Александр Павловский |
Наша встреча с известным кинорежиссером Александром Ильичом Павловским состоялась после премьеры его нового фильма «Атлантида», являющегося совместным украино-российским проектом. Премьера получилась двойной, так как фильм был показан и в зале Одесской киностудии, и в кинотеатре «Родина». Показ приурочили к празднованию Дня украинского кино, к которому наш собеседник имеет самое непосредственное отношение, даже превратившись в москвича.
— Александр Ильич, можете ли вы уже сейчас предсказать прокатную судьбу своей новой картины?
— Вы знаете, наверное, предсказать не могу. Фестивальная судьба у нее складывается довольно удачно, «Атлантида» отмечена жюри «Кинотавра». Но даже если бы этого и не было, она остается для меня любимым фильмом. Это своеобразное объяснение в любви Одессе. Ну и о любви как таковой там многое сказано, ведь столько возникает различных любовных треугольников-четырехугольников... Идея родилась не у меня, сценарий написала дочка моя, Наташа. Уже будучи в Москве, она вспоминала о своем родном городе, и результатом стал хороший киносценарий, ради которого и собралась съемочная группа. Слава Богу, в семье есть продюсер, это мой зять и Наташин муж, Евгений Улюшкин. Дочь Жени и Наташи, моя внучка Ася Улюшкина исполнила одну из ролей в фильме. А сопродюсером стал Дмитрий Харатьян, исполняющий в «Атлантиде» главную роль. С ним мы двадцать лет назад познакомились в Одессе, когда он снимался у меня в «Зеленом фургоне», играя такого всепобеждающего парнишку Володю Патрикеева. Зрители знают такого Харатьяна, бойкого юношу, я знаю немножко другого, ведь Дима в жизни очень лирический, задумчивый, глубокий человек. И мне кажется, такого Диму мы немного показали нашим зрителям, которые не будут разочарованы...
— Кто вы теперь — уже москвич или все-таки одессит?
— Конечно, я стал немножко москвичом, поскольку Москва — город в достаточной степени подавляющий. Приведу в пример Жванецкого — в Москве он тоже москвич, умеет в хорошем смысле быть хамелеоном. Это относится и ко мне — люблю Москву, самые лучшие, студенческие годы прошли там, это тоже для меня родной город, где живет теперь моя семья. Чувствую себя слегка разорванным — в Одессе остались жить мама, брат, здесь похоронены бабушки, дедушки, если говорить о корнях и стволах, то корни все-таки здесь, а ствол, не оторвавшись от корней, пребывает в Москве.
— Условия жизни и работы в Москве сравнимы с реалиями одесского кинематографиста?
— Никак не сравнимы. Я не хотел уезжать, от добра добра не ищут. Ко мне очень хорошо относятся в городе. Ну, не снималось кино, так все равно находил себе занятие: то «Юморина», то организация шоу, то газета «Теленеделя», снимал рекламу, и не дешевую, а дорогую, мне было на что жить. Но когда в очередной раз позвонили из штаба «Юморины» о том, что сегодня в два часа дня надо приехать в исполком на заседание оргкомитета, поймал себя на мысли: «Что, опять «Юморина»? Уже восьмой год не снимаю кино!». Все-таки живу для кино... Конечно, поехал тогда на заседание оргкомитета, а потом взял билеты и уехал в Москву, куда меня уже давно звали. Если бы мне было двадцать пять лет, мог бы себе позволить такую роскошь — ждать годами, когда же вновь смогу снимать, а так... Благодаря одесскому патриотизму семь лет выбросил из творческой жизни. Это хорошая дань, правда? Для сравнения — когда приехал в Москву, выяснилось, что меня помнят, хотят со мной сотрудничать, и за два с половиной года снял многосерийную телевизионную картину для РТР, прокатную картину. А сейчас запустил трехсерийную картину для НТВ. Это все, подчеркиваю, за два с половиной года! Не думаю, чтобы кто-нибудь не только в Одессе, а и в Украине мог побить этот рекорд. Москва — город достаточно хищнический, но и умеющий эксплуатировать нужных людей, там снимают много фильмов, но и желающих снимать более чем достаточно. Москва дает шанс, в Одессе слишком многое от чего-то зависит, причем не совсем ясно от чего. Мне просто надоело быть в простое, уехал туда, где могу работать.
— Какие чувства в связи с вышесказанным вызывает у вас празднование Дня украинского кино? Вы ведь перестали быть украинским кинематографистом...
— Не перестал — я член Союза кинематографистов Украины.
— И членские взносы платите?
— Плачу. Плачу теперь и в российский союз кинематографистов, и в украинский. Более того — когда завершился фестиваль в Ялте, к нам с Димой подошли министр культуры России Швыдкой и министр культуры Украины Богуцкий с предложением нового совместного проекта. Так что я из украинского кино никоим образом не выпадаю, и даже из одесского, поскольку речь идет об истории, начало и конец которой происходят в Москве, а сама история разворачивается в Одессе.
— Становитесь ли вы с годами более сентиментальным, или же от вас еще можно ожидать резкого фильма, вроде «И черт с нами»?
— Всегда был лириком, может быть, даже к сожалению. Мир разнообразен, и кино разнообразно, не всякое кино стану делать, пусть мне даже нравится стилистика тех или иных не похожих на меня режиссеров. Если есть кино Муратовой, Германа, то должно быть и кино Рязанова, Данелии. Хотел бы примыкать ко второй компании. Меня не очень волнуют фестивали, вообще не волнуют кинокритики (учился рядом с ними и прекрасно знаю, из какого теста они сделаны), но очень интересуют зрители. И делаю вот такое кино, душещипательное, музыкальное, с юмором, даже если это и не комедия в смысле чистоты жанра. Не хочу, чтобы в моих картинах телевизионные новости незаметно перетекали в художественное кино, пусть будет четкая граница между чеченской войной, антипрезидентскими манифестациями. Кино — это для души.
