Константин Паустовский в 1937 году опубликовал небольшой очерк об Оскаре Уайльде. О том, как «надменный человек, погруженный в книги и созерцание прекрасных вещей», лишь попав в тюрьму, «впервые в жизни узнал, что значит товарищество». О том, что умер он в нищете, в изгнании, забытый друзьями, и «за его гробом шли только бедняки того квартала, где он жил».
Константин Георгиевич хотел показать, как страдания могут наполнить новым смыслом существование человека, и, верный своему творческому методу, несколько романтизировал последние годы жизни Уайльда, да еще добавил в нее мрачных тонов. А она и без того была безрадостной.
Налаженная жизнь Уайльда зашаталась в 1894 году, когда один из приятелей его любовника, молодого лорда Дугласа — чудесного Бози, — каким-то образом завладел письмами Уайльда к Дугласу. Опасаясь шантажа, Уайльд выкупил их, но писем было много, и некоторые попали в руки отца Дугласа, маркиза Квинсберри. Среди них оказалось и то (ставшее впоследствии знаменитым), в котором Уайльд сравнивал Альфреда Дугласа с Гиацинтом: «Твоя сотканная из тонкого золота душа странствует между страстью и поэзией».
Квинсберри что-то подозревал и прежде. Беспокоилась и мать Альфреда. В октябре 1892-го она пригласила Уайльда с женой к себе в Брэкнелл, чтобы поговорить с ним о сыне. Но разговор не получился: леди Квинсберри нервничала, путано и невнятно говорила что-то назидательное, а влюбленный Уайльд мог только улыбаться в ответ на ее предостережения. Чуть позже чертами и характером леди Квинсберри он наделил добропорядочную и деспотичную мать из комедии «Как важно быть серьезным». А чтобы не оставалось никаких сомнений, Уайльд дал героине имя леди Брэкнелл.
Прочитав письма Уайльда к сыну, маркиз Квинсберри в ярости набросал короткую записку и оставил ее в клубе для «Оскара Уайльда — позера и содомита». Прочитав эти строки, Уайльд понял, что его ждет. В тот же день он написал Роберту Россу, своему давнему, едва ли не самому старому другу и первому любовнику: «Теперь я не вижу иного выхода, кроме как возбудить уголовное преследование. Этот человек, похоже, погубил всю мою жизнь. Башня из слоновой кости атакована низкой тварью. Жизнь моя выплеснута в песок».
Еще во время процесса против Квинсберри друзья советовали Уайльду отозвать иск и немедленно эмигрировать. Но он решил довести дело до конца. События развивались стремительно: сперва суд оправдал Квинсберри, а следом, за принуждение к содомии, было возбуждено дело против Уайльда. Он защищался эмоционально и ярко. Когда прокурор попросил уточнить, что это за любовь, «которая не смеет назвать своего имени», Уайльд разразился пламенной речью. В ней вспыхивали имена Платона, Давида, Микеланджело, Шекспира...
Суд присяжных отказался вынести приговор по этому делу. Судья назначил новые слушания, и в мае 1895 года Оскар Уайльд был приговорен к максимальному сроку, который предусматривался за нарушение нравственности, — к двум годам каторжных работ. При вынесении приговора судья не стал скрывать собственного мнения: «На мой взгляд, это наказание слишком мягкое за все содеянное этим человеком».
Уайльд покинул Англию через несколько дней после выхода из тюрьмы. Он отплыл во Францию и больше никогда не возвращался. У него не осталось ничего: его лишили состояния, его дом, коллекции картин, фарфора и книги были распроданы, жена и сыновья сменили фамилию. Он и сам старался не пользоваться своим именем. Останавливаясь в гостиницах, он называл себя Себастьяном Мельмотом, а «Балладу Редингской тюрьмы», опубликованную в 1898 г., подписал тюремным номером С.3.3.
Уайльд действительно провел последние годы жизни в нищете. «Страдание можно, пожалуй, даже должно терпеть, — писал он Андре Жиду, — но бедность, нищета — вот что страшно. Это пятнает душу». Впрочем, его нищета довольно сильно отличалась от того, что представлял себе Паустовский. Уайльд много ездил по Европе, останавливался в Италии, в Швейцарии, долго жил во Франции. Его нельзя было оставлять одного — он тяжело болел — и рядом с ним все время оставались друзья.
14 декабря 1900 года, через две недели после смерти Уайльда, Роберт Росс отправил из Парижа письмо Мору Эйди, литератору и переводчику Ибсена. В нем Росс подробно рассказывал о последних месяцах жизни писателя, о его смерти, свидетелем которой стал, и о том, что последовало за ней. В частности, о долгих и неприятных переговорах с французскими чиновниками и полицией — Уайльд жил в гостинице под именем Себастьяна Мельмота, то есть под вымышленным именем, что было запрещено.
Росс хотел, чтобы похороны прошли без суеты, и не рассылал приглашений. Приехал Бози, еще несколько друзей. Дотошные журналисты насчитали всего 56 человек. Бедняков «того квартала, где он жил», замечено не было.