Жертвы Скнылива подают иск в Европейский суд, Потому что жизнь украинца государство оценило в десять раз дешевле жизни иностранного гражданина?

«…Я шесть лет занимаюсь проблемой морального ущерба, написала десятки научных статей и все еще не знаю, как же на самом деле этот ущерб можно возместить. И можно ли его вообще оценить? Тем более в случае гибели людей. Здесь такая тонкая грань, переходить которую нельзя. С другой стороны, я давно говорю о необходимости создания в нашей стране специального фонда потерпевших. Ведь в Украине попавший в беду человек становится многократно потерпевшим: от преступления, бюрократии государства, нерадивости следствия, неадекватности суда и т.д. Каждый из нас в любой момент может пойти по этому этапу».

Тамара Присяжнюк, судья Верховного Суда Украины, заслуженный юрист Украины

Скнилов стал средоточием горя. Криком. Вызовом, брошенным государственной машине и обществу. Из уст одного из участников процесса, потерявшего на летном поле своего ребенка, прозвучала фраза: «Я люблю Украину, но я не люблю украинское государство». В этом материале мы ни в коей мере не собираемся давать оценки кому-либо — военным чиновникам, государству, а тем более суду, уже вынесшему окончательное решение по этому делу. Мы намеренно не будем трогать судьбы и сроки летчиков. Однако попробуем разобраться, на каких отрезках того страшного этапа, о котором так четко сказала судья Присяжнюк и по которому «многократно потерпевшим» скниловцам пришлось пройти, украинское государство не сумело гарантировать защиту и поддержку?

Государство Кучмы

27 июля 2002 года на Скниловском военном аэродроме под Львовом во время выполнения показательных полетов на авиашоу самолет Су-27 упал на зрителей. Шокирующие кадры любительского видео облетели весь мир. Под обломками СУ навсегда остались 77 человек, из них 28 детей. Пострадавшими признаны 543 человека. 10 человек после трагедии стали инвалидами, трое из них — первой группы. Возможно, если бы в Украине, как в других цивилизованных государствах, граждане страховали жизни, а организаторы — свои шоу, выход из «скниловского штопора» мог бы быть совсем другим. Однако не стал. В тот же день украинский Кабмин принял постановление №1085 «О выделении средств для проведения первоочередных мероприятий по ликвидации последствий катастрофы», обозначив сумму в 10 миллионов гривен. Для его исполнения Львовская областная администрация утвердила порядок распределения и использования средств, основным принципом которого стала степень тяжести полученной травмы. В среднем сумма на каждого пострадавшего составила около 55 тысяч гривен.

Своя «средняя цифра» была и у погибших. Так, на каждого несовершеннолетнего ребенка, лишившегося обоих родителей, полагалось 128 тысяч гривен; потерявшему кого-то одного — 64; осиротевшие совершеннолетние дети получили соответственно 32 и 40 тыс. гривен; вдовы и вдовцы — 48 тыс. грн. (трудоспособные), 64 тыс. — нетрудоспособные. Каждому родителю, потерявшему ребенка, — от 32 до 48 тыс. грн. в зависимости от трудоспособности отца или матери. В том числе на деньги государства пострадавшие смогли похоронить близких, организовать панихиды и поставить памятники.

Все эти средства, однако, в силу отсутствия какого-то законодательного механизма реакции государства на подобные непредвиденные ситуации, классифицировались в постановлении Кабмина как единоразовая государственная помощь. Ни о какой компенсации морального ущерба пострадавшим речь на тот момент не шла. В то же время украинские и зарубежные общественные организации собрали для скниловцев примерно такую же сумму — 10 миллионов гривен.

В ноябре 2002-го родители детей, погибших 27 июля во время авиашоу, инициировали создание Львовской общественной организации «Скниловская трагедия» — с целью «увековечения памяти погибших на аэродроме и защиты законных интересов ее членов — пострадавших и людей, которые потеряли своих близких».

Но почему, казалось бы, отнюдь не брошенные на произвол судьбы скниловцы, получившие к тому же «первую помощь» из рук государства, все-таки принявшего на себя ответственность за жизнь и здоровье своих граждан (как то велит Конституция), решили продолжать защищать «свои законные интересы»?

