Владимир Прокопенко: «Когда меня увольняли — показали книгу Васыля Симоненко»

Во времена застоя украинской интеллигенции было присуще определенное расслоение. Кто-то заигрывал с властью, кто-то шел на «лобовой удар», но были люди в это время просто работающие.

Владимир Прокопенко занимал должность главного редактора издательства «Молодь» и неоднократно имел дело с цензурой. Он и сейчас осторожно говорит о преступлениях режима, впрочем, поработав во власти уже во времена независимости, очень скептически относится и к современным процессам создания государства в Украине.

— Владимир Павлович, вы получили журналистское образование во Львове...

— Это были трудные годы, я только что вернулся из армии и два года ходил в университет в военной форме, только погоны отодрал — потому что у родителей не было денег купить мне одежду, а своих я еще не заработал. И так большинство моих друзей-студентов. После университета работал сначала во Львове, а когда пригласили в Киев — сразу переехал.

— В киевскую «Молодь» вы пришли в так называемые застойные времена. Трудно было? Какие именно книги не пропускала цензура?

— Да это смешно — вот, например, мы очень долго готовили книгу об Александре Засядько. Художественную. Это наш полтавский ракетостроитель, родоначальник реактивной артиллерии. Наши украинские идеологи усмотрели в той книге что-то антикоммунистическое и сурово спросили: «Почему это Засядько, хохол такой умный, аж шесть должностей занимал?» Поэтому мы вынуждены были тридцать тысяч экземпляров забрать из книжных магазинов. Но не порезали. Книга немного полежала на складе, а потом белорусские книготорговцы ее купили. Там цензоры не имели никаких претензий. То есть часто все зависело лично от цензоров. Это были такие люди, которые всегда устраивались там, где лучше жить, прибиваясь к тому берегу, где можно что-то прихватить. Идеология для них — вещь неважная.

Мы издавали Бориса Олийныка, на которого во всех других издательствах было табу. И Лину Костенко издавали. Но во время подготовки ее книги цензура сняла более ста стихов. Лина Васильевна тогда сказала: «Если снимете еще хотя бы один стих, лучше уже рассыпьте верстку». Когда пришел цензор, у него все-таки возникли претензии. Придрался к стиху, посвященному Сошенко. Никаких же партий, никакой политики! Но цензоры и в камне могли найти что-то политическое.

Бывали книги, которые было очень сложно издавать. Например, мы долго не могли издать сборник Васыля Симоненко «Лебеді материнства». Но в конце концов издали ее тиражом в двадцать тысяч, за что и получили...

— Сурово наказали?

— Меня увольняли с работы, показывая изданные «Лебеді материнства». К тому времени тетрадь со стихами Васыля Симоненко попала за границу и там их тоже издали. Наши идеологи считали так: напечатался за границей — значит, украинский буржуазный националист. А непосредственно в его стихах они ничего не находили...

— Вас вызывали в КГБ?

— Нет, в КГБ я никогда не был. Увольняли в ЦК комсомола, не знаю, какая в этом роль КГБ. Существовала такая практика: создавали бригаду, устраивали проверку, после чего увольняли.

— В свое время вы занимали должность начальника главного управления книгоиздания и книгораспространения. Как оцениваете нынешнюю ситуацию с книгами в Украине?

— Мне больно за то, что в Украине сегодня низкий уровень книгоиздания. Объявляли Год книги и различные мероприятия по поддержке отрасли, но реальное состояние дел — совершенно иное. Эта проблема многоаспектная. У нас государственный язык украинский, а интересных украинских книг очень мало. Всем известно, что украинский рынок наводнила русская книга, потому что там в свое время этот продукт был освобожден от всех налогов. У нас такого не было никогда. В бюджете выделяются средства, но до издательств они не доходят — это тоже общеизвестный факт. Например, есть издательства, выпускающие книги по национальной программе «Украинская книга», на которую выделены бюджетные средства, и они становятся банкротами, поскольку эти средства к ним так и не доходят. В Украине полторы тысячи издательских структур, при этом те же полторы тысячи экземпляров считаются неплохим тиражом для книги. Бывает, и по двести штук издают — разве эти книги доходят до библиотек или читателей?

— А какие тиражи были у вас в «Молоді»?

