«І нє кей, і нє блєй, і нє бляузгай, бо нє усватаєш...»

Автор двадцати книг и редактор журнала «Берегиня» Василий Скуратовский не планировал профессионально заниматься этнографией. Его больше занимала литература. Писал стихи, рассказы. Наверное, поэтому первые научные попытки были не слишком близки к науке. Записанные в родных местах легенды слишком уж были пропитаны индивидуальностью автора. Ведь кто же знал, что народное творчество должно ложиться на бумагу именно так, как рассказывает «бабка»? Со временем этнографические экспедиции отодвинули на задний план занятия литературой. За пятнадцать лет блужданий по Украине собрал богатейший материал, требовавший упорядочения. Ну а начиналось все с родительских мест — затерянного в лесах и времени глухого Полесья.

— Практически там не было цивилизации. Ни электричества, ни дороги, не говоря уж о традиционном клубе. Только начальная школа. Но в моем селе сохранились давние традиции. Среди них я вырос. Помню, мальцом собирал на «погорелое». С сельской вдовой случилась беда. В хату ударила молния. Строение сгорело дотла. Женщина с семью детьми едва успела выскочить. Крестьяне, каждый по очереди, брали семью домой на неделю и кормили, пока толока не выстроит новый дом. Словом, все помогали потерпевшим. Я погонял лошадей в другое село и, хотя и стеснялся, все равно выкрикивал: «сдайте на погорелое!»

Когда учился в десятом классе, в наше село дошли ростки цивилизации. Сначала проложили дорогу, потом провели электричество... Я родился на рубеже двух эпох, когда исчезает старая культура и зарождается новая.

— Изначально вы занимались журналистикой. Ну а краеведение... Когда окончательно сосредоточились на этом занятии?

— Наверное, когда впервые отнес записанные мною легенды в журнал «Народна творчість та етнографія», основанный после войны Максимом Рыльским. Редактор посмотрел и сказал, что у меня все слишком поэтично. Но предложил редакторскую работу в отделе этнографии. Долгое время меня просто заваливали статьями различных академиков, в тиши своих кабинетов и библиотек исследовавших народную жизнь. Я им очень признателен за это, потому что, редактируя эти лекции, невольно втягивался в магнитное поле новых для меня фамилий: Грушевский, Яворницкий, Чубинский... Со временем уже сам ездил по селам и собирал этнографические материалы. Доработался до того, что начали меня подталкивать к аспирантуре. Настоял на теме пчеловодства. «А ты потянешь?» — спрашивали. «Потяну»... Тогда среди этнографов была уверенность, что старинное бортничество давно и навсегда исчезло. А я уехал на Ривненщину и нашел там пять бортников. Подготовил материал в «Молодь України». После чего прошла успешная серия моих публикаций о маме, отце, хате, тропе, колодце...

— Видимо, украинская молодежь тогда еще не пугалась подобных тем... Это уже потом эти образы «заутюжили», заштамповали...

— Ясное дело, моя первая книжка «Берегиня» сегодня не получила бы такой резонанс. Тогда начиналась горбачевская оттепель, но это не мешало по нескольку раз в день вызывать редактора газеты в ЦК комсомола и распекать его за «патриархальщину». Хотя кроме, как вы говорите, «заутюженных» тем ничего там такого не было... Да и вообще не знаю, стоит ли потакать вкусам современной молодежи. Образ матери никогда не устареет. Другое дело, как его представить. Я никогда не злоупотреблял сухим научным стилем, как некоторые наши ученые. Украинскую хату они помечали знаком «х». Да еще и расшифровывали: «к» плюс «с». Как вы думаете, что это означает? «Комора» плюс «сіни»... Но ведь в одной хате целый мир, такое богатство!

— Знаю, что вы из года в год организовываете этнографические экспедиции. Расскажите подробнее об истории этих странствий...

