В театральных кругах режиссер Аттила Виднянский пользуется настоящим уважением, и его рейтинг очень высок. Киевский театр им. Леси Украинки давно и долго вел переговоры с ним о совместной работе, прекрасно понимая, что Виднянский один из самых интересных украинских режиссеров нового поколения. Сделанный им спектакль «Блоха в ухе» Ж.Фейдо оказался «экзотической пальмой» на нашей театральной почве, как заметил один наблюдатель.
Да и фигура самого режиссера тоже не менее экзотична. Аттила Виднянский - венгр. Он живет в Закарпатье и руководит Береговским венгерским театром им. Д.Ийеша. Режиссера Виднянского и его театр больше знают на Западе, чем в Украине. На всевозможных фестивалях они получали множество призов и вызывали неизменное удивление: молодой коллектив, живущий в глухой провинции, на задворках Европы, показывал серьезнейшие спектакли на основе классической литературы, полные эпического размаха и редкой глубины.
Они много гастролируют и странствуют. На своем автобусе, как средневековые жонглеры и менестрели, они пересекают границы разных стран, от Македонии до Швеции, вечером дают представление и наутро уезжают. После каждого спектакля их снова приглашают приехать, и это важно: гастрольная деятельность их основной хлеб - государство практически не заботится об этом театре.
Этот уникальный коллектив со своим молодым лидером ведет странный образ жизни: они существуют на границе двух государств, на границе природных стихий - гор и равнины, на пересечении нескольких культур, между городским и сельским образом жизни - они фактически полностью независимы и предоставлены сами себе.
Закарпатский «селянин»
- Аттила, ты делаешь философский, элитарный театр, который адекватно могут воспринять, наверно, только профессионалы и опытный образованный зритель, и ты со своими актерами живешь практически в деревне, Берегово - поселок городского типа. Как ты существуешь в этой странной ситуации? Почему такой контраст?
- Феллини тоже жил в провинции, в деревне... Я не тусуюсь столько, сколько тусуются типичные театральные режиссеры, и слава Богу, поэтому ко мне в основном все нормально относятся. Я приеду в Будапешт и там окунусь на неделю в ужасный театральный мир: сплетни, ненависть, интриги; приеду в Киев - и здесь то же самое, и снова через неделю уеду - и очень хорошо, меня это устраивает. А что касается зрителей, то деревенская публика ничуть не хуже самой изысканной городской. А на фестивалях вообще один и тот же народ - профессионалы и люди, любящие театр.
- А как же культурная среда, общение?
- Понимаешь, мне необходимо какое-то отчуждение от суеты, для того чтобы я смог что-то сделать и понять. В городе очень сложно отчуждаться. К сожалению, или к счастью, наш театр в Берегово в абсолютной изоляции. Конечно, как творческий коллектив мы реализуемся, выступая в больших городах, на гастролях, но мой дом, по большому счету, в селе. Я сельский человек.
- Так ты что же и на огороде копаешься?
- Нет, я дрова люблю рубить. Я люблю сельские запахи. Село это уютная оболочка, обозримый мир, выйдешь на улицу и все с тобой здороваются. Это гениально. Это ощущение дома. Естественно, городской житель тоже ощущает обратный импульс от стен, от улиц, фонарей, которые как бы говорят «ты наш». А в селе это происходит через людей, в этом мире ты ко всему имеешь отношение. Я не знаю, смогу ли я прожить там всю жизнь, но если куда-то уеду, мне этого будет больше всего не хватать.
- А куда ты сможешь уехать?
- Если честно, хоть куда. Проще всего, конечно, в Венгрию. Есть предложения из Словении, предлагали работу в Испании, постановку в Германии, теперь появились предложения в Австрии. Т.е. в тех странах, где я уже ставил или мы выступали. В Югославии мне предлагали руководить театром. И это действительно так. Когда у нас в очередной раз возникает какая-нибудь кризисная ситуация и становится невмоготу переносить нашу неустроенную нищую жизнь, и понимаешь всю ответственность перед детьми, которые растут и должны получить хорошее образование и увидеть мир, тогда думаешь - все, уеду... И вот начинаешь выбирать: я привык, чтобы у меня с севера была гора, а c юга сад... Это страшно... Наверно, нужно быть более подвижным, но...
- Хорошо, когда ты уезжаешь или переезжаешь, меняется ритм жизни, включаются другие связи - что происходит с человеком и режиссером Аттилой Виднянским?
