Язык до Киева доведет. А в Киеве?

О ситуации с языками в последнее время не высказывается, пожалуй, только ленивый. Сразу оговорюсь: здесь не будет ни жалоб на то, что такой-то язык находится в плачевном положении, ни тем паче заявлений, что, дескать, такой-то язык должен быть государственным, такой-то — официальным, а такой-то — для употребления на улицах, и тогда сразу наступит всеобщее благоденствие. Хочется лишь рассказать о том, какими языками и как пользовались киевляне в осязаемом прошлом. Интересующийся читатель сделает собственные выводы.

Никуда не денешься от того, что рассказ этот — в основном о двух языках, называть которые излишне. Стандартная точка зрения: украинский — родной для Киева, русский привносился в Украину Москвой. На самом деле не всё так просто. Поначалу отнюдь не Москва учила Киев многим вещам, в том числе языку, а наоборот — что и неудивительно, учитывая разницу в возрасте. В 1882 году в статье, посвященной тысячелетию Киева (нет, это не опечатка. Как за следующий век городу удалось постареть на полтысячелетия — это другая история...), писали:

«Еще прежде (1654 года Киев. — С.М.) дает Москве первых насадителей там просвещения, справщиков церковных книг, устроителей церковных порядков. Просвещение растет, новые силы приливают из Киева...»

На каком языке Киев учил Москву? Ни украинского, ни русского в их современном виде тогда не было. К тому же то, что называлось Русью или, на греческий манер, Россией, — это приблизительно сегодняшняя Украина (нынешняя Россия была известна как Московия). Так что тогдашний «русский» — это язык, на котором говорили в тогдашнем Киеве и вокруг него. В сборнике стихов украинского автора XVIII века Климентия Зиновиева читаем:

«О неумеющих богу молитися

Хто не умеет богу молитися:
треба на море тому пуститися.
Там як фортуна ветрная прилучит:
и неумелый молитись научит.
Тогда и грехи свои вспамятает
и в молитвах всех святых изчитает...»

Превратив все «яти» в «е», мы получили практически русский текст с вкраплениями украинских «хто», «треба», «як» и инфинитивов. Превратите их же (яти) в «i», как это произошло в украинском, — и от русского останется причастие в заголовке, «тогда» да окончания глаголов.

В середине 1860-х годов вышло первое издание знаменитого словаря Даля. Во вводной части к нему есть статья «О наречiяхъ рускаго языка». В ней фигурируют слова: «трохи», «досыть», «уперши», «хата», «знайти», «хувать»... Сомнений, о чем здесь речь, нет? А зря. Это тверское наречие русского языка. «Годи», «робить», «що», «добродiй», «добре», «зараз»... Ну теперь-то угадали? Никак нет: это вологодское наречие.

Однако вернемся в Киев. Здесь имело место внешнее влияние, о котором теперь не очень помнят, — с запада. Киев формально принадлежал Польше немногим более ста лет, но и после его вхождения в состав Российской империи польский язык в городе был более чем заметен. Во вновь открывшейся и получившей в 1811 году статус высшего учебного заведения Первой гимназии преподавание велось исключительно на польском! (Правда, изучались русский, немецкий, французский, латинский и греческий языки.) В Киеве пользовались польскими календарями, печатавшимися в Бердичеве, и держали деньги в Польском банке, расположенном в том же Бердичеве...

Серьезные изменения начались в царствование Николая I, который очень любил Киев и даже помышлял сделать его третьей столицей империи. «Помогло» и польское восстание 1830—1831 годов, заставившее российские власти поволноваться. Во многом усилиями генерал-губернатора Дмитрия Бибикова польский язык планомерно вытеснялся из киевской жизни, заменяясь русским. Цитаделью имперского просвещения стал открывшийся в 1834 году университет святого Владимира. Не удержусь заметить, что среди требований, предъявляемых к будущим студентам, было свободное владение латинским, немецким и французским языками. Интересно, сколько процентов сегодняшних абитуриентов выдержали бы вступительные экзамены, даже если заменить латинский на английский?

В 1836 году (по другим сведениям — в 1834-м) открылась вторая гимназия, где преподавали уже по-русски. Впрочем, еще и через пятьдесят лет посетитель из Львова Александр Барвинский делился впечатлениями: «С Бульварной перешел я на Большую Владимирскую улицу и долго шел, и наконец увидел... вывеску: «Славянская кофейная». Подхожу ближе и вижу, что вокруг дверей поприбиты вывески, на одной надписи русские: «Кофе», «Чай» и т.д., а на второй — польские».

