Шестьдесят

Жизнь как ожерелье дарованных дней

Береги дни и благодари годы.

Так говорил вуйко Дезьо

Бывает миг, когда мир сходится в одну точку.

Под самое утро на балконе ты вытряхиваешь из пепельницы все "бычки": идти брать взаймы папиросу у соседа уже слишком поздно или еще очень рано. Среди "бычков" обнаруживается только один, который еще можно подкурить. С ним ты идешь на кухню, где на плите горит "вечный огонь", поскольку спичек в доме нет. По "бычку" ты определяешь, что от огня подкурить его не удастся, не обжегши ресниц и волос. Тогда начинаешь лихорадочно искать обгорелые спички, но они уже все обуглены до ногтей, когда-то их державших. Наконец возле плинтуса за мусорным ведром ты находишь что-то подходящее. Это обугленная спичка. Ты поджигаешь и подкуриваешь "бычок". На второй затяжке он гаснет, но в это мгновение, хотя все вокруг тебя спит - и люди, и город, и звезды, ты постигаешь механику всех земных и небесных сфер.

Неприятный запах фильтра возвращает тебя к реальности. Но ты Там был. Пускай только во время затяжки.

Собственно, наша жизнь - это и есть только "затяжка на рассвете".

Сел вечером к компьютеру, а все тело болит так, что не могу пальцем пошевелить.

Сегодня, когда шел на физкультуру, моя мысль блуждала, поскольку перед этим начитался разных советов в ФБ. Я вдруг подумал: а что если эта моя прогулка к тренажерам - последняя, и я больше никогда не попаду к ним в парк? Этот бред так ошарашил меня, что даже стал оглядываться вокруг. Тотчас начал ругать себя, что это грешные размышления, мы этого не знаем, и вообще это какая-то наглость. Но мне стало удивительно, ведь я никогда не кокетничал с неприятностями. Поэтому решил нарочно о чем-то пофантазировать, однако вместо этого сразу же всплыло выразительное воспоминание, как мы с отцом в последний раз ездили на его родину на Днестр в Старую Ушицу. Я тогда еще обратил внимание, что отец как-то сдержанно, в отличие от меня, реагирует на величественную красоту каньонов Днестра. Тогда я решил: это потому, что натура была ему знакома. Но у меня закралось сомнение: ведь в детстве и молодости отца водохранилища и ошеломляющего плеса еще не было. Теперь я мгновенно понял, что не распознал отцовского настроения. Он прощался, он понимал, что уже сюда не приедет, и пытался запомнить окружающую природу: реку, обрывы, берега, острова, источники, песок и тучи, волны и небо среди волн.

Да, тогда я не распознал отцовских мыслей, но навсегда запомнил его взгляд, с которым он оглянулся на подольский берег Днестра, когда в селе Кормань наша машина съехала с парома уже на бессарабский берег. Странный тогда возник перевес. Если на левом берегу прошло его детство, то именно здесь, на правобережье, директором сельской школы в Шебутинцах и Ломачинцах он начинал свой путь в самостоятельную жизнь.

К трассе мы ехали между селами проселочными дорогами, а он оглядывался и что-то вспоминал: здесь родился брат, а со временем и я.

Эти мысли вызвали во мне уже воспоминания собственного детства на Полесье, в мамином селе.

Когда после длительной разлуки с селом, в котором прошло летнее детство, приезжаешь туда вновь, то всегда обращаешь внимание на изменения: новые люди, новые дома, того нет, это завалилось и заросло...

Но больше всего удивляют тропинки: не новые, появившиеся, а старые, исчезнувшие. Когда-то здесь через луг пролегала самая длинная и широкая в селе тропинка, ее протоптали доярки. А теперь ее нет. Нет уже и кладки через реку, протекающую посреди луга, к которой с обеих сторон села сбегала эта тропинка.

А еще нет самой короткой тропки, которую протаптывал я от дедовского дома под вишней к дому бабы Палажки.

Тропинки исчезли, как вьюны в старице. А сколько же их мы ловили кошелем под пнями, - кроме кошеля, ничем и не словишь. Но уже и самой старицы нет: так себе - ожерелье отдельных луж без "нити". Ожерелье воспоминаний...

Когда я добрался до тренажеров, то был настолько ошеломленным, что сел на скамейку и загрустил. Первую половину своей жизни мы живем в уверенности, что все еще сделаем и везде побываем. Но уже потом понимаем то, куда никогда больше не доберемся и чего уже ни за что не достигнем. Особенно жалел я о вьюнах, танцующих на дне латаного алюминиевым проводом кошеля. Этим кошелем дед носил из шопы к дому дрова и брикет, поэтому нам позволялось брать его на реку. Я даже запах намула ощутил в ноздрях, и невольно понюхал свои ладони и пальцы, - напрасно. Поэтому я решил никаким спортом сейчас не заниматься. И к тому же все тренажеры обсели ребятишки. Когда я уже собирался возвращаться домой, дети вдруг, словно стайка воробьев, оставили тренажеры и бросились к ближайшей ели: там по ветвям бегала белка. Это движение, шум, восторг привели меня в чувство. Я вдруг понял, что мне сейчас шестьдесят лет, и каждый мой до сих пор прожитый день мог быть последним, я даже мог некоторые указать точно. Но если бы я ежедневно вот так сокрушался, то сейчас бы сидел здесь на скамейке и плевался: "И на холеру она - такая жизнь - была нужна: зачем и кому!?".

Через мгновение я уже стоял, сидел, сгибался на тренажерах и делал это так умело и настойчиво, что сейчас сижу у компьютера и едва шевелю пальцами. Все же чрезмерность, даже в положительных эмоциях и стремлениях, - вредна.

Когда-то давно, еще в университете, когда студенты спрашивали у меня, последняя ли у нас сегодня лекция, я их исправлял: "У нас сегодня не последняя лекция, ибо о последней мы знать не будем. У нас сегодня заключительная лекция". Поэтому завтра точно надо идти на физкультуру, чтобы размять мышцы, так как без этого крепатура скрутит меня на несколько дней. А их разбазаривать нельзя, ведь все они не только заключительные, но и дарованные. Следовательно, надо беречь дни и не замечать годы. "Если нам что-то надоедает, его надо немедленно сделать и забыть. Если же это невозможно - то забыть и больше не вспоминать, и идти дальше", - так говорил вуйко Дезьо.

Что такое шестьдесят? Это только крепатура пройденных лет. Забудь, иди дальше и помни о дарованных днях.

Миф - это умышленно сконструированная история, которая переосмысливается в знание.

Сказка - это умышленно выдуманная история, которая переосмысливается в опыт.

Так какой должна быть жизнь человека: мифической или сказочной?

Очевидно, она и должна быть ожерельем дарованных дней, в отражении мира которых каждый зритель увидит что-то свое, переосмыслит его и в будущее понесет новые опыт, знание и признательную молитву - воздыхание неизреченное.