«Государству очень важно научиться правильно реагировать на ситуацию с точки зрения организации социального климата, — поясняет адвокат пострадавших в Скнилове Владимир Кравчук. — Ясно, что если такая беда уже случилась, то никто не может вернуть людей. Однако первое лицо государства, учитывая масштабность трагедии, к примеру, может признать вину и извиниться… Если не публично, то хотя бы написать письма пострадавшим. Уверен, что поступи так Леонид Данилович, люди реагировали бы на свое горе несколько иначе, легче что ли... Доброе слово в самую трудную минуту дорогого стоит. Я думаю, что в таких случаях должен назначаться и какой-то специальный менеджер, чтобы людям можно было реально и быстро помочь, выразив при этом истинное сочувствие и доверие. Но произошло все по-другому. Мало того, что трагедия случилась по вине государства, так последнее, выделив пострадавшим материальную помощь, обеспечило и массу бюрократических проблем в ее получении. Пришлось собирать какие-то справки, проходить медицинские обследования… Потом вообще встала проблема подтверждения официального статуса пострадавших. Все это проходило параллельно с посещением моргов, где в условиях отсутствия холодильников многим приходилось буквально по кусочкам складывать и узнавать своих близких. В то же время с экранов телевизоров лился поток неприкрытого пиара. Взять хотя бы позицию уполномоченной ВР по правам человека г-жи Карпачевой, которая свое внимание сосредоточила в основном на летчиках.

Ко всему прочему скниловцы столкнулись с элементарным невосприятием своих проблем обществом. С одной стороны, их все, конечно, жалели. С другой, один священник во Львове, к примеру, попросил 300 долларов за место на кладбище. А многие за спиной вообще начали упрекать нас за то, что мы делаем из пострадавших «священных коров», что им нужны только деньги… Это страшные слова. Все это окончательно озлобило людей»

За два следующих года напряженность в отношениях пострадавших в скниловской трагедии и украинского государства достигла пика. Именно в этот момент особо четко проявилась и так называемая «скниловская параллель» с катастрофой российского ТУ, сбитого украинской ракетой в 2001-м. Украина тогда подписала мировое соглашение с Россией и Израилем, согласно которому российской стороне в рамках компенсаций семьям погибших было выплачено более семи миллионов долларов. То есть каждая из них получила в среднем по 200 тысяч долларов. Неудивительно, что в силу временной близости трагедий для родственников погибших в Скнилове катастрофа с ТУ стала неким моральным фактором, позволяющим говорить о равной мере ответственности украинского государства за жизнь и иностранцев, и граждан своей страны. К тому же, если в случае с ТУ Украина не признала своей вины, то здесь оправданий держава не искала. Однако на государственном уровне, кроме упомянутого нами постановления Кабмина о выплате государственной помощи, попыток разрешить развивающийся конфликт в досудебном порядке больше не предпринималось. Трагедию же с ТУ власть классифицировала как «особый случай», не сопряженный к тому же с уголовным делом и судом. Закрепить свою позицию, вполне правомочную, кстати, в рамках международного права, Украине удалось и в самом тексте мирового соглашения. В документе прозвучала довольно предусмотрительная фраза о том, что он не может использоваться в качестве юридического прецедента в украинской судебной практике. О моральном же прецеденте государственные мужи в погонах, которые и вели затянувшиеся обрывочные прения с потерпевшими, предпочитали не говорить.

В июле 2004 года в новостных лентах интернет-СМИ появилась информация о том, что 196 семей, пострадавших в результате катастрофы на аэродроме «Скнилов», готовы подать гражданские иски к Минобороны Украины как к владельцу источника повышенной опасности. Через четыре месяца Военный суд Центрального региона на выездном заседании во Львове начал рассматривать уголовное дело, связанное с катастрофой СУ.

Суд

Действительно, не очень корректно с нашей стороны обсуждать решение суда, которое вынесла коллегия судей под председательством Виталия Загоруйко, а позднее, после кассации, подтвердила и Военная судебная коллегия Верховного суда Украины. Однако заметим, что некое противоречие этого судебного решения состоит в том, что им оказались не удовлетворены сразу две стороны — и летчики, и пострадавшие. Этим, возможно, объясняются и причины столь категоричной позиции скниловцев и их адвокатов, не нашедших, по их словам, понимания «ни у украинского государства, ни у суда» и теперь намеревающихся отстаивать свои права на европейском уровне.

Во-первых, камнем преткновения сторон стало твердое убеждение адвоката Кравчука в игнорировании судом одного из главных критериев оценки морального вреда — глубины страдания потерпевшего, — который зафиксирован в Гражданском кодексе Украины. В этой связи защитой была проделана титаническая работа.

