Жизнь — не маркет, или Чего хочет женщина?

Чего хочет женщина? Этот заезженный вопрос появляется на всех маркетинговых углах аккурат к празднику 8 Марта. Маркетологи полагают, что наивные мужчины — мужья, любовники, отцы и братья — внезапно озаботятся, сядут в позу мыслителя и спросят себя: «А ведь действительно, черт побери, чего хочет женщина?»

Отвечу вам, братья. Да мало ли чего она хочет? Она хочет многого. Но если вам это действительно интересно, если этот вопрос для вас не риторический, а существенный, то перестаньте слушать маркетологов. Они безнадежно устарели, покрылись рекламным глянцем (нынче называется «гламур», но засаленность та же) и подернулись пылью стереотипов.

Еще, не забывайте, они же деньги на этом зарабатывают! И вроде бы очень стараются не отстать от времени, но как получили первый заряд «голливудщины» еще в далеких 50-х, так и не могут опомниться.

Вы не согласны? Хотите об этом поговорить? Давайте поговорим.

8 Марта — удивительный праздник! Это такой день, когда одной половине населения вдруг начинает казаться, что она должна что-то подарить, а другой – что она должна что-то получить. Раньше было яснее. Это был День солидарности женщин в борьбе за свои права. А вот по какой причине сегодня современницы несут со службы три чахлых тюльпана? И за какие заслуги? Говорят, за то, что они — женщины. Не знаю, как вам, а мне это не кажется заслугой — пол, как известно, не выбирают. (Новая мысль: именно тот человек, который осознанно выбрал женский пол, для этого накопил деньжат и лег под нож хирурга, и достоин нести 8 Марта не три согбенных тюльпана, а три революционные гвоздики!)

Но — к делу! Чего же хочет женщина 8 Марта?

Если верить маркетологам и рекламщикам, то женщины в подавляющем большинстве хотят косметику. Причем как-то безумно, постоянно, патологически хотят. И самую дорогую. Дальше — они хотят парфюмерию. Опять же, патологически и обязательно знаменитых марок. Дальше — ясно, всяческого тряпья, только чтоб из бутиков. Ну и вечное, сакраментальное — шубу. Этот предмет женского гардероба, прославленный в анекдотах всех времен и в репризах всех петросянов, кажется уже неминуемым, как гроб. И уже не совсем ясно — это женщины хотят шуб или шубы хотят женщин. Ведь если женщина не хочет шубу, с ней явно что-то не так, может, она уже и не вполне женщина после этого. Вот я, например, долго боялась признаться самой себе в подобной перверсии. Однажды даже пришла на выставку «Мир меха». Ничего себе, не спорю, довольно красивый мирок, хотя и ужасно жалко бобров. И что характерно: шубу мне так и не захотелось. Во-первых, жарко, во-вторых, неконструктивно, нединамично. Да и бобров, опять же, жалко.

Я осторожно поспрашивала у коллег, родственниц, подруг, других знакомых и малознакомых женщин, как они относятся к шубам. И что вы думаете? Большая часть респонденток не менее осторожно ответила, что относится к шубам, как бы это сказать, — спокойно. Вы скажете, я опрашивала каких-то ненормаль­ных, специфических женщин. Нет, отвечу я, спрашивала всяких, из разных социальных слоев, разного возраста, профессий и привычек. И теперь смею предположить, что шуба, которую обязан купить любимый, — это миф постсоветского фольклора, такой же надуманный, как и миф голливудского фольклора — гигантский паук с далекой планеты, с которым сражаются отважные американские астронавты.

Аналогичное развенчание мифа произошло и с бутиками — как выяснилось, многие современные нормальные женщины одеваются совсем не в них, и с косметикой — даже опроса не нужно, чтобы увидеть, что современные женщины красятся с меньшим фанатизмом.

Тогда у меня вопрос: где же обитает эта невероятная обобщенная Женщина, обуреваемая иррациональной жаждой покупок и подарков, привязанная к колесу вечного потребления? Не знаю, как для вас, а для меня ответ ясен: эта женщина обитает в воспаленной голове обобщенного маркетолога, который однажды, выпив порядочно пива, лег спать – и вот ах какая женщина ему приснилась. Это была, в соответствии с его вкусом, знаменитая Мерилин Монро 50-х годов, с легким уклоном в Уму Турман 80-х — надо же все-таки быть хоть чуть-чуть современным. Утром с тяжелой головой маркетолог взялся за дело: растиражировал этот образ в тысячах, миллионах билбордов и рекламных роликов. Он изобразил свою Дульси­нею во всевозможных позах и видах: вот она нежно гладит бок стиральной машины, вот увлеченно мажет бутерброд майонезом, а вот она в свободную минутку побрила себе ногу и внимательно ее разглядывает. Маркетолог проделывал с ней разное: то укладывал ее в короткой шубке, но без чулок, прямо на холодный снег, а то заставлял красить стены в комбинезоне на голое тело. Бедная Дульсинея воплощала в жизнь все его фантазии — была и санитарочкой в мини, и снегурочкой в бикини.