Говоря о русификации середины XIX века, непременно вспоминают пресловутый «валуевский циркуляр» 1863 года — письмо царского министра просвещения киевскому цензурному комитету. Он оставался в силе не более двух лет (до принятия в 1865 году закона о печати), но врезался в сознание фразой, которая звучала так: «Возбуждение этого вопроса (о малороссийской литературе. — С.М.) принято большинством малороссиян с негодованием, часто высказывающимся в печати. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может...» Люди старшего поколения хорошо помнят подобный риторический прием: «По многочисленным просьбам трудящихся...» (или просто «Есть мнение...»). Как было на самом деле? В изданиях позапрошлого века фразы «малороссийское наречие» и «малороссийский (южнорусский) язык» встречаются попеременно, но второе с течением времени перевешивает, и распространяется слово «украинский». Алексей Павловский в 1818 году издал «Грамматику малороссийского наречия»; Михаил Максимович в 1841-м — «О правописании малороссийского языка». В уже упомянутом введении к словарю Даля упоминается и то, и другое. В 1861 году Тарас Шевченко опубликовал в Петербурге «Букварь южнорусскiй», а Мыкола Гатцук в Москве — «Украiнску абєтку». Письменный украинский язык на тот момент был в стадии формирования: им очень мало пользовались, по ходу дела экспериментируя с разными системами правописания. Даже в недолго просуществовавшем «южнорусском литературно-ученом вестнике «Основа» статей по-русски было существенно больше, чем по-украински. Царское правительство, разумеется, гнуло свою линию. В «эмском указе» 1876 года были введены более строгие, чем ранее, ограничения, включавшие запрет на ввоз в пределы империи без особого разрешения «каких бы то ни было книг и брошюр, издаваемых за границей на малорусском наречии» и требование, чтобы «в произведениях же изящной словесности не было допускаемо никаких отступлений от общепринятого русского правописания». Поэтому в прижизненном издании «Кобзаря» Шевченко написание («кулешовка») почти такое же, как и сегодня, а в издании 1889 года — режущее глаз: «... Дывлюся, () Мовъ на неби высыть () Святый Кыевъ нашъ велыкый!» Справедливости ради, впрочем, надо заметить, что в практическом воплощении внешне строгих цензурных ограничений правительство отнюдь не проявляло усердия. Если в стихотворении того же Шевченко (отбывшего срок по политическому обвинению!) имелись недозволенные пассажи, они заменялись отточиями, аккурат по числу выброшенных строк, а остальной текст печатался. Вы можете себе представить, чтобы подобным образом поступала советская цензура?

Формальные ограничения на функционирование украинского языка были сняты после известных событий 1905 года. В следующем году появилась первая ежедневная украинская газета «Рада». Но все вернулось вспять в 1914 году, когда Россия вступила в мировую войну. Под запрет на почве патриотизма попало не только украинское и не только печатное слово: летом 1916 года двух жителей Киева оштрафовали на 10 рублей каждого за... разговор между собой по-немецки на улице. Запреты рухнули только вместе с режимом. Вернув украинский язык на страницы газет, сочли за благо подучить публику читать на нем. Когда в середине 1917 года «Киевская земская газета» перешла с русского на украинский, на первой странице каждого номера появилась следующая инструкция: «Читайте наше и як ы, i як и, є як йе, е як э, ьо як ё».

22 января 1918 года Украина была объявлена независимым государством. В числе принятых Центральной Радой законов был закон о государственном языке (март 1918), в котором, в частности, говорилось: «1. Всякого роду написи, вивiски тощо на торговельно-промислових, банкових та подiбних закладах i конторах повинно писатися державною українською мовою, окрiм iнших мов... при тiм написи українською мовою мають бути на основнiй частинi всього напису, на чiльнiм мiсцi. <...>

3. По всiх торгово-промислових, банкових i т.п. закладах, конторах, якi зобов’язанi давати публiчнi справоздання, мовою в дiловодствi має бути державна українська».

Рада властвовала недолго и была отставлена немцами, с чьей помощью к власти пришел правитель с подзабытым титулом гетмана. Скоропадский за отпущенный ему короткий срок успел сделать довольно много для становления Украинской державы. Открылись два государственных украинских университета, Украинская академия наук, напечатали значительное количество украинских учебников... В киевском быту, впрочем, продолжал господствовать русский язык: помимо традиции, этому способствовало то, что город тогда был заполнен москвичами, петербуржцами и многими другими, бежавшими из российского «большевистского рая». Сам Скоропадский, который не мог похвастаться свободным владением украинским, чуть позже вспоминал: «[украинский] язык частному человеку приходилось, если он его избегал, слышать лишь в официальных канцеляриях и читать на нем лишь Державный Вестник».

Более рьяно взялась за дело сменившая гетмана Директория, приказавшая в трехдневный срок заменить все русские вывески в городе на украинские. Впрочем, она продержалась еще меньше и была изгнана большевиками. Последние к тому времени уже поняли, что враждовать с украинским движением нецелесообразно; к тому же вот-вот должен был случиться апофеоз пролетарского интернационализма — мировая революция. Отсюда заявление: «Советская социалистическая власть не предоставляет ни одному языку преимущественного права на признание языком государственным». Киевская городская газета выходила под двойным названием: «Коммунист — Комунiст», хотя процентов девяносто статей было на русском.