- Мне сложно, я, например, не могу спать. Это происходит с Аттилой. А с режиссером... Со временем вырабатывается профессионализм. Театр дает мне конкретный заказ, и я знаю как его конкретно выполнить. Я знаю, что надо читать, все время что-то придумываю, репетирую. Репетировать я могу хоть двадцать часов в сутки и не устаю. Я занимаюсь собой и не даю себе отдыха, становлюсь очень активным. Я умею существовать в таком ритме. А расслабленным я бываю только дома.
Свобода и нищета театрального племени
- Ваш театр находится в невероятно сложном положении: нет своей сценической площадки, денег вам практически никто не дает, вы сами должны зарабатывать себе на жизнь и даже к зрителю вы сами едете, находите его, а не он к вам приходит. К тому же ты несешь и творческие, и организационные обязанности. Как все это выдерживаете?
- Ох, это очень-очень тяжело. Но в этой ситуации есть и положительная сторона. Я могу начать сразу три-четыре спектакля одновременно, обдумывать, «ощупывать» материал, не зная, что будет выпущено первым, не спешить. И меня никто не может заставить работать по-другому и обязать к чему-то. В этой нищете есть какая-то свобода, великая свобода: ставить не сколько надо спектаклей, а как душе будет угодно. С другой стороны, отсутствие элементарных условий: в залах не топят, начну вечером читать - выключают свет, постоянное мотание за границу, актеры очень мало зарабатывают, им негде жить, нет денег на постановки. Часть актеров ушли из театра, они работают в Венгрии. Но те, кто остались, - мои соратники-профессионалы и моя театральная семья.
- И что тогда, по-твоему, держит вас вместе и создает семью? Ты?
- Наверно, в какой-то степени я. Все могли бы уйти, у всех есть приглашения в другие театры.
- И ты сознательно выполняешь роль вождя?
- Так случилось. Когда я учился на режиссерском факультете в Киеве, под меня набрали венгерский актерский курс с целью создания национального театра в Закарпатье. Я ездил по селам агитировать детей поступать в театральный институт, потому что не всякие родители хотели своим детям актерское будущее. Очень рано мне пришлось вести себя как взрослый режиссер. У меня не было эпохи капризов. Эти дети из венгерских сел в Киеве попали в чужую для себя среду, во время учебы в Будапеште - еще более чуждая среда. И я держал их вместе и духовно, и морально. Так и получилось - я вожак племени.
Запах большого зрителя в большом мире
- В своем театре ты всегда ставил только классику: Шекспир, Боккаччо, Чехов, Мадач, Элиот - как ты выбираешь материал для своих спектаклей?
- Есть определенный круг существенных вопросов, которые меня волнуют и на которые я пытаюсь ответить в театре и в своей жизни. Если я не нахожу ответа в литературном материале, я не буду это делать. Вот, например, зовут меня в Венгрию на постановку пьесы, а мне это сложно понять, как можно просто ставить какую-то пьесу, если при этом не затрагиваются важные и болезненные для тебя темы или интересы. В театре им.Леси Украинки я согласился ставить Фейдо исключительно потому, что в последние полтора года много читал и узнал о том, как встречали ХХ век, и меня это страшно интересовало. Но когда я приступил к постановке, то понял, что «Блоха в ухе» слишком легкий материал, она не выдержит этой темы, просто треснет...
- Т.е. в театре и с помощью театра ты ведешь диалог только с собой.
- Да.
- А как же зритель?
- Я не говорю, что мне зритель не важен. Очень важен. Более того, в последнее время я думаю, что закрываться в малые театральные пространства и играть для избранных людей - просто преступление! Мои первые постановки были камерными, и сейчас я делаю такой театр. Но совершенно другое ощущение, когда в зале сидит тысяча человек, а не двадцать, пусть самых изысканных эстетов и философов... когда свежий запах зрителя, огромнейшего... Этим летом на фестивале в Югославии мы играли «Трагедию человека» Мадача на тысячу человек, сложнейшую элитарную пьесу, и нас хорошо принимали. Поэтому не правда, что широкому зрителю нужна только бульварная комедия. Я был в будапештской опере, где зал в тысячу двести человек в одном порыве вздыхал - и это не сравнимо ни с чем.
- Ты очень много ставил спектаклей за границей. Что интереснее: свободно и независимо работать на приглашениях или заниматься своим театром?
- Когда образовался наш театр, я работал с ним безвылазно три года. И потом понял, что нужно вырываться в мир. Я сам начал много ставить и организовывать совместные постановки в Венгрии для своей труппы. Конечно, постановка в чужом театре это другая работа - я выполняю заказ и меня мало волнует, как мой спектакль будет соотноситься со всем репертуаром театра, как занята труппа, что будет означать для актеров работа в моем спектакле: прогресс или повторение. В своем же театре я отвечаю за все и за всех, за состояние труппы и за творческое развитие каждого актера. Вообще иметь свой театр - это вершина.
