ВЕЧНЫЙ ДОЛЖНИК ТРУФАНЕНКО

О Василии Ивановиче я услышал случайно: подполковник запаса Труфаненко, дескать, шесть интернациональных долгов выполнял... Честно говоря, верилось с трудом. Уточнил место его жительства и решил встретиться.

Все оказалось правдой. Если не брать в счет бывшую ГДР, куда более тридцати с лишним лет назад желторотым лейтенантом сразу после окончания летного училища попал Труфаненко, и оперившись и став на крыло, через три года благополучно убыл в Союз по замене, то список стран, где выполнял свои «долги» Василий Иванович, выглядит так: Египет, Куба, Вьетнам, Афганистан и снова Афганистан. В общей сложности из двадцати с небольшим лет военной службы набирается двенадцать.

Следует заметить, что в «долговой» актив Труфаненко едва не попала и седьмая страна. Воином-интернационалистом он мог стать еще и в 68-м: полк Василия Ивановича был готов взлететь в любую минуту и взять курс на Чехословакию, чтобы «защитить завоевания социализма от ползучей контрреволюции и происков мирового империализма» - так писали тогда в газетах. Тогда обошлись без него. Братья чехи и словаки были «возвращены в социалистический лагерь» другими парнями в советской военной форме.

Холостым везде

у нас дорога...

- Пронесло в 68-м, но два года спустя, - вспоминает Василий Иванович, - в нашу эскадрилью пришло распоряжение отправить двух летчиков в «долгосрочную командировку в африканскую страну с сухим жарким климатом». Ни для кого не было секретом, что ехать придется в Египет. Выполнять интернациональный долг по оказанию помощи братскому египетскому народу в качестве военных спецов.

Поиски добровольцев закончились безрезультатно. Таковых, к удивлению, не нашлось. Тогда командир эскадрильи принял волевое решение: в разряд интернационалистов зачислить... холостяков. Не обремененные семейной жизнью, дескать, легче перенесут все тяготы и лишения. Холостяками оказались я и мой лучший друг и земляк одессит Костя Логвиненко. Нам напомнили о почетном долге, дали наказ высоко нести звание гражданина Страны Советов и отправили в дальнюю дорогу.

На египетскую землю мы ступили сразу после 30 июня 1970 года, прозванного «черным днем советской авиации». Тогда в египетском небе израильтяне завалили звено капитана Юрченко. Ребята вылетели на прикрытие объекта. Израильские «Миражи» поджидали их давно. Взлетели с подскока, зашли в заднюю полусферу и сбили всю четверку. Юрченко погиб в воздухе, остальные - на земле…

Правда, в долгу наши летчики не остались. Долго охотились за израильтянами, сцепились с ними в воздухе уже над их территорией, за Суэцким каналом, сбили несколько «Фантомов».

Без малого четырнадцать месяцев практически безвылазно просидел я в дежурном звене, охраняя Александрию от налетов с воздуха. Иногда доводилось сопровождать и разведчиков. Два десятка раз поднимался на перехват реальной цели. Однако сойтись в воздушном бою с противником так и не довелось, о чем, честно говоря, не очень жалею.

После того как израильтянам вернули долг за сбитое звено Юрченко, они стали избегать контактов с нами, справедливо полагая, что береженого Бог бережет.

Все мои боевые вылеты в Египте были скорее «боями с тенью». Как это понимать? А вот как: поднимут в воздух, командный пункт наводит на цель. Баки сброшены, чтобы истребитель стал легче и маневренней. А «Фантома» и след простыл. Ушел на свою территорию, не желая ввязываться в бой.

126 египетских фунтов получал я на руки в Египте. По тем временам - деньги приличные. Впрочем, это как посмотреть. Вместе с советскими летчиками служили в Египте и чехи. В воздух поднимались только в кабинах спарки - обучали местных курсантов. Ни единого боевого вылета. А вот платили им по 400 фунтов. Видимо, их интернациональный долг был выше нашего, советского.

