Похмельный синдром

К сожалению, единственное, что они отражают более-менее точно, так это степень "фрустрации" - психического состояния, возникшего в ситуации реальной или предполагаемой невозможности удовлетворения явных и скрытых потребностей. В нашей культурной традиции и социальной ситуации - преимущественно скрытых потребностей. Потому что любые глобальные объяснения причин собственного настроения или поведения в большинстве случаев имеют в виду очень личные причины. И чем глобальнее и яростнее публичное объяснение, тем субъективнее и глубже реальный мотив недовольства.

В целом раздражение, вызванное политикой, - это несоответствие социальных желаний имеющимся личным возможностям. Они в принципе и так никогда не соответствуют - украинские мечты традиционно высокодуховны, но малореальны. Ну, и сам наш мечтатель зачастую никаких инструментов влияния не то что на политику, но даже на собственную жизнь не имеет. А если и имеет, то их участь такая, как в анекдоте о судьбе двух железных шариков в запертой пустой комнате - "один я поломал, а другой - потерял".

Поскольку политический "облом" с результатами выборов произошел как бы внезапно, то это оказалось еще и травмирующей ситуацией для небольшой части избирателей. Не для тех, кто успокаивал, что все будет хорошо, мол, социология врет, народ верен и благодарен, и у нас еще есть чудо-оружие и спящие богатыри в Карпатских горах. Травмирующая для тех, кто этому вранью действительно поверил.

Затем такое травмирующее поведение развивается в зависимости от того, какой локус контроля (внешний или внутренний) преобладает. То есть виноваты ли во всем внешние обстоятельства, или, наоборот, сам человек понимает, что вел себя глупо и недальновидно.

Политика, как один из способов управления массовым поведением, делает акцент на исключительно внешнем факторе травмы, повышая таким образом самооценку истинно верующих в политику и в конкретных политических лидеров. У политиков всегда виноваты "другие", а они безгрешны.

Но когда в итоге оказывается, что реальность все же существует, и ей нет никакого дела до ситуативно травмированных политикой, к общему состоянию заболевших постизбирательным синдромом примешивается еще и чувство обиды на саму реальность.

Давайте попробуем рассмотреть масштабы этих переживаний, предположить возможную динамику и последствия - вне известной уже инфографики, в которой одна область Украины противопоставляется всем остальным.

Публично переживающих можно разделить на три категории. Люди, так или иначе встроившиеся в существовавшую систему власти, включая спикеров от имени как бы гражданского общества, то, что называется "клиентелла". Их тревоги вполне понятны и очевидны, но говорят они не о себе лично, а исключительно о судьбе Украины.

Вторая группа - люди, воспитанные в украинском культурном тренде 1980-1990-х годов прошлого века. Любые неканоничные его изменения - это острый экзистенциальный кризис, ибо их уютный музейный мир с грохотом рушится у них на глазах, как стена концертной студии в фильме Феллини "Репетиция оркестра".

Третья - хронические зрадофилы, автоматически поддерживающие любую тревожность, поскольку публичное беспокойство о сакральном возвышает их лично в их собственных глазах.

Разумеется, есть еще ботоферма крикливых персонажей с пустыми аватарками и тремя френдами, но это категория "клакеров". В старину (еще с ІІІ века до нашей эры) так называли специально нанятых драматургами людей, которые приходили на премьеру пьесы и устраивали овации. Либо, наоборот, ходили к конкуренту и громко возмущались.

Теперь о "репрезентативности" социальных сетей в целом. О явлении информационного "пузыря" написано достаточно. Репрезентативными их считают люди, условно говоря, не ездящие электричками и маршрутками. Если бы они озвучили свои яркие мысли об украинской политике и ее видных деятелях именно в этой среде, то, вполне возможно, остаток пути им пришлось бы идти пешком.

Социальные сети предлагают незатратную имитацию личностного роста, успеха и влияния. Но передача сигнала - еще вовсе не коммуникация, а коммуникация тем более не тождественна отношениям. Поэтому социальные сети - это огромный симулятор отношений, как безалкогольное пиво и прочие имитационные изделия.

Соответственно наиболее "успешными" (в количественном измерении) в социальных сетях являются именно имитаторы и симуляторы. А наиболее страдающими - искренне поверившие в реальную репрезентативность собственного "пузыря", в собственное самоосуществляющееся пророчество. "В начале самоосуществление пророчества является ложным определением ситуации, провоцирующим новое поведение, при котором первоначальное ложное представление становится истинным. Иллюзорная достоверность самоосуществления пророчества увековечивает власть ошибки. Ибо предсказатель будет ссылаться на реальный ход событий, как доказательство того, что он был прав с самого начала". (Роберт Мертон. "Социальная теория и социальная структура").