Человек пограничья
- Закарпатье - место столкновения нескольких культур, ты чувствуешь, как это отразилось на тебе?
- Для того, чтобы это почувствовать, надо куда-то уехать. Когда я нахожусь в Будапеште, я ощущаю, что во мне есть что-то другое, влияние другого мира, других атмосфер, ритмов. И то же я ощущаю, приезжая в Киев. Я затрудняюсь ответить, что мне ближе. И к этому надо относиться не инстинктивно, а сознательно, тогда из этого внутреннего симбиоза или противоречия можно черпать нечто очень интересное.
- Получается интересная картина: ты в состоянии выдерживать ситуацию пограничья между странами и культурами не только в своей внешней жизни, но и создавая семью: твоя жена Катя Аликина - русская, родом из Уфы...
- О, так случилось. Мы вместе учились в институте, только Катя на актерском отделении, я тогда часто брал Катю в свои учебные постановки. Она выучила венгерский язык и как актриса работает на венгерском. Это безумно каторжный труд, понятный только тем, кто прошел через такое. У нее все меньше и меньше чувствуется акцент, она сделала в последнее время большой рывок в работе, несколько очень хороших ролей - мне нравится, я доволен. Но проблема с языком для нее все равно остается: она уходит на какой-то глубинный уровень. Я не буду скрывать, что на Закарпатье существует противостояние венгров другим нациям. Но мой брак был шагом фатальным. Потом я воспринял его совершенно сознательно и сейчас очень горжусь, что у меня русская жена, что дети знают два языка, что у них «богатая» кровь. Существует одна восточная мудрость: если у тебя родители разных национальностей, то воспринимать, что ты наполовину, например, венгр и наполовину русский - глубочайшая ошибка: ты и венгр, и русский полностью. Мы так стараемся воспитывать наших детей.
- Получается?
- Сложно, но это великое дело. Правда, бывают очень комичные ситуации. Смотрим, например, футбол, и я говорю - это же русские играют! А старший спросил меня: а когда венгры и русские играют, за кого болеть? Ну, как ответить на такой простой вопрос?
Хорошо только дома
- Как ты видишь дальнейшую судьбу своего театра?
- У нас - интересные новые идеи и планы. Сейчас выбрали очень сложную работу на малую сцену - поэму венгерского поэта Ференца Юганса «Крики оленя и сына, превратившегося в оленя, из ворот таинств», хорошо звучит, да. Это на основе венгерских и финно-угорских мифов и обрядов, будем сочинять спектакль. И другая великая задача - поставить Мицкевича «Дзяды». Третье, новое направление - возможно, буду снимать кино, тоже на основе моих актеров. Потом в театральном институте выпускается новый венгерский актерский курс, он приходит к нам в театр. Так что предстоит большая работа. Я всегда говорю своим актерам, что, например, театр им. Леси Украинки будет всегда, мы же существуем только тогда, когда имеем успех и двигаемся все время вперед.
- Я тебя слушаю и удивляюсь: многие талантливые режиссеры покинули Украину, кто живет в Германии, кто в основном в Америке, они устали от нищеты, от отсутствия денег на работу, помещения, от невнимания зрителей и государства... Ты же все это выдерживаешь и не ломаешься.
- Сейчас я понимаю, что глупо было бы бросить все, что я уже сделал, что мы сделали вместе практически с нуля, добились во многом успеха. Очень многие уезжают, и я их понимаю. Но на мне в какой-то степени держится этот театр, я несу ответственность за людей: за актеров, рабочих, костюмера и т.д. Порвать все эти связи тяжело, а порвать с культурой еще сложнее. И потом мне нравится, что наш театр недавно вернулся из Вены, а пять дней назад я был в Будапеште, а в четверг буду в Кошице, а в субботу мы выступаем на фестивале в Венгрии...
...Есть великий венгерский писатель Арон Томаш, который написал: «Ты родился на свет, чтобы где-то быть дома». Возможно, это подсознательное ощущение нации, потому что мы, венгры, мотались от Урала до Карпатских гор, потом попали в такое место, откуда нас постоянно хотели выгнать, то с юга турки, то с севера... И у меня есть такое ощущение: я должен обязательно чувствовать себя дома везде. И мне хорошо только там, где я чувствую себя дома.