Вообще хочу сказать, что о египетских событиях 1967-1972 годов, а точнее, о причастности к ним советских военных, написано до обидного мало. Еще не так давно эта тема причислялась к разряду «не для печати». До сих пор мы не знаем, во что обошлась нам эта война на Синайском полуострове. Не названы пока поименно те, кто отдали свои жизни на этой чужой войне...

В Египте я потерял своего друга Костю Логвиненко. Погиб Константин в учебном воздушном бою прямо на моих глазах... Над своим аэродромом мы закрутили очень уж сложную карусель. Здесь, в отличие от Союза, инструкциями никто никого не ограничивал. Делай, что считаешь нужным, - война ведь. Вот Константин и перемудрил. Увлекся маневром - выходил змейкой вместе с ведущим из-под удара, допустил огромную перегрузку и не смог вывести истребитель после полупереворота...

Мне повезло. Домой возвратился живым, да еще с орденом Красной Звезды. Сразу женился. Не то, думаю, не ровен час, опять начнут искать холостяков.

Шесть лет после Египта были спокойными. Летал, рос по службе. Начал подумывать об учебе в академии…

«Чудо-остров,

чудо-остров...»

- В 1977 году осложнились отношения между Эфиопией и Сомали. Об этом я узнал из газет. Осложнились - ну и Бог с ними, мне-то какое дело?

Наверное, я был неплохим летчиком, но совершенно не разбирался в международной политике. Иначе бы между газетных строк разглядел, что готовится новый плацдарм для оказания советским народом «интернациональной помощи очередной жертве империалистического сговора». Смекнул я об этом только тогда, когда начали подбирать людей в длительную спецкомандировку - опять в страну с жарким климатом. В формируемую команду меня зачислили без особого спроса - учли египетский опыт.

Авиамехаников и техников отправили в Эфиопию. С пилотами заминка вышла. Посадили нас в самолет и доставили в Москву. А здесь сообщили: полетите на Кубу, кубинцы же будут воевать в Эфиопии. Идеологический ребус на тему интернационального долга никем из летчиков не был разгадан, но на Кубу мы отправились куда более охотно, чем в знойную Африку.

Остров Свободы мне вспоминать приятно. Условия быта - вполне человеческие. Рыбалка, пляж, изобилие фруктов. Щадящий режим службы. Правда, иногда по 10 часов из кабины истребителя не вылезал. Занимался тем, что «вывозил» кубинских летчиков. В учениках у меня числилось тринадцать человек. Ребята толковые, на лету все схватывали. С общением проблем почти не было - большинство из них в Союзе летные училища закончили. За десять месяцев всех до одного в боевой строй поставил.

Конспирацию на Кубе мы соблюдали строжайшую. В воздухе - ни единого слова по-русски. А то, не дай Бог, американцы услышат. Международный скандал гарантирован. Гуантанамо, их военная база, совсем рядом.

Мне удавалось обходиться минимальным набором испанских фраз. Получалось не всегда натурально. Об американцах сказать не могу, но у кубинских ребят от моего испанского глаза иногда становились квадратными.

Что же это за интернациональный долг, если без трудностей? У нас ведь как повелось? Даже если их, этих самых трудностей, в природе не существует, сами создадим, лишь бы было что героически преодолевать. Захотелось «встряхнуться» и мне. Надоело летать, когда на небе ни облачка. Но где взять эти самые сложные метеоусловия? И вот однажды дождался я своего часа. Подул свежий ветерок, стал накрапывать дождик. «Сложняк» долгожданный. Кубинцы принялись зачехлять самолеты - какие могут быть полеты в такую погоду? А я к командиру: «Разрешите слетать на боевом. А то всю квалификацию потеряю!» Тот очень удивился, но возражать не стал.