— Когда работал главным редактором, у нас проза не выходила тиражом меньше, чем тридцать тысяч экземпляров. И это считалось мало. Вначале мы даже не платили авторам гонорары, пока не набрали мощности. Детскую литературу издавали тиражом 100—300 тысяч. А сейчас у нас районных центров больше, чем тираж книги! Государство должно быть заинтересовано в книгоиздании. Книгораспространение освобождают от налогов, а книгоиздание?

— А может, государство здесь ни при чем, просто люди стали меньше читать?

— Люди стали меньше читать, потому что позакрывали библиотеки. Да и в тех, которые уцелели, только старые книги. Духовности сейчас не уделяют внимания вообще. Поэтому люди и не читают, а государство к этому имеет прямое отношение.

— Ностальгируете за СССР?

— У нас сейчас немодно говорить об СССР. Говорим или о козатчине, или о еще более давнем прошлом. Но ведь в СССР был целый пласт украинцев, создававших государство! Они не совершали никаких преступлений, их наработками мы пользуемся до сих пор, но помнить о них не хотим.

— Нельзя забывать и тех, кто совершал преступления...

— И я сталкивался с преступлениями. Мы издавали 130—150 наименований книг в год, и ни одна не выходила без согласия цензоров. Но те же люди, которые руководили Главлитом, главным цензурным аппаратом в стране, и сейчас при власти! Я не хочу называть фамилий. Но как они сегодня ведут себя! Такие демократы!

Впрочем, я не слышал, чтобы раньше в СИЗО в день умирало двенадцать человек. Мы вроде бы боремся за свободу и демократию, взамен получаем только дымократию. То есть, укутанную дымом.

— Вы работали заместителем министра прессы. Большинство людей младшего поколения уже и не знает, что это было за министерство...

— Да тут и некоторых бывших работников спроси — уже не вспомнят. Мотивацию власти относительно реформ постичь трудно. У нас постоянно менялись только названия. Из этого министерства сделали государственный комитет — сейчас это комитет по вопросам телевидения и радиовещания. Эти переименования — смех, да и только: сперва Министерство прессы и информации, потом просто — Министерство информации, после этого — Государственный комитет информации, потом Государственный комитет информационной политики и только со временем — комитет по вопросам телевидения и радиовещания, который имеем сегодня. Но как это объяснить? Из названия выходит, что у нас уже нет ни прессы, ни книгоиздания — только радио и телевидение!

А чем объяснить то, что у Министерства культуры уже три названия? Сначала просто культуры, потом культуры и искусств, а сейчас еще и туризма? Что-то от этого в культуре изменилось? Нет. Такие вещи не выходят на полосы газет, а вы просто представьте себе, во сколько обходится переименование министерства. Вот, например, есть учебные заведения. У каждого учреждения — свои бланки, дипломы, печати, вывески и тому подобное. На каждом — название министерства, которому оно подчиняется. Мы изменяем название, и что выходит? Расходуем миллионы государственных средств на чистую бюрократию.

Это все, как говорят, сверху шелестит, а внизу тихо. Все люди в низах как работали, так и работают. Зато после переименования аппарат полгода не работает — реорганизовывается.

— А вы сейчас пошли бы работать в государственный аппарат, если бы пригласили снова?

— Не пригласили бы, поскольку после шестидесяти пяти нельзя работать в государственных органах. Удивительно, да и только, это же еще нормальный возраст! Помню, как Василия Дурдинца назначили послом в Венгрии, а через восемь месяцев схватились за голову ведь ему уже 65! Недаром в Средней Азии существует совет старейшин. Молодым нужно дорогу давать, но отсекать искусственно от опытных — неразумно. Старики уже понабивали себе шишек на лбу, поэтому могли бы молодым передать свой опыт.

— Из коммунистической партии вы вышли еще до развала Союза, а в независимой Украине, оставаясь определенное время во властных структурах, так и не вступили в какую-либо партию. Не импонировал ни один партбилет?

— Дело в том, что при таком количестве (их в Министерстве юстиции зарегистрировано более сотни) все партии слабы организационно. Партийные программы должны отображать интересы людей. А кто в стране знает о существовании этих партий и может сравнить их программы? Простой гражданин теряется. Выборы свидетельствуют, что украинцы склоняются словно к двум различным берегам. Во так мы и ходим по различным тропам, до сих пор не выработав национальной идеи, не образовав партии, которая бы объединила народ. А в другие я идти не хочу.