— При рассмотрении этого дела представитель потерпевших предоставил мне несколько десятков заключений экспертиз, которые были проведены по собственной инициативе в различных психиатрических учреждениях Украины, — говорит судья Виталий Загоруйко. — Однако в их основе была методика (Эрделевского. — Авт.), которая до сегодняшнего дня никем не утверждена и в судебной практике не используется. Честно говоря, когда я прочитал данные этой экспертизы, мне стало страшно. Эксперты как раз пошли по пути оценки жизни человека вплоть до конкретных гривен и копеек. Лично меня подобный подход не только как судью, но и просто как обычного человека, шокировал.

Заметим, что профессиональные психологи, работающие в правовой сфере не один год, в частности представитель Межрегиональной консультационной группы SeLev-Consulting Елена Волочай, к которой мы обратились по рекомендации самого Кравчука, к нашему удивлению, даже несмотря на существование рекомендательного письма Минюста, а также документальных подтверждений Харьковского и Одесского институтов судебной экспертизы о возможности использования данной методики, подтвердила неприемлемость методологических подходов российского ученого Эрделевского, с его расчетами и таблицами. Эта методика, по ее словам, уже принесла немало вреда в судебной практике. В то же время психолог не опровергла наличие других, признанных в мире методик, способных путем глубокого изучения личности «измерить» человеческое страдание и выйти на какую-то сумму, способную его несколько компенсировать. Тем не менее, в силу масштабности дела и большого количества потерпевших до рассмотрения глубины страдания каждого из них у судьи Загоруйко дело не дошло. Что, в принципе, он сам и подтвердил:

— Рассматривать каждый конкретный случай было просто нереально. Слишком много пострадавших. Дело и так слушалось довольно долго. В индивидуальном порядке рассматривались только особенные случаи, когда, к примеру, мать погибшего ребенка потребовала миллион, а отец, бросивший малыша сразу после рождения, требовал уже десять миллионов гривен. Учитывая абсолютную схожесть обстоятельств гибели и травмирования пострадавших, а также судебную практику военных судов, где сумма компенсации морального вреда за умышленное убийство составляет около 50—70 тысяч гривен, было принято решение всех уравнять. За каждого погибшего мы выплатили по 100 тысяч гривен (распределили между родственниками). За тяжкие телесные повреждения — 30—35 тысяч, средней тяжести — 20 тысяч и за легкие телесные — три-пять тысяч гривен. Мне казалось, что разные суммы могли поссорить потерпевших между собой.

В общем-то, думать и поступать так или иначе — законное право судьи, который выносит свой вердикт, руководствуясь исключительно буквой закона и собственным внутренним убеждением: что есть справедливость. В то же время судья Верховного Суда Украины Тамара Присяжнюк, хоть и отказалась в силу профессиональной этики комментировать решения коллеги, все же заметила, что, несмотря на существующие нормы Процессуального кодекса, связанные с разумными сроками рассмотрения дел, мировой судебной практике известны случаи, когда во имя справедливого решения дела слушались несколько лет. В этой связи Тамара Ивановна указала и на то, что в юриспруденции отсутствует такое понятие, как «громкое и масштабное» дело, ибо горе каждого человека индивидуально.

Во-вторых, адвокат Кравчук в своих кассационных жалобах настаивает на недопустимости игнорирования судом идентичности катастроф на летном поле и российского ТУ. На этот счет с судьей Загоруйко у нас состоялся следующий диалог.

— Почему вы не приняли во внимание параллель с катастрофой ТУ?

— Соглашение, подписанное Украиной, Россией и Израилем, действительно является межгосударственным документом. Более того, в этом соглашении прямо указано, что оно «не может быть использовано в качестве юридического прецедента в других правоотношениях, аналогичных или подобных этому».

— Но разве это не моральный прецедент, который нельзя игнорировать?

— Повторяю, что это уже не судебный порядок.

— Хорошо, если это аргумент не для суда, то, возможно, для государства?

— Насколько я знаю, в прошлом году при Минюсте была создана какая-то комиссия по мирному урегулированию вопроса. Замечу, что все семь месяцев суда тот же Кравчук рассказывал о попытках решить проблему внесудебным путем. Я не препятствовал. Говорил, что если государство вам выплатит то, что вы просите, если вы добьетесь чего-то, то я только скажу спасибо этому государству. Однако никаких результатов не было. Думаю, что создание подобных комиссий в момент слушания уголовного дела, где рассматриваются иски по тем же основаниям, вообще выглядит несколько странно. По большому счету, такую комиссию надо было создавать сразу после 27 июля 2002 года. Это, конечно, если действительно есть желание урегулировать вопрос мирно.

