«Я вибрала... долю, а не вірші». Лине Костенко — 75

«В історичних льохах

відстояться вина істин,

гірко вибродять кров’ю

правди пекучі меди».

Лина Костенко

Настоящая поэзия существует отдельно от литературоведческих суждений о ней. Диапазон критических оценок практически безграничен, и так же безграничен поэтический мир художника. Изредка они сближаются, чтобы потом вновь разойтись каждый по своим галактикам. Точки соприкосновения являются теми счастливыми мгновениями, когда поэт открывает свои тайны. Как писал когда-то Богдан-Игорь Антонич, судьи на чашах весов отвешивают грусть, мысль, «діапазон сп’яніння» поэта, но потом тот остается «сам, щоб все забути»…

Когда-нибудь Лину Костенко назовут гением. Сегодня наши современники с традиционным опозданием начинают изучать феномен ее творчества. И все-таки сейчас рановато делать окончательные выводы, поскольку поэтесса вся еще в пути — к неизвестному горизонту своего человеческого и художественного естества. Но уже несомненно, что ее поэзия не укладывается в нынешние измерения. На нее нужно смотреть с той высокой точки эстетической мысли, откуда медленно появляется еще не распознанный ареал прошлого украинской литературы и угадывается ее затемненное будущее.

Поэзия Лины Костенко — необъятная степь народной души, среди которой проложена одна, главная, магистраль. Тоска по потере «национальной субстанции» — фундамент и болевой нерв всего ее творчества; кажется, после Тараса Шевченко, Леси Украинки, Евгена Маланюка и Васыля Стуса еще не струилась с поэтических строк такая страсть и духовное напряжение. Историософские ее произведения замешаны на сегодняшних впечатлениях. Полнейшее неприятие украинской современности углубляет трагизм исторических видений поэтессы. Ее произведения уместно было бы назвать реквиемом по Украине, если бы не мощная эманация интеллектуальной и эмотивной энергии, которую они излучают и которая безошибочно удостоверяет:

«А ми ще є. І то найбільше диво,

що цей народ іще раз воскреса».

Но такова уж украинская ментальность: одинаково сильная и безоглядная и в печали, и плаче, и в героическом подъеме. В этом Лина Костенко — истинная дочь своего народа. В ее поэзии много сетований, упреков истории, судьбе и соотечественникам, уныния и даже отчаяния. Во многих ретроспективных медитациях и, наконец, в последнем крупном произведении — историческом романе «Берестечко» — Лина Костенко стремится осмыслить все накопленное и выстраданное народом во времена веков несвободы, борьбы, побед и поражений, чтобы ничего не растерять в дальнем пути третьего тысячелетия.

Лина Костенко — самодостаточная фигура в литературе. Заклеймив абсурдистскую украинскую современность («Летючі катрени», «Інкрустації», «Коротко — як діагноз»), она отказалась от какой бы то ни было роли в «цьому сатанинському спектаклі» — об этом свидетельствует как ее многолетнее писательское молчание еще в советские времена, так и нынешний социально-политический нонконформизм. Но ее не волнует мелочная оппозиционность, она не надоедает суетным самоутверждением путем изоляции от общества («Вежа моєї самотності (не оббита зсередини корком»). Ее не искушает ни самолюбивое формообразование псевдомодернизма, ни эстетически пресные игры постмодернизма. Творчеству Лины Костенко присуща настоящая, не сформализованная модерность, та, которая способна остаться в арсенале украинской литературы, поскольку вечности, как справедливо заметил Сергей Квит, принадлежит только такое искусство, которое является «пристрастю, втіленою у стилях».

Лина Костенко разрабатывает самый глубокий, идееносный пласт украинского бытия — спасение языка и национальной субстанции, без которых какая бы то ни было суета вокруг собственной самореализации теряет смысл. Сеет на своем «кусочке поля» — заброшенной почве автохтонной украинской экзистенции. Но так же она находится и в стороне от таких этнопсихологических, укоренившихся в украинском эстетическом сознании художественных систем, как барокко и романтизм.

Творческая технология Лины Костенко отмечена главной чертой — влечением к реализму, продолжительное время пребывавшему на маргинесе отечественной литературы. Но не классического реализма XIX в., который Дмитрий Чижевский назвал «узким», и не того «реализма без берегов», который когда-то предлагала марксистская критика. А того, где сакраментальное «жизнеподобие» приобретает новое содержание, втягивая в свое понимание, а следовательно, и в переживания, информационные новации. Действительно, писатели всех времен одинаково любят родную природу, но для Ивана Нечуя-Левицкого зеленый листик — это нечто иное, чем для Лины Костенко, которая знает, что у листика своя математическая формула, а после сожжения он не исчезает как физическая реальность, а просто становится невидимым глазу. Поэтому и возможен у нее такой образ: «квадратний корінь листя і трави»… И возможным становится новый облик реализма — такой, как в стихах Лины Костенко, где можно найти и экспрессивную декоративность, и строгую простоту; многоцветие и черно-белые очертания; не чужда для нее также импрессионистская деталь, лирическая гипербола и искривленное временное пространство. Но сохраняется преобладающая тенденция ее творческого труда — унормированное представление о вещах, прозрачная определенность их основных измерений.

