектор напоминал скорее сошедший с ума барометр, не только не направляющий, а, напротив, усложняющий это восприятие. Как пример тому: образ конторщика Епиходова, решаемый А.Водичевым в острой гротесковой манере, и рядом с ним - пронзительный Петя Трофимов Олега Стефанова - работа, которую хочется назвать в числе лучших в данном спектакле. Проблемы, о которых шла речь в самом начале: семьи, дома, устойчивости и хрупкости этого микромира, созидания через разрушение, -наиболее выразительно прочитывались в образе Пети Трофимова. Правда, у Олега Стефанова он получился не столько студентом-разночинцем, а почти что Христом, покидающим семью ради свободы осуществления своей духовной миссии. Возможно, что актер и режиссер именно к этому и стремились, и это убеждало и волновало.
Вообще же, в «Вишневом саде» В.Кучинского было очень мало курбасовского. Говорится об этом не потому, что Курбас ставил или намеревался ставить А.Чехова (как известно, он этого не делал), а из-за того, что во втором акте спектакля на сцене вдруг появлялся белый экран и во время диалога актеров на этом экране возникло лицо... самого Л.Курбаса. Подобный прием вызывал не так недоумение, как чувство неуместности, почти что бестактности в первую очередь по отношению к самому великому режиссеру. Проще говоря, это было совершенно не нужно, не понятно, на кого рассчитано, тем более что экран никак не вписывался в декорацию Татьяны Медведь - как всегда замечательно точную по образу, компактную и оригинальную по решению. На ее вишневый сад хотелось смотреть, и не только смотреть, но и быть в нем.
Спектакль наверняка выиграется, когда в нем все-таки сыграет Ада Роговцева, многое изменится, уточнится. Хочется верить в это, потому что спектакль не забывается, о нем продолжаешь думать и говорить.
Если украинская драма обратилась к русской классике, то Русский театр им.Пушкина - к советской, поставив на своей сцене знаменитого «Робин Гуда» по пьесе С.Заянуцкого, в свое время трансформированной в мюзикл давним другом театра, композитором Марком Карминским, памяти которого пушкинцы и посвятили свой спектакль. Главный режиссер театра нар. арт. Александр Барсигян создал яркое, искрометное зрелище, выпустив на сцену молодых ребят, вчерашних студентов театрального отделения Харьковского института искусств, полных задора, пластичных и, главное, - жадных до работы. Зрители стоя подпевали актерам любимые с детства, мелодии, а по окончании спектакля долго не смолкали благодарные аплодисменты. Так театр подарил городу праздник, невзирая на то, что город никак не вернет театру некогда сгоревшее родное помещение, так долго всеми ожидаемое.