Государство Ющенко

Историю создания, деятельности и ликвидации комиссии, о которой сказал судья Загоруйко, можно считать классическим образцом работы, а точнее — очередного запрограммированного сбоя украинской государственной машины. И это несмотря на то, что власть к моменту рассмотрения исков потерпевших в суде была уже оранжевая. Что президент весной 2005-го не только выслушал главу львовской администрации Петра Олийника, озвучившего позицию потерпевших, но и дал поручение Кабинету Тимошенко создать при Минюсте межведомственную рабочую группу по решению вопросов компенсации морального вреда пострадавшим в трагедии. Летом прошлого года такая группа была действительно создана. В нее вошли представители всех заинтересованных сторон: Минобороны, Минфина, Минюста и т.д. Перед самым началом работы группы автору довелось пообщаться с ее зампредседателя, начальником Департамента представительства интересов государства в судах Украины Константином Красовским.

— Прежде всего, мы хотим знать: бросило государство людей или нет? — констатировал тогда Константин Юрьевич, обозначая благородные цели создания новой структуры. — Хотим разобраться и в том, что уже было выплачено. Изучив зарубежный опыт, мы также намерены предложить пострадавшим в Скнилове механизм досудебного урегулирования вопроса. Конечно, для себя мы видим и еще одну не менее важную цель: попытаться создать государственный механизм урегулирования подобных конфликтов. Возможно, речь пойдет о законопроекте, определяющем в случае непредвиденных техногенных катастроф какую-то фиксированную сумму государственных выплат. Такой механизм действует в США. Там потерпевший может подать в суд иск о возмещении морального вреда только после отказа государства выплатить положенное по закону или же в случае несогласия с предложенной суммой компенсации.

В сентябре 2005-го пресс-служба Минюста распространила пресс-релиз, в котором сообщалось, что межведомственная рабочая группа практически подошла к финальному этапу своей работы: разработан механизм мирного урегулирования вопроса компенсаций пострадавшим в скниловской трагедии, который, возможно, позволит избежать апелляции. Глава группы замминистра юстиции Василий Мармазов подчеркивал, «что на сегодня существует потребность законодательного урегулирования вопросов деликатных исков к государству, порядка возмещения материального и морального ущерба, причиненного государством гражданам».

Однако вскоре на этой в общем-то высокой ноте была поставлена жирная точка — как в процессе мирного решения скниловского вопроса, так и в ходе создания того самого государственного механизма урегулирования подобных деликатных конфликтов вообще. Отчет важных заседателей был отправлен уже в Кабмин Еханурова. Там и погиб. Вернее, если верить официальной версии, то с предложениями своей же рабочей группы, по-видимому, попав под начало уже нового штатного министра, не согласилось само Министерство юстиции.

Неофициальная версия также гласит, что в момент создания и работы группы настроения властной верхушки были многообещающими. Скниловцы якобы имели шанс получить то, что требовали. Говорят, что в Минобороны на этот счет даже готовился проект соответствующего распоряжения. Однако после отставки первого оранжевого правительства ветер сменился. Более жесткую позицию заняли также Министерства финансов и обороны. Удивительно, но все участники межведомственного проекта теперь настаивали на окончательном решении суда, мотивируя свою позицию «отсутствием реальной возможности достигнуть консенсуса в переговорах, поскольку потерпевшими заявлены требования, которые значительно превышают размеры компенсации, установленные судом». В итоге «сговорившиеся» министерства решили настоять на помощи тем пострадавшим, которые от нее первоначально отказались. В размерах, естественно, не превышающих сумм, обозначенных в 2002 году.

Мера наказания

Адвокат Владимир Кравчук признался, что все его клиенты довольно разные люди и их мотивы подачи исков о компенсации морального ущерба могут не совпадать. Нельзя обойти и тот факт, что более 160 человек, пострадавших на летном поле в тот роковой день, действительно или отказались от государственной помощи вообще, или же, получив деньги от государства, — не пошли в суд. Это их выбор, который нельзя не уважать, понимая, что жизнь никакими деньгами компенсировать невозможно. Однако нельзя отрицать и выбор других — тех, кто решил идти до конца. Мы уверены, что среди них есть люди, в какой-то момент осознавшие особый смысл своей неоднозначной и не всеми воспринимаемой позиции: все суммы и цифры, которые слетали с уст и фиксировались в исках, — это в первую очередь мера наказания виновника трагедии — государства.

