Фильм Алексея Германа-младшего «Бумажный солдат» получил две престижные награды на недавнем Венецианском международном кинофестивале — за операторскую работу и, что особенно почетно, «Льва» за режиссуру. В российском прокате эта лента появится только в середине ноября. В Украине ее показали в рамках «Молодости». Европейская пресса весьма благосклонна к этой картине, находит в ней чеховские страдания, хотя герои поют Окуджаву, жарят шашлыки, переживают за Гагарина и обустраивают как у кого получается свою частную жизнь. В интервью «ЗН» Алексей Герман признал, что Чулпан Хаматова — нынче его талисман, а также развеял сомнительность репутации Гоши Куценко как исключительно сериальной звезды.
— Алексей, вы уже не первый раз на киевской «Молодости». Чем интересен для вас этот фестиваль?
— Знаете, лет десять назад я приехал в Киев со своей первой короткометражкой. Тогда был совершенно другим — нервным, истеричным. Скажу честно, на этот фест всегда приезжаю с большой охотой. У Андрея Халпахчи получается не терять хорошую энергию фестиваля. Посему «Молодость» и не превращается в унылый киносмотр.
— Ваша картина грустная, но все же оставляет надежду. А как вы сами воспринимаете свою картину спустя время?
— Для меня она отнюдь не оптимистичная. Да я к этому и не стремился. Жизнь многогранней. А правда — посередине. В фильме «Бумажный солдат» разные смыслы. Те, кто не рожден в СССР, могут не до конца прочувствовать его в силу иного воспитания. Но в картине, на мой взгляд, есть вещи, которые не наложены только на российский контекст. Например, итальянцы приняли мой фильм очень эмоционально, а англосаксы — как тему ответственности и науки. На самом деле это повествование о невероятно хрупком и тонком человеке — о его судьбе. О том, что на самом деле у него нет настоящих друзей, а искренне его любят только родители.
Хотелось сделать кино, близкое самому, и не уйти в спекулятивно-социальный артхаус. Я пытался идти путем импрессионизма. Не хочу никого обидеть, но многие делают картины о прошлом неуместно яркими, это выглядит очень фальшиво. Моей же главной задачей было не уйти в фальшь, а наоборот, избрать совершенно иную стилистику.
— Вы сами работали над сценарием?
— Сценарий был написан достаточно быстро — всего за два месяца. В итоге от первоначального варианта мало что осталось. Потому что я сам и начал переводить эту версию на киноязык, на тот «текст», который будет понятен мне. Для этого пришлось уединиться месяцев на восемь на даче.
Кастинг на главного героя продолжался пять месяцев, перепробовали фактически всех актеров первой величины. Но когда нашли прекрасного, тонкого и ранимого актера Мераба Нинидзе, то он точно вписался в эту роль. Да так, что другого представить невозможно.
А то, что Мераб — грузин… Ведь во время, о котором повествует мой фильм, все нынешние проблемы не имели значения. В 60-х мы жили в едином пространстве. И даже при всех противоречиях не собирались стрелять друг в друга. Еще на подготовительном этапе я понял, что делать из грузинского актера «не грузина» просто стыдно. Мераб — не Петр. И все тут.
— Вы задействуете Чулпан Хаматову во всех ваших фильмах. Можно ли считать, что она ваш талисман в кино?
— Даже не знаю… Не верю в талисманы! Но считаю, что Чулпан — выдающаяся актриса, с которой у меня в процессе работы прекрасные, но неровные отношения. Однако для меня всегда важен ее талант. Ну ладно, так и быть — пусть будет талисманом… К тому же она лучше всех прошла пробы. Мы сразу договорились, что будут пробы, а не так: «Давай, ты у меня уже снималась!»
— Видели ли вы ее работы в театре «Современник»?
— К сожалению, не так часто хожу в театр. Потому что после окончания театроведческого факультета стал полностью «нетеатральным» человеком. Моя учеба пришлась на время, когда в Петербурге было не так много хороших спектаклей.
— Если еще о Чулпан… Удалось ли ей преодолеть закрепившийся за нею стереотип женщины-девочки и перейти в образ зрелой женщины?
— Вы знаете, она этот образ начала преодолевать уже достаточно давно. Да, сначала мне казалось, что она так и не перестанет играть 20-летних девочек. Ведь ее карьера в кино началась с фильма Абдрашитова «Время танцора». Потом была «Страна глухих». Но когда мы попробовали перейти в иную возрастную категорию, я понял, что Чулпан прекрасно справляется с этим, она действительно большая актриса.
— Как вы считаете, не портит ли современных российских актеров — того же Гошу Куценко, который у вас снялся в «Гарпастуме», — съемки в бесконечных сериалах?