Понятно, что во всем сказанном есть большая доля шутки — и, наоборот, как известно, в каждой шутке есть доля правды. Моя доля правды состоит в том, что реклама навязывает нам неадекватный образ современной женщины. Влияние на наше восприятие, наши мозги, впечатления и оценки — и есть задача рекламы. Причем это вам не кино и не театр, куда вы можете взять билет, а можете и не взять. И не трамвай, где вы можете, жестоко обманув кондуктора, взять билет, но не поехать. Нет, реклама — это боец серьезный. Вы никуда и никогда не можете от нее уйти. Она внедряется в глаза и мозг помимо вашей воли — и это бесспорный факт. Точно так же, помимо вашей воли, она внедряет в вас свои представления — и не только о продуктах и о том, что эти продукты вам позарез нужны, но и о современном мире в целом. И в этом мире, представленном в рекламе, существует искаженный, банальный и опошленный образ женщины — той женщины, которой на самом деле не существует. Потому я и говорю: люди, не верьте маркетологам. Ибо жизнь — не маркет.

Кстати, в своем мнении я не одинока — не так давно то же самое сказал Папа Римский Бенедикт ХVI. Во Всемирный День социальных коммуникаций в своем традиционном обращении он осудил «навязчивую рекламу», пропаганду ложных моделей и жизненных ценностей, «вульгарность и насилие», используемые для завлечения публики. Папа опасается, что масс-медиа могут превратиться в систему подчинения человека логике, продиктованной сиюминутными интересами. «Под предлогом представления истинной реальности СМИ на самом деле стремятся узаконить и навязать людям искаженные модели частной, семейной и общественной жизни», — считает понтифик.

И здесь нет места ханжеству. Все очень просто. Нужно честно сказать, что «санитарочка» и «снегурочка» – несомненно, часть жизни, и точно определить ей место – на порнокассете или в интимной сексуальной игре. Но не на рекламных щитах европейского города. Моя знакомая австралийка (украинка по происхождению) говорит, что таких щитов в Австралии нет и быть не может. То-то же! А у нас есть…

Однако мы отвлеклись от 8 Марта и подарков. Итак: чего хочет женщина? Да очень разного. Поскольку и женщины все очень разные. Могу сказать не обо всех, а о себе.

Самые лучшие подарки от мужчин я помню наперечет — настоящих подарков, как и друзей, не бывает много.

Первый был от отца. Он знал о моей мечте — пройти в одиночестве босиком по теплой пыльной дороге. Отец и я, шестилетняя, сели в моторную лодку и поплыли по дальневосточной реке Зея. В одном месте, мне не известном, мы сошли на берег, и отец показал мне путь — долгую дорогу под вечереющим солнцем. Мои босые ноги утопали в теплой легкой пыли. Посреди этой дороги стоял огромный дуб. Все было именно так, как я и мечтала, — даже то, что я была одна. Правда, папа издали сопровождал меня, прячась за придорожными деревьями. Но в тот момент я об этом не знала. Моя мечта сбылась.

Второй подарок сделал мой брат. И это тоже было связано с путешествием. Мы тогда ехали на машине по Германии, и я еще не знала, что в Шенгенской зоне границы номинальны. Брат и его жена оживленно разговаривали, нарочно отвлекали меня от дороги, чтобы я не заметила пограничного столба, момента перехода в другую страну. Когда мы вышли из машины, брат сказал: «Вот страна твоей мечты, страна Тиля Уленшпигеля — Голландия».

Третий подарок сделал мой любимый. Он знал, что я много лет ищу нательный крестик особенной формы и не могу найти ни в одной церкви. Он попросил нарисовать его, а потом сделал заказ на ювелирном заводе. Этот крестик и теперь со мной — серебряный, без распятия, без резьбы и украшений. Просто крестик.

Теперь мне интересно, что подарит мне мой сын. Какую мою заветную мечту он исполнит?

И вот что я хочу сказать: спаси­бо вам, дорогие мужчины, за драгоценные подарки моей жизни.