— Сначала планировал пройти Украину пешком, по так называемому кресту: с запада на восток, с севера на юг. Но что мог сделать я один? Потом немного подкорректировал свои желания. Приобщив к сотрудничеству этнографов и краеведов, решил восстановить древний соляной путь, по которому ходили чумаки.

— В каком смысле «восстановить»?

— А в прямом. Найти волов, мажу (чумацкий воз) да и двинуть по тем дорогам, по которым ходили наши чумаки. И хоть скоро сказка сказывается — долго дело делается... Полтора года искал волов. Получил информацию, что в Сорочинцах держат пару волов в качестве украшения для ярмарки. Все бросаю и еду туда. Но хозяева согласились отдать в аренду животных только после сентябрьской ярмарки. Ждал... От бывшего соляного пути осталось всего 25 километров, остальное уже заасфальтировали. Изначально мы планировали пройти все: от Полтавщины на Хортицу и до Сиваша. Но волы — не кони. Лошадь подкуешь, и она пойдет по асфальту, а вол поранится. Но даже те 25 километров были уникальными. Как нас люди встречали! Младшие так просто рты разевали, а старшие едва не плакали, потому что всплывали воспоминания. Волы — не седая древность, многие люди еще помнят мир, которого уже нет. Но мы не просто игрались в экзотику...

— Современным языком говоря, делали что-то вроде перфоманса...

— Нет, это было не художественное действо. Мы работали. Кроме меня было до десятка специалистов. Когда на маже мы въезжали в село, каждый выполнял свою работу. Один занимался верованиями, другой легендами, народной кулинарией, кто-то исследовал старинный быт... Уже 15 лет эта экспедиция существует на общественных началах.

Собрали уникальные материалы со всех уголков Украины. Например, с Полтавщины... Когда в традиционной Украине умирала девушка, ее хоронили как невесту. Парни несли на плечах гроб и пели по умершей четыре заунывных канта. Три зафиксированы, а четвертый был неизвестен. Мы уж думали, что навсегда. И вдруг в одном селе нам посоветовали обратиться к одной бабке. Ей 92 года, уже не ходит, но еще при хорошей памяти. Мы были с кинокамерами, она и растерялась. Две строчки вспомнила, а дальше никак. Попросила, чтобы приехали позже, что даст знать, если вспомнит. И действительно, спустя некоторое время перезвонили из того села: вспомнила. Но тогда уже я замешкался... Вскоре женщина умерла... Знаете, на первый взгляд это может показаться мелочью. Но ведь мы живем именно здесь, это наша земля, наша культура, единая и уникальная. И пока живы последние носители древней традиции, нужно это зафиксировать.

— Украина очень разная. Люди и ландшафты воссоздают неповторимые особенности в характере человека. Какой регион вас больше всего поразил?

— Наиболее сильно и наиболее глубоко — Полесье. Это пуповина славянщины. Ривненская область, часть Киевской, Волынь, Житомирщина. Здесь, в дремучих лесах и болотах, завоеватели долго не задерживались. Потому-то регион и сохранил древнейший уклад жизни. А какой диалект... «І нє кей, і нє блєй, і нє бляузгай, бо нє усватаєш» («И не проси, и не моли, и не ухаживай, потому что не высватаешь»). У меня из этого региона записаны две с половиной тысячи слов. Я планировал словарик издать, но уже не могу со всем справляться. Передам в институт языковедения.

Под Житомиром я нашел печь, стоявшую на полозьях. То есть на санях, их еще грынджолами называют. О подобном я читал, но никогда нигде не встречал. На Полесье хозяйка хранит печь как символ домашнего очага. По поверью, печь якобы провожает ее в последний путь. Поэтому в прошлом покойницу везли не на телеге, а на санях. Даже летом. Совершив погребальный обряд, оставляли и поворачивались к саням спиной, чтобы дух умершей не вернулся и не тревожил живых. Это я вам все экспромтом рассказываю. Столько всяких примеров и историй...