— Считаю, что портят. И я ему об этом открыто говорю. Но Гоша как раз не очень-то много и снимается в сериалах. Если абстрагироваться от того, что Гоша — «антикиллер», то обнаруживаешь, что он невероятно талантлив. У этого человека есть харизма. На самом деле у актера должна быть большая цель, постоянное движение вперед. Ведь почему Чулпан замечательная актриса? Да потому что она часто ездит в Лондон учиться в тамошней актерской школе. Она пытается обрести другие манеры, поэтому и находится по две недели в Лондоне на тяжелейших тренингах. Конечно, если молодой актер, которому еще совершенствоваться и совершенствоваться, заканчивает институт — и сразу же попадает в сериал за сериалом… Естественно, он не голодает. Благополучно существует. Но в этом не прослеживается никакой эффективности его роста.
— Нет ли у вас желания отойти от авторского кинематографа и сделать сугубо коммерческий кассовый блокбастер — наподобие работ Тимура Бекмамбетова?
— Я вообще против навешивания ярлыков на коммерческое кино — что, вот оно, мол, по определению «правильное». А есть, наоборот, «некоммерческое», его все терпят, но воспринимают как некие забавы интеллектуалов. Еще коммерческий срез кинематографа всегда ассоциируется с категорией прибыли.
На самом деле это не так. Есть огромное количество достойных авторских фильмов, собравших хороший прокат. И наоборот: коммерческие проекты, которые оказались проигрышными.
Здесь вопрос, «как» тот или иной фильм подать и продать.
Уверен, что хоть мое кино и не относится к коммерческому, у него будет нормальный прокат в России.
Но хочу ли я, чтобы все 140 млн. человек пришли посмотреть это кино? Нет, не хочу! Ведь если человек не может прочесть книгу Сергея Довлатова, то невозможно и требовать от него осознать этот фильм.
Вообще это очень грубо — делить фильмы на две категории — «авторское» и «неавторское». Это зыбкая почва. Я вообще не понимаю, как определить социальный уровень человека… Много тонких чувствующих людей вообще без образования. И наоборот, дураков после университетов.
Поэтому я и не хочу снимать фильм, оглядываясь на то, что зритель его не поймет. Сейчас ведь есть огромное количество интеллигенции, которая находится в вакууме — без пищи для ума. Вот им как раз и нечего смотреть.
— Какие основные темы нынешней российской действительности просятся на экран для художественного осмысления?
— Сложный и интересный вопрос… Я никогда не искал топовую попсовую тему. Меня интересует внутренний посыл, а не привнесенное что-то искусственно извне.
Да, все мои фильмы затрагивают ХХ век. Мне интереснее и пластически, и изобразительно совпасть с той эпохой, о которой повествует фильм. И главный для меня вопрос — контроль над пространством. Каждый кадр должен быть очень выверенным. Вообще я уже сформулировал для себя, почему не занимаюсь современными картинами, то есть картинами про «сейчас». Ведь реальность уже сформировалась…И мне не интересно говорить о чем-то, не понимая, куда оно движется.
— Вы получили за «Бумажного солдата» две престижные награды Венецианского кинофестиваля. Это уровень, который нужно поддерживать… Это трудно?
— Считаю, что слова «звезда» и «режиссер» несоотносимы.
В этой профессии столько всего намешано психологически сложного, невыносимого и даже женского… Думаю, что соревновательность в режиссуре только мешает. Ведь нас так много, и все мы такие разные.
Для меня важно, чтобы моя деятельность соотносилась с областью моего внутреннего комфорта. Если эта область — постоянная покупка новых автомобилей, то и это для меня не имеет никакого значения. Ведь сущность человека неэквивалентна костюмам или машинам. Не люди определяют вещи, а наоборот, вещи — людей.
Признаюсь, что я до сих пор остаюсь неуверенным в себе человеком. Потому что часто профессия режиссера состоит из комплекса боязни — мол, твой фильм не получится.
Каждый режиссер раб своей картины, потому что это твой ребенок, которого нужно одеть, научить писать и отправить в школу.
Часто спрашивают, не ощущаю ли я над собой подсознательного влияния отца? Но ведь невозможно быть полностью свободным от родителей — от папы, от мамы, от дедушек. Я не считаю, что любовь, уважение и восхищение тем, что делает отец, что делали мои деды, может как-то довлеть… Я ищу что-то свое, пытаюсь придумать свой способ рассказа.
— Журнал Empire назвал картину вашего отца «Мой друг Иван Лапшин» лучшим российским фильмом всех времен и народов. А как бы вы лично составили пятерку лучших фильмов?
— Буду говорить не по порядку… Это конечно же «8 ?» и «Амаркорд» Федерико Феллини, «Нетерпимость» Дэвида Гриффита, «Фанни и Александр» Ингмара Бергмана, «Андрей Рублев» Андрея Тарковского… Но вообще я стараюсь не смотреть много фильмов, чтобы не засорять мозг избыточными впечатлениями. Ведь по-прежнему нахожусь в поиске…