— А как еще можно наказать государство? — логично спрашивает адвокат Кравчук. — Его же нельзя разогнать, уничтожить, посадить в тюрьму?! Собственно, через размер компенсации и осуществляется социальная, государственная оценка того, что происходит. То есть размер компенсации — это еще и мера ответственности.

С такой позицией в итоге согласился и сам судья Виталий Загоруйко, отметив, что в деле «речь идет, скорее, о наказании виновного лица, чем о компенсации чьего-то горя. И поскольку источником повышенной опасности стал самолет, владельцем которого является Минобороны, значит, речь идет о наказании именно государства».

Если так, почему тогда украинский суд, в лице того же Виталия Загоруйко, проявил лояльность в отношении виновного в скниловской трагедии государства, в то время как, к примеру, такой же украинский суд, рассматривая дело о ДТП в Одессе, пожелав мобилизовать ответственность производителя автомобиля, удовлетворил иск в отношении последнего на сумму 40(!) миллионов гривен?! И почему все тот же судья Загоруйко удовлетворил миллионные иски государства к летчикам, если заранее знал, что такие суммы и за десять жизней заработать и возместить невозможно? (Что, кстати, подтвердила и военная коллегия Верховного Суда Украины, значительно снизив суммы в ходе рассмотрения кассационной жалобы).

…На самом деле нельзя сказать, что украинское государство вообще не озабочено поиском универсальных механизмов для решения проблем, связанных с ситуациями, когда ему приходится отвечать за жизнь и здоровье своих граждан. Еще недавно в случае трагедии в армии государство выплачивало семье погибшего 8 тыс. 500 грн., в то время как за милиционера давало в десять раз больше. В результате активной позиции Минобороны и председателя профильного парламентского комитета Георгия Крючкова, а также неоднократных выступлений СМИ, в том числе и «ЗН», Верховная Рада своим законом унифицировала подходы в вопросах денежных компенсаций в случае гибели военнослужащих и других категорий граждан, находящихся на госслужбе.

Скнилов — другая ситуация, где украинское государство все еще занимает близорукую позицию, чреватую не только отсутствием желания мобилизоваться и взять на себя ответственность в виде конкретных решений и законодательных инициатив, но и очередным «неожиданным» происшествием. Не дай Бог, конечно, но в случае чего у пострадавших путь один — по этапу, вслед за скниловцами, становясь и дважды, и трижды, и четырежды потерпевшими в родной стране.

По-видимому, помочь избежать повторения может только закон. У нового созыва ВР должна найтись политическая воля не только на то, чтобы создать нужную парламентскую комиссию и разобраться в проблеме, но и позаботиться о дальнейшей реализации наработанных предложений. Мы уверены, что в результате должен появиться вариант некоего законопроекта о компенсации морального ущерба жертвам техногенных катастроф, а возможно, и создания специального фонда потерпевших (с обозначением источников финансирования, механизмов деятельности и т.д.), о котором уже пятый год пишет статьи судья Верховного Суда Тамара Присяжнюк, уверяя, что не только скниловцы, но и еще тысячи украинцев, пострадавших от преступлений, нуждаются в защите государства.

При этом открытым остается главный вопрос: кто в украинском государстве возьмет на себя ответственность лоббировать интересы потерпевших, которые в момент несчастья не сидели в офисе, не стояли на посту, а, к примеру, просто ожидали начала праздничного авиашоу и вдруг оказались ничьими? В результате жизни «ничьих» украинских граждан украинское же государство «оценило» дешевле российских, американских, израильских…

С другой стороны, тест на Скнилов — это тест на уровень правовой культуры украинского общества. Председатель правления страховой компании «АСКА-жизнь», известный эксперт финансового и страхового рынков Галина Третьякова говорит о том, что случись такая трагедия в развитой европейской стране, их система не оказалась бы столь беспомощной. В силу элементарных причин. В той же Германии из 68 миллиардов ежегодных страховых премий 55 миллиардов — у компаний, страхующих жизнь человека (более 90%). Притом немцы, к примеру, страхуют не только самолет, как ценное имущество, и жизнь летчика, как бесценный дар, но еще и ответственность и пилота, и устроителей каких бы то ни было массовых шоу. Вот тогда на компенсацию государства могли бы претендовать только те, кто не вошел в этот широкий круг. А их там единицы.