Фильм «ДМБ» был в конкурсной программе «Кинотавра-2000» и порадовал не только зрителей, но и членов жюри. Иначе зачем бы они единогласно присудили этой картине один из главных призов. И хотя на дальнем плане просматривался социальный заказ — поднять престиж армии, это было сделано талантливо, без аффектации, с добрым юмором и хорошей актерской игрой. Одну из ролей в этом фильме — генерала — сыграл Александр Белявский. Как ни странно, имя этого артиста ассоциируется у большинства зрителей с ролью Фокса в картине Станислава Говорухина «Место встречи изменить нельзя», хотя в кино Александр Борисович работает давно, много и на его счету десятки разнообразных ролей. Не говоря уже о том, что голос его знаком нам по многим зарубежным картинам, которые он дублировал, а ироничная улыбка и юмор — по придуманной Юрием Никулиным телепрограмме «Белый попугай», где Белявский был постоянным гостем.
—Александр Борисович, когда вы начинали работать в кино, был определенный «тип личика»: положительный герой — открытый, обаятельный, начисто лишенный налета аристократизма. Вы, по-моему, не вписывались в рамки этого портрета. А не вписываясь в типаж, вероятно, приходилось бороться и самоутверждаться, как это было?
— Недавно был у меня разговор с группой белорусского ТВ, они стали намекать, что я-де симпатичный, не страдал ли самолюбованием. Какое самолюбование! Самоуничтожение. То кино, в которое я входил, было больше ориентировано на социальную пропаганду. Герой должен был быть курносеньким, с пролетарским или крестьянским происхождением и т.д. У меня это не просматривалось. Смотрел на себя в зеркало с раздражением и думал, кому я в нашем кино нужен. Тем не менее в приключенческих фильмах, тогда их снималось много, это проходило. Правда, когда я еще даже не учился в театральном, а был инженером и младшим научным сотрудником, увлекающимся самодеятельным театром, Юткевич в картине «Рассказы о Ленине» доверил мне роль рабочего паренька. Когда сказали, что утвердили на роль, моему удивлению не было предела, уж очень мощный сидел во мне саморедактор: ну, какой же я рабочий парень?! Тем более ленинских времен. Но мне объяснили: есть возможность создавать образ при помощи грима и костюма. Косовороточка, пролетарская заводская грязь на лице, кожаная фуражечка — вот уже кое-что.
Интересную вещь сказал мне когда-то покойный Тусузов (после окончания театрального училища я работал в Театре сатиры): «Не повезло тебе, Сашка, ты внешне фраевый, а внутри рубашечный». Вот оно, несоответствие внешних и внутренних данных.
— Оглядываясь на сделанное в театре и кино, как вы сами определяете себя как актера и как личность?
— Думаю, что все-таки не кино, а жизнь меня сделала, и ироничность, которую так ценят сегодня, присутствовала всегда. Но в кино входил с таким уважением к слову «режиссер», как в храм, по определению Станиславского. Потом только увидел, что там много глупости, грязи, пошлости. Поначалу же слово режиссера было для меня законом, клял себя, если не мог что-то сделать. Потом осмелел, опыта прибавилось, может, возраст подошел, но стал открыто иронизировать, даже подсказывать что- то.
А этапы у меня были вот какие, если оставить за кадром, что я по-человечески испытывал, оказываясь перед кинокамерой. Как говорил Райкин, «в кино больше «хычники». В отличие от театра, где труппа маленькая и ты должен уметь играть все. Не говоря уже о том, что и драматургический материал — пьеса— этого требует. Если только самого себя, быстро надоешь театральному зрителю. В кино подход проще: зачем мучиться с актером, если можно просто найти типаж. Актеры жадны до ролей, трагику всегда хочется сыграть комика и т.д. Вот и я всегда мечтал сыграть не то, что обычно предлагали. Первой отважилась Манасарова в картине «Главный свидетель» по очень серьезному рассказу Чехова «Бабы». Все сходились в мнении, что мой герой негодяй. Но ведь таковым никто не рождается. В общем, здесь я впервые играл не самого себя, пытался проникнуть в образ другого человека. Вот работы в «Рожденной революцией», даже в картине Говорухина «Место встречи изменить нельзя» — это для зрителя, они получились не в результате моей работы, использовался типаж. Хотя и там были вещи, которые не давали покоя, потому что были непонятны. Например, в сценарии написано: «Вошел в ресторан и звериным чутьем понял...». Я спрашивал у Говорухина, как сыграть звериное чутье (смеется). Слава говорит: «Да что тут играть, уйдешь в окно, все поймут, что у тебя звериное чутье». Всегда говорю зрителям, что есть работа для него, а есть актерская работа. Есть фильмы, которые не прозвучали, но они мне дороги, потому что там есть моя работа.
Многие артисты считают, коль родился такой: обаятельный, органичный, убедительный — можете меня снимать. Что ж, что везде одинаковый. Поймите, я гожусь для фильма «Место встречи...», но это не моя заслуга. Это сценарий, в первую очередь, монтаж. Зритель любит это кино, а работы, которые люблю я, оказались ему неинтересны.
— Можно я угадаю — вы любите «Июльский дождь», фильм, у которого было второе название — «Мне тридцать лет»? Так и зритель его вроде любил и в историю кино он вошел вместе с другими картинами Марлена Хуциева.
— Да. И что еще мне дорого в нем — даже Марлен не предполагал, что у меня есть чувство юмора. Меня никогда не звали в комедии и я стал это втискивать в серьезные фильмы. Никто не предполагал, что во мне сидит комический актер. Долог был путь к комедии: через «Кабачок 13 стульев» к Гайдаю и Рязанову.
— Постоянное ношение чужого лица, проникновение в чужую жизнь не может не сказаться на собственной. Какие работы в театре ли, в кино по-человечески изменили вас?
— Иногда человек стесняется своих взглядов, чтобы не выглядеть белой вороной — это вполне естественно. Огромным духовным подспорьем, укрепившим, может быть, то, что было во мне, стала роль Сережи Крылова в картине «Иду на грозу» по Даниилу Гранину. К удивлению многих, и моему, мне доверили эту роль — человека прямого, принципиального, неуступчивого, честного, не желающего «устраиваться» в этой жизни. Я тоже никогда не «устраивался», часто говорил правду, которая была многим неугодна, шел наперекор большинству. Гранин очень умный человек, честный и все это у него так ярко выписано, что работа над Крыловым очень поддержала меня духовно. А вот Фокс ничего не изменил.
— Будь у вас возможность заказать специально для себя сценарий сегодня, что хотелось бы сыграть?
— А не надо заказывать. Со мной происходят загадочные вещи — как только по той или иной причине разрушается какая-то работа, Господь посылает мне другую, не менее интересную. Много лет занимался с удовольствием дубляжом, который дает большую культуру языка и эмоциональную разминку для актера, потом надоело. Тут же поступило предложение вернуться на сцену и с огромным удовольствием играю три спектакля. Совершенно разных. Один — комедия-буфф, второй — трагедия, третий — совершенно циничный тип, к тому же больной. Такую радость испытываю, ничего не надо, все есть сейчас у меня.