Во второй половине 1919 года в Киеве господствовал Деникин, хорошо известный как поборник «единой и неделимой России». Его позиция по языковому вопросу была выражена в манифесте «Населению Малороссии»: «Объявляю государственным языком на всем пространстве России язык Русский, но считаю совершенно недопустимым и запрещаю преследования малорусского языка. Каждый может говорить в местных учреждениях, земствах, присутственных местах и в суде по-малорусски.

Местные школы, содержимые на частные средства, могут вести преподавание на каком угодно языке. В казенных школах, если найдутся желающие, могут быть учреждаемы уроки малорусского народного языка в его классических образцах и в первые годы обучения в начальной школе... Равным образом не будет никаких ограничений в отношении малорусского языка в печати».

Вновь придя к власти «всерьез и надолго» и включив Украину как формально независимое, но по сути абсолютно марионеточное государство в состав СССР, большевики решили перехватить инициативу в языковом вопросе. Так родилась политика украинизации — поначалу, кстати, касавшаяся не только Украины, но и Кубани и Поволжья. За дело взялись с подобающим размахом. В 1932—1933 годах 88,5% школьников Украины обучались по-украински (до 1917 года украинских школ не существовало в принципе). В 1923 году 12,5% экземпляров газет выходило по-украински, в 1932 — 91,7%! Правда, в конце 1932 года бдительная партия обнаружила, что в ряды проводников ее политики затесались «поклонники Петлюры и другие буржуазно-националистические элементы». С элементами поступили соответствующим образом; главный идеолог украинизации Скрыпник не стал дожидаться, пока за ним придут, и покончил жизнь самоубийством. Народу, соответственно, разъяснили, что до сих пор имела место «петлюровская украинизация», а сейчас начнется единственно верная «большевистская украинизация». Прошло еще несколько лет. В недоброй памяти 1937 году был поднят уже другой вопрос. В конце октября этого года секретарям ЦК ВКП(б) поступила докладная записка от заведующего отделом печати и издательств Мехлиса: «О русских газетах на Украине». В ней говорилось: «Ни в одной союзной и автономной республике русская печать не находится в таком захудалом состоянии, как на Украине... В Киеве издаются газеты на немецком, польском, еврейском, болгарском языках. Нет только ни одной газеты на русском языке, если не считать русского издания армейской газеты «Червона армія». Спрашивается: неужели Украина нуждается больше в немецкой газете, чем в русской? Действительно ли польский и болгарский языки распространены на Украине больше, чем русский? Отсутствие в Киеве руководящей русской газеты свидетельствует о политической близорукости ЦК КП(б)У...»

Были приняты меры. В 1936 году на русском языке издавался каждый восьмой экземпляр украинских газет, в 1939 — почти каждый третий.

Лучшими друзьями украинского языка объявили себя ненадолго сменившие большевиков немецкие национал-социалисты. В этом был сугубо циничный расчет. Ставить украинцев на одну доску с арийцами никто не собирался, но в контекст незамысловатой пропаганды (дескать, «жидо-большевики» угнетали вас абсолютно по всем статьям, и только теперь, с приходом немецких освободителей...) украинский мотив ложился замечательно. Вот и появилась в газете «Українське слово» надлежащая социальная реклама: «В Українi — по-українському!» (sic). Но когда оказалось, что редакторы газеты стояли за свободную Украину не понарошку, они были отправлены в Бабий Яр... В отношении же языка как такового рвение оккупантов, видимо, ослабло. Весной 1942 года некий источник «Г» сообщал советской разведке: «В Киеве раньше говорили только по-украински, а вот уже месяца два как слышишь и русскую речь».

Остальное мы, в общем, помним. В послевоенном Советском Союзе речи об украинизации уже не было. Украинский язык никто не запрещал, но по мере перемешивания населения, развития связей между разными частями огромной страны появлялось все больше стимулов пользоваться русским. Свою роль сыграло смещение в 1972 году с высшей должности в республике объявленного «националистом» Петра Шелеста. Если при Шелесте съезды партии и прочие республиканские мероприятия проводились, как правило, по-украински, то его преемник Щербицкий «учел ошибки», и в среде номенклатуры воцарился русский.

Подавляющее большинство киевлян, как и сейчас, понимало оба языка. Миниатюрная деталь повседневной жизни города: до середины 80-х годов объявления станций в поездах метро делались исключительно по-украински. В какой-то момент, очевидно, последовало руководящее указание, и тексты переозвучили по-русски. Потом некоторое время пассажиров информировали на двух языках, после чего вернулись к украинскому.

В 1989 году украинский язык в тогда еще Украинской ССР получил статус государственного, в 2000-м закончился срок ввода в действие всех статей Закона о языках. Страсти не утихли по сей день, периодически усиливаясь в связи и без связи с текущими политическими событиями — но об этом я обещал не рассуждать.