— Ваш круг общения в Москве — что-то вроде одесской колонии, или туда вхожи и москвичи?
—Старые московские друзья, с которыми никогда не прерывал дружбу, например Володя Меньшов, Саша Бородянский, Саша Панкратов-Черный, Дима Харатьян, Максим Дунаевский. Кроме того, в Москве уже существует не просто одесская колония, а колония Одесской киностудии, и мы часто встречаемся, покупаем водку, а если в компании еще участвует Саша Носовский, оператор, все получается вообще замечательно, потому что ему из села под Киевом присылают сало, самогонку — это большой праздник. А теперь внесу некоторую ясность. С друзьями, с кем не работаю постоянно, вижусь очень редко. Когда приезжал в гости, всем звонил, и все мне были очень рады. А будучи в Москве, попал в какой-то иной ритм жизни. В кругах людей искусства жизнь начинается в одиннадцать утра, а заканчивается в два часа ночи, поэтому вечером никого не застать дома. Зато тебе могут спокойно позвонить в три часа ночи и даже не спросить, спишь ли ты, никому в голову не придет, что ты можешь спать. Вечером все заняты, все.
— И слава Богу, что заняты. Чем годами находиться в простое... Я вот о чем хочу спросить: в вашей съемочной группе было пятнадцать Александров. Как это сказывалось на работе?
— Александр — он же достаточно активный человек должен быть, верно? Я на хрестоматийных Александров не похож, мягче... Не знаю, почему у нас оказалось так много Александров, но этим обстоятельством очень доволен и все хочу понять: с какой целью судьба это устроила? Честно говоря, Александров я коллекционирую, у меня даже собака была с такой кличкой. Можно будет в следующем фильме с каким-нибудь другим именем поэкспериментировать, ради интереса...
— Слышала, в главной роли вы планировали снять Алсу, но бабушка по моральным соображениям ей это запретила, пришлось ограничиться песнями к фильму и клипом. Как было на самом деле?
— Была идея снимать Алсу в главной роли. Бабушка здесь совершенно ни при чем, дело в ее предыдущем продюсере, Белоцерковском, с которым она, кстати, уже рассталась. Видимо, у него была заинтересованность в том, чтобы она не начинала этот кинопроект и таким образом не выходила из-под его влияния. Алсу была по-рабски подчинена ему. Он действительно многое для нее сделал, нашел еще маленькой девочкой, раскрутил, был для нее богом. Причину назвал такую — нехватка времени. А потом выяснилось, что Алсу даже не знала о том, что ее хотели снимать. В будущем обязательно найду для нее роль, она очень одарена, очень естественна, к тому же сейчас обучается в Российской академии театрального искусства. Думаю, у нее получится. Тембр голоса Алсу и лицо актрисы Ольги Сутуловой, которая и сыграла роль в фильме, очень удачно сочетаются. Были другие варианты — Долина, Орбакайте, но их голоса «не монтировались» с Олиным обликом, с ее детской пластикой. Олю я нашел буквально в первый же день. Ее работу в фильме Дмитрия Астрахана «Остановка по требованию»— роль школьницы — не видел. Просто с порога актерского агентства «Макс» я заметил сидящую на диване девочку с глазами моей героини. И все было решено...
— А как в «Атлантиду» попал самый эпатажный украинский театральный режиссер Андрей Жолдак?
— В Москве сейчас идет его спектакль «Постижение пьесы Чехова «Чайка» посредством системы Станиславского», где заняты Юлия Рутберг, Дима Харатьян, Саша Балуев, Таня Лютаева, Виктория Спесивцева, жена Жолдака, которая в спектакле не была занята, но у нее столь прекрасная внешность и интересный характер, что нельзя было ее не снять. Диме и пришла в голову идея, которая казалось хорошей поначалу: собрать всю эту сыгранную команду и повезти на съемки в Одессу. Больше никогда в такую игру не буду играть! Эта команда оказалась чересчур сплоченной против меня, этаким монолитом, ни о каком диктате режиссера не могло быть и речи! Другим монолитом был сам Жолдак! Я впервые научился произносить фразы вроде: «Я принял решение, и оно не обсуждается!». Но все закончилось хорошо, мы поняли друг друга, они замечательные артисты. В Жолдаке вообще есть огромное победительное начало, которое не сталкивалось с сопротивлением, но у меня он был еле-еле артистом, и я ему это в конце концов объяснил.
— Француза он сыграл отменно!
— Но чего мне это стоило... В общении Андрей замечательный и добрый человек, но когда он становится режиссером — это буря, стихия, собственно, таким и должен быть режиссер, не таким, как я... Может быть, сцена с французами немножко выпадает из всей истории, однако это последний комедийный эпизод перед началом трагических событий.
— Ваш герой, скульптор Саша, сыгранный Харатьяном, трагически погибает. В судьбе творческих людей вообще силен элемент трагедии...
— Художник — изначально трагическая, одинокая фигура, он всегда наедине со своим будущим произведением и с миром. Наличие семей, жен, детей не избавляет от необходимости постоянно что-то доказывать в искусстве. И все-таки финал «Атлантиды» получился светлым — у скульптора остался сын, жизнь продолжается...