— Представила себе, как вы путешествуете по Украине, как заходите в вечерние села, а кругом леса или горы... Я более чем уверена, что разговор после политических обобщений плавно переходил на рассказы о нечистой силе...

— Вы правы... Особенно богаты этими рассказами Карпаты. О домовом, «дурном глазе»... Однажды мы расположились лагерем в Криворовне у одного гуцула. Нелюдимый был человек... Разожгли ватру, сварили кулеш, уж за полночь... Зашел разговор о домовом. А мужик меня и спрашивает без всяких шуток: «Хотите заполучить себе домового? Тогда нужно пройти обряд посвящения...» Глаза острые, взгляд пронзительный, я даже сник... Но когда он узнал, что мы научные работники, сразу потерял интерес к нашему обществу.

В Украине домовых нужно различать. В Карпатах — это нечистая сила, а на Полесье — хранитель дома. Любит покой и молоко. Не любит соленое. Если женщина ложится спать обнаженной, он начинает сердиться. Бегает, стучит, гремит на чердаке. Но в общем — нежное существо. Так вот.

Или вот однажды зашли мы в село и спрашиваем, кто бы рассказал что-то о «дурном глазе». Это было уже на Волыни... Нас направили в одну хату. На краю села жила одинокая женщина, спросил ее о «дурном глазе»... А она мне: «Так ведь у меня дурной». И рассказала, что в село не ходит, чтоб какой беды не случилось. Как только зайдет куда-то, где маленький ребенок родился, так дитя целую ночь плачет. К соседке зашла — на цыплят взглянула, так за ночь все до одного погибли. «Если и захожу, то сначала смотрю на ногти, потом вверх, затем в левую и правую сторону. И только так, перекрестившись, начинаю какой-то разговор. И сама не знаю, что ж это такое».

Знаете, я в это верю. Это не басни, магия существует. Есть люди, которые наделены сверхъестественными способностями. В Карпатах их называют мольфарами. Кто-то разгоняет тучи, кто-то взглядом разрывает гадюк... Все это еще нужно исследовать. К сожалению, принудительное христианство отвергло в прошлом много стоящего. Что было плохого в наших священных рощах, источниках, дубах? Что злого сделали волхвы — целители, знахари и носители знаний? Это уже утраченная Украина...

— А вы верите в миф, согласно которому старинные волхвы прокляли Киевскую Русь, затем Украину христианскую?

— Нет, не верю, это выдумки. Волхвов наказывали и преследовали, они вынуждены были бежать в глухие леса, это действительно было. Но зла они не причиняли. Христианство с большими потугами укоренялось в нашем краю. В то время, когда Киев украшался золотыми куполами церквей и соборов, все окружающие села верили в богов природы. Почти до XVII—XVIII веков. Все колядки, щедривки, веснянки — это тоже из седой древности. Христианство сначала их запрещало, но потом, когда церковники поняли, что ничего с народом не поделать, адаптировало их к христианским канонам.

— Хорошо, все это седая древность, все в прошлом... Но хотелось бы знать ваше мнение о современных рунверовцах, пропагандирующих культ Перуна или Даждьбога.

— Конечно, будущего у них нет. Но я с большим уважением отношусь к древним верованиям. Там была высокая нравственность. Понимание природы и человека. Культ матери, дидух, писанки, пасхальный кулич — как праобраз солнца... Ведь это все не христианские обычаи. Нужно исследовать свою историю, а не грызться между собой. Уж и так столько наплодили сект!

— Наступление глобализации... Какова участь Украины в этом контексте?

— Конечно, остановить процесс глобализации невозможно. Но мы можем подобно Японии или Китаю позаботиться о собственной идентичности. Начинать нужно с образования. В школе должны быть уроки народоведения. Сейчас их отменили. Я считаю это преступлением. 12—13-летние — это уже потерянное поколение. Нужно думать о самых младших.