В издательском доме «КМ Академія» увидела свет энциклопедия «Києво-Могилянська академія в іменах. ХVII— ХVIII ст.». В ней представлены 1482 имени: гетманов, казацких старшин, дипломатов, профессоров, писателей, медиков, благотворителей и основателей академии. А также учителей, священников, казаков, канцеляристов, переводчиков. Помещены статьи о персоналиях, которых нет ни в одном другом подобном издании. Например, Егор Равич, Захарий Розановский, Павло Тонкий, Петро Корсун. Здесь можно найти новые данные о биографии Григория Сковороды (о роде его матери), Петра Могилы (о пребывании в селе Михайливка-Рубеживка). Любопытны также сообщения об известных воспитанниках академии. В частности, две статьи о Вернадских, предках известного ученого Владимира Вернадского, статьи об Игнатии Кошице, предке композитора Александра Кошица, Петре Чайковском, деде известного композитора, о предках Николая Гоголя.
Над составлением издания в течение восьми лет работал коллектив научно-исследовательского центра изучения наследия «Киево-Могилянская академия» во главе с кандидатом исторических наук Зоей Ивановной Хижняк.
Напечатана энциклопедия за счет благотворительных взносов тех, кому небезразличны история и сегодняшний день Украины. Их имена можно прочесть в благодарственном списке издания. Среди поддержавших появление книги немало отечественных и зарубежных информационных изданий. В частности, и редакция газеты «Зеркало недели».
Эта выдающаяся книга побуждает каждого, кто перевернул ее страницы, к раздумьям о прошлом и будущем Украины.
Лет эдак 25 назад зашел я в какой-то книжный магазин вместе с Андреем Александровичем Билецким. И он показал там томик Аристотеля. Рядом с ним стоял невероятный советский кич. И Андрей Александрович, знаток античности, наклонился ко мне и сказал шепотом: «Скажу тебе откровенно. Это одна стоящая внимания книга в этом магазине, а может, и во всем мире».
И надо же было, чтобы буквально через несколько недель я проходил мимо Комитета государственной безопасности. Оттуда выходят два чиновника. И один спрашивает другого: «А где он?» А второй отвечает: «Где-то учится в Москве в нашей академии». На что тот снова отреагировал вопросом: «А у вас есть академия?» — «Да, у нас есть академия», — был ответ.
Посему я боялся самого слова «академия», претерпевшего бесконечного филологического и другого принижения, от аристотелевской академии и заканчивая той, о которой услышал от чиновников комитета госбезопасности. И вслед за тем, когда в мои руки попал материал, связанный с Киево-Могилянской академией, я задумался над ее контекстами. Мы так много говорим, что этот университет был самым лучшим в Европе или что он пребывал на европейском интеллектуальном уровне. И забываем о том, что этот университет на самом деле был носителем определенной абсолютной альтернативы Новому времени. Этого нельзя забывать. Этим нужно гордиться. Это был университет, который внешне как будто действительно опоздал, но именно поэтому он и вошел в трагическую историю начала ХVІІ века, он, как никакое другое учреждение, понимал качество этой истории и понял потребность в сопротивлении всем стихиям истории, потребность в альтернативе истории. Не буду уточнять. Говоря в широком плане об этой самой альтернативе, скажу только одно. В самом конце ХVІІІ века Кант говорил о трансцендентальной апперцепции. И знаток наследия нашей академии, деятельный киевский философ Шпет, читая свои лекции, стучал кулаком по столу и говорил: «Кант? Да, именно трансцендентальная апперцепция!»
Та самая, которая очутилась посредине мира. Посредине мира очутился, собственно, человек, забыв о том, что в этом мире есть определенный смысл, пребывающий вне нас. С нами и вне нас. Забыли о том, что в самом мироздании есть Хозяин, без которого история превращается в ад. И, начиная с первых недостатков ХVІІ века и дальше, история в самом деле превращается в ад, вплоть до текущего сентябрьского планетарного суперинцидента в известном вам городе.