Грамотный блогер или журналист, соблюдая правила жанра и стремясь к личностному росту, сам ставит вопросы и сам дает на них ответы. В этом случае эмоция (любая) не разгоняется по сети произвольно, здесь нужны системные усилия, имитирующие стихийность. Ведь чем рациональнее подход, тем уже аудитория. А хороший текст не требует дополнительного дилетантского комментария. Люди все еще опасаются выглядеть глупо в глазах других.

С учетом взаимно пересекающихся кругов виртуального общения и того, что аккаунты изначально формировали себе круг общения из единомышленников, можно предположить, что число тех, для кого результаты выборов действительно оказались личной драмой, проецируемой на судьбу страны, - порядка нескольких тысяч людей с гуманитарным складом мышления, соответствующим образованием и поведением.

Они физически общаются на почве взаимного посещения концертов, презентаций и мастер-классов друг друга. Ранее это вытеснялось волонтерской деятельностью. Но поскольку государство "отжало" волонтерство как опасный для себя формат самоорганизации гражданского общества, эта художественно-научная социальная прослойка вернулась к своим прежним системообразующим приоритетам.

Их, ярко переживающих, вполне достаточно (даже в рамках многомиллионной страны) для того, чтобы создать и поддерживать эмоциональный фон, понижающий общую стрессоустойчивость. Хотя на самом деле запас терпения и устойчивости у украинцев гигантский, если на них давить постепенно. Доказано еще классической украинской литературой в сюжетах о различных терпилах панщины, не зря этот литературный социализм по сей день канонизирован.

Но этих же фрустрированных людей чрезвычайно мало для конвертирования собственного негодования в скучную и длительную, системообразующую групповую деятельность. Ведь все креативные, творческие люди, яркие личности - с одной стороны, а системная деятельность в рамках коллектива, предусматривающая дисциплину и подчинение, - с другой. Это разные миры.

Теперь о том, что, собственно, вызывает весь этот экзистенциальный ужас "конца времен". Об идеалах и ценностях.

Архаичная система ценностей, не менявшаяся со времен возникновения лояльного к истеблишменту Народного Руха Украины за перестройку (а именно таким было полное название), как раз и предполагала сохранение советской государственной машины. Но чтобы фольклорно-этнографическая надстройка была украинской. Это и послужило основой преступного консенсуса с коммунистами ("группа 239") и положило начало периодическому перекрашиванию, переобуванию и переодеванию согласно каждой очередной политической моде. С точки зрения последних десятилетий, ничего аморального в этом быть не может, ибо постоянное предательство собственных политических взглядов - формообразующий фактор украинской политики.

Музейно-исторические ценности играли в этом особую роль - их можно непоколебимо придерживаться, поскольку они ни на что в реальном мире не влияют, и сами поэтому не меняются. Коммунисты, а потом и олигархат, всячески поддерживали вплоть до последнего времени эту удобную для них игру, превращая историю и этнографию в совершенно безвредный культ, никак не пересекающийся ни с их интересами, ни с европейскими трендами.

Исторически наше общество (его художественно-просвещенная часть) восприняло европейские ценности через культуру Старого Света с политическими надстройками времен "холодной войны". Восприняло, как вполне прогрессивную для своего времени антитезу коммунизму. Только время это длилось очень недолго. А у нас оно вообще остановилось.

В итоге политическая культура как модель осознанного поведения масс у нас сформировалась на двух конструктах, место которым на самом деле в музее - фольклорно-этнографическом и зарубежно-литературном. Безусловно, есть значительная прослойка людей, по факту интегрированных в современный европейский дискурс. Они ментально живут в Евросоюзе, зарабатывают там деньги, где бы реально физически ни находились. Но вышеупомянутые ценности не являются их модусом поведения, иначе они бы не пролезли с таким громоздким историческим багажом сквозь игольное ушко евростандартов.

Да и в самой Европе часть собственного замечательного культурного наследия (модели поведения, социальная этика) уже считаются абсолютно неприемлемыми для подражания.

В итоге все гиперэмоциональные участники политических споров в Украине так или иначе ссылаются на евроинтеграцию как на безусловный приоритет. Но они ориентируются на совершенно разные, непересекающиеся Европы прошлого и настоящего. С одной стороны - де Голль и Черчилль, с другой - Брекзит, "желтые жилеты" и беженцы.

Вышесказанное означает, что возникшая фрустрация не будет подпитываться тоской о ценностях или тревогой по поводу их сохранения. Сигнал тревоги будет затухать. Бессмысленное беспокойство сменится попыткой осмыслить происходящее.

Это не будет приятным процессом, как всякое похмелье. Но даже оно когда-нибудь заканчивается. Если не переходит в запой.