Размышления Лины Костенко над судьбой родного языка неотделимы от ее интереса к украинской истории. Эти темы, а скорее — проблемы (поскольку обе сложные и болевые) контаминируются в творчестве поэтессы в единый идейно-художественный узел, обрастая сопроводительными мотивами: о вырождении национальной культуры, о появлении новой генерации украинских крестьян («Уже немає репаних чухонців./Цим простим хлопцям розум пройняла/енергія розплавленого сонця»), которым вроде бы ни к чему мораль старого села и которые быстро продвигаются к духовному одичанию («Ми дикі люди, ми не знаєм звичаїв./Ми нищим ліс. Ми з матір’ю на «ти»), наконец — об исчезновении украинского народа как генетического сообщества («зникає мій народ, як в розчині кристал»).

Лина Костенко стремится предотвратить грядущую катастрофу страстным словом. Пусть хоть оно останется, когда — упаси Бог! — воцарится в стране духовная пустота. Может, поэтому поэтесса так настойчиво обращается к истории. Чтобы «будити мисль затуркану і кволу». Раскопать заиленный источник национального достоинства. И пишет стихотворный исторический роман «Берестечко». Пишет на протяжении не одного десятка лет, вложив в него духовный опыт как прошлой, так и современной украинской истории. Величественные слова находит автор для определения идеи своего произведения:

«Відбілює душа свою велику правду

У лузі споминів, над річкою Буття».

Силясь разгадать извечную загадку украинской истории, Лина Костенко восклицает: «Як страшно знати правду без прикрас!» И здесь нас поражает мастерство, с которым поэтесса красочным словом, не покидая риторико-художественных границ, преображает этнологический и геополитический материал. Безошибочно можно утверждать, что со времен Шевченко в украинской поэзии еще не звучали инвективы такой художественной силы против поработителей — и одновременно, на оборону украинского дела («Я знаю свій народ. Кляну його пороки. Але за нього Господа молю!»). Лина Костенко сумела написать обширное историческое полотно, соединяя густые насыщенные краски гнева и любви с грациозным графическим рисунком иронии и отвращения.

Виртуозно выполненные фрагменты выстраиваются в целостную лирико-эпическую панораму. Простирающуюся из прошлого в будущее; как сказала о себе поэтесса в другом произведении, «за два ікси історії зачеплена,/на сто віків розмотую себе». Именно будущему посвящены последние страницы романа. Чтобы подчеркнуть это, автор прибегает к фантастическому сюжетному повороту: во время гадания перед Богданом появляется дух казака Небабы, который предрекает будущий многовековой гнет Украины, за что «душа Богдана в розпачі німому нестиме неспокутуваний гріх». После этого воскресшая воля гетмана к действию кажется якобы художественно неоправданной. На самом же деле таким образом становится видимой дальнейшая перспектива для украинской идеи. Перспектива историческая: «Дорога правди довга». Перспектива духовная: «Нема нам щастя — мусить бути чудо./Ми ще постанем зі своїх руїн». Эти пророческие слова — последний шанс украинского народа, что и подтвердила поэтесса во время оранжевой революции, окрыленная рождением гражданского общества. Поэтому Лина Костенко положила на алтарь самое дорогое, что у нее есть — свое честное имя, когда согласилась стать доверенным лицом Виктора Ющенко на выборах президента Украины.

Выдающийся историк и социолог Вячеслав Липинский писал, что без легенд больные нации «не можуть видужати, але, щоб видужати, вони побіч легенди мусять мати суворий, нещадний і, можливо, вірний діагноз». Роман «Берестечко» Лины Костенко, как и все ее творчество, является таким жестким реалистическим диагнозом украинскому обществу и одновременно поэтическим призывом к сердцу каждого украинца: «нема попереду століть,/щоб триста років знов іти по колу». Последние строки романа — это исторически взвешенный и романтически насыщенный тезис:

«Не допускай такої мислі,

що Бог покаже нам неласку.

Життя людського строки стислі.

Немає часу на поразку».

Такие слова — считанные у Лины Костенко. Напомним, роман писался на протяжении не одного десятилетия и вобрал в себя годы неверия. В свое время она написала, что ее душа поэта — это «з німої дзвіниці обрізаний ворогом дзвін». И вот сейчас, в романе о Богдане, что-то совершенно новое:

«Мене не можуть

люди не почути —

душа в мені розгойдана як дзвін!»

Поэтесса верит: «Лиш храм збудуй, а люди в нього прийдуть»! Ведь когда-то — «люди виростуть...» (Тарас Шевченко). Поэтому и призывает Лина Костенко: «Не треба думати мізерно». В этих словах слышится известный довженковский тезис — «думати тільки про велике». О великом — это и о «чуде», которое «мусить бути» несмотря на все рационалистические, «мизерные», приговоры. На неверие времени нет.

Имя Лины Костенко, «цариці поетів в Україні» (Дж.Луцький, США), лауреата Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко и Литературной премии имени Франческо Петрарки, врученной в качестве «Специальной премии мировой поэтессе Лине Костенко», первого лауреата премии Елены Телиги, почетного профессора Национального университета «Киево-Могилянская академия» и многих университетов мира, постоянной участницы экспедиций в Чернобыльскую зону по вопросам исследования и сохранения этнокультурного пласта Полесья, вышло за пределы украинской литературы. Ее творчество выносит украинскую идею на уровень мировой культурологической мысли тем, что разрабатывает сверхзадания нового тысячелетия: животрепещущую проблематику окончательного, «недекоративного» вывода человеческой и национальной личности «из-под стражи» надзирателей духовного концлагеря, освобождение от постколониального синдрома национальной летаргии и — наконец! — создание новой энергетики — «гуманітарної аури своєї нації» (Лина Костенко).