Будем откровенны. Авангардистская физика, а теперь уже и авангардистская биология доводят наш мир до предела, за которым нулевой меридиан, за ним — ничего нет. Но ведь на самом деле в мире есть что-то кроме нас. И вот эта академия в полном своем составе, во всех своих семантиках возрождений, во всех своих лекциях, академических обрядах, начиная с первого своего сезона и кончая своей катастрофой уже в начале ХІХ века (вынужденной катастрофой), как никакое другое высшее учебное заведение (прошу прощения за подобный советизм) помнила, что есть в мире некая истина, нависающая над нами, и что без нее мы, собственно, попадаем в абсолютно нигилистическое поле. А теперь представьте себе, что именно в этом духовном режиме здесь, начиная с начала ХVІІ века вплоть до начала ХІХ века, появляются те самые персоны, для которых подобное ощущение мира абсолютно органично. По-другому они не могут на него смотреть. И независимо от того, профессионалы ли они, которые станут обычными писарчуками в какой-то казацкой провинции, или сделают блестящую карьеру в «центре», или же станут, к примеру, медиками, — они обязательно будут помнить об этой истине. И тогда они необходимым образом попадают в историю — совсем другое качество. Тогда эта история будет идти от той авангардистской идеологии. Физика и биология — творения человека, но теперь мы уже сами понимаем их страшный взрывной потенциал. То есть эта академия с самого начала и до своего конца предвидела дефекты Нового времени и боролась с ними в мириадах жанров.
Быть может, не случайно функциональным завершением этой академии является внук одного из ее воспитанников, Николай Гоголь, который с 1840 года беспрестанно работает над проблемой, как человек должен вести себя в истории, во времени, в пространстве. Чтобы то, второе и третье не закончилось катастрофой. В связи с этим обращаем внимание на судьбу всех этих персонажей в русской культуре. Да, это действительно был демонтаж культуры национальной, ее потенциальных возможностей. Но вместе с тем эти люди — как много они сделали для сдерживания того монстра. Если бы не они, то мир, вполне возможно, имел бы не Восточную войну в середине ХIХ века, а какую-нибудь мировую войну середины еще ХVIII века. Они останавливали этот процесс, останавливали невероятной ценой. Ценой своей жизни.
Обратите внимание на судьбу Арсения Мациевича, того Мациевича, который заплатил ценой своей жизни за оппозицию санкт-петербургскому аду. Вспомним судьбу Амвросия, московского митрополита, в начале
1770-х годов пытавшегося остановить этот процесс, все это массовое безумие, и погибшего. Все-таки он выполнил свой долг. В конце ХVIII века в мировой политике появляется блестящий дипломат Италинский. Он выходец из того же мира, из которого вышел Гоголь-дед. Более того, он со славой Гоголя-внука связан непосредственно и занимает в русской дипломатической иерархии особое место. Разное о нем говорят мемуаристы. Но со всей определенностью хочу сказать, что в ситуации политического ада конца ХVIII — первых лет ХІХ столетия это был в наилучшем понимании пацифист, пытавшийся остановить страшные военные сюжеты александровско-наполеоновской эпохи. Был у него, если сказать по-современному, референт — русский поэт Батюшков, который в начале 20-х годов, теряя рассудок, написал следующее: «Ты знаешь, что изрек, прощаясь с жизнью седой Мелхисидек? Рабом родился человек, рабом в могилу ляжет, и смерть ему едва ли скажет: зачем ушел долиной чудной слез».
А Мелхисидек Значко-Яворский, самый благочинный из гайдамаков, который прошел сквозь пекло позднепольской политики 1760-х годов, совершенно потерявшей реальную ориентацию, защищал православных тогдашней Польши. А вслед за тем он страдал от других тяжелых сюжетов последних годов того века. Он умирает в 1809 году, и, наверное, Италинский и передал эти самые слова поэту. И Батюшков передает эту самую истину в драматическом режиме. Но кроме смерти (и это знали Значко-Яворский, и Италинский, и дед Гоголя) есть еще что-то, о чем постоянно напоминала эта академия во всем европейском контексте ХVI — начала ХIХ века. Вот за что мы должны ценить ее.
Потому что с университетом может всякое случиться. Именно в те сезоны, когда закрывалась академия, Жозеф де Местр, приглядываясь к русской истории, сказал, что здесь грядет «Пугачев из университета». Все тот же страшный синтез Пугачева и университета, университета и Пугачева в различных жанрах, начиная с ультрарадикалов и кончая соответствующей ситуацией середины ХХ века. Здесь такой страшной ситуации не могло быть. Здесь, в этом университете, было какое-то другое качество. И за это качество мы должны почитать нашу академию.
Как много нужно знать, чтобы все это осмыслить, собрать. Донцов, всю жизнь работавший с киево-могилянскими историческими материалами, очень точно сказал: «Тут есть истина, которой у нас с вами нет». Та же истина была, но для того, чтобы ее вспомнить, нужно собрать все, нужны невероятные усилия. И вот в течение последних лет мы, в широком смысле, разумеется, приложили некоторые усилия. И обратите внимание: это сделали наши женщины. Начиная от Галшки Гулевичевны и закачивая Зоей Хижняк, руководителем центра «Спадщина». Значит, у нас что-то все-таки было, есть и, наверное, будет?