Вышел в зону, походил в облаках - соскучился по сложному пилотажу. Вдруг слышу с командного пункта: «Рапитод рафик! Рапитод рафик!» Что означает по-испански: «Повторяй круг». Подгребаю к «взлетке». На посадочном облако весь обзор закрыло. Высотомер показывает 200 метров. Полосы нет! 100 метров. Нет! Куда она, окаянная, девалась?! Сообразил: нужно довернуть истребитель против ветра градусов на десять. Решил: снижусь до тридцати метров и, если «бетонку» не поймаю, уйду на второй круг. Вывалился из облака, а полоса прямо подо мной. Сел. А дождь такой, что рулить невозможно. Просто стена воды. Совершенно ничего не видно. Тропический ливень. Кубинцы перепуганные бегут к самолету. Глаза у всех «по пять копеек»: как он смог сесть?! А я, еще чувствуя дрожь в коленях, отвечаю небрежно, дескать, всю жизнь так летал…

«Вьетнамцы никогда

не сдаются…»

- В период между службой на Кубе и очередной спецкомандировкой в моей жизни ничего существенного не случилось. По той причине, что период этот был совсем уж коротеньким. 1981 год я встретил во Вьетнаме. Моя миссия в этой азиатской стране была предельно проста: научить два летных полка вьетнамцев летать ночью.

Почему снова я? А потому, что угораздило попасть однажды в обойму специалистов по выполнению интернационального долга. Была в те времена такая категория людей на примете у соответствующего управления Генштаба. Чуть где конфликтом запахло - надо военспецов послать. Вот они, в папочке, проверенные, испытанные бойцы-интернационалисты. Страну не опозорят и долг свой честно выполнят.

Мой отъезд во Вьетнам напоминал бегство. Жену отвез в роддом, дочку - к теще, а через три часа и сам улетел, не успев никого предупредить. Только через месяц узнал, что у меня родился сын. Пошел к начальству: обещали ведь вместе с семьей отправить, почему не выполняете? На меня посмотрели, как на наивного юношу. Где это видано, чтобы у нас все обещания выполнялись?

Пятнадцать месяцев без передышки вместе с другими военспецами, добрая половина которых - выходцы из Украины, учил я вьетнамцев летать. Условия службы с огромной натяжкой можно было назвать нормальными. Жил прямо на аэродроме, в сооружении на манер избушки на курьих ножках. Питание было явно рассчитано на приверженцев рисовой диеты. После командировки во Вьетнам похудел я аж на 20 килограммов. И в чем только душа держалась? Хорошо еще, что не подхватил какую-нибудь экзотическую болезнь. Тропическую малярию, к примеру, которая свирепствовала в тех краях повсеместно.

Уже перед самым отъездом мне поручили подготовку инструкторов из числа вьетнамцев. Взлетел однажды с летчиком, который по-русски ни слова не понимал. На земле мы с ним объяснялись через переводчика. А как быть в воздухе? Условились держать связь через ручку управления. Постучу ручкой - значит, беру управление на себя.

Базировались вблизи Дананга - есть такой город на юге Вьетнама. С одной стороны, аэродром подпирало море, с другой - город. Зона полетов находилась в горах, превышение больше полторы тысячи метров.

Короче, взлетели. Сделали пару маневров. Вдруг, смотрю - красненькая лампочка загорелась. Сигнал: открылось сопло. Выход один - экстренная посадка. Постучал я, как условились, по ручке: бросай, дескать, парень, управление, заходим на посадку.

Тяга двигателя падает, а летчик-вьетнамец ничего вокруг себя не замечает. И на аварийный сигнал - ноль внимания. Я тяну ручку управления в одну сторону, а упрямый стажер - в другую. Полетать, видите ли, ему приспичило. При открытом-то сопле. Пришлось поднатужиться. Хоть мелковат и хлипок был с виду вьетнамец, но в руках оказался крепок. Не без труда я с ним сладил.

Сели. Вижу: выскочил мой «студент» из кабины и побежал к командиру. Лопочет что-то сердито и на меня рукой показывает. Переводчик объяснил: жалуется, что я полет рано прекратил. Он, дескать, не всю программу выполнил. Я поманил вьетнамца пальцем, подвел к истребителю, показал на сопло. Лети, мол, парень, если жить надоело.

Дважды афганец

- Афганистан… Война… Боевые вылеты каждый день. Только за первый год их набралось свыше четырехсот. Крупная Панджшерская операция, бомбовые удары по наземным целям... Двоих пилотов из полка сбили. Ребят едва удалось вытащить из-под носа «духов». Под обстрелы и я попадал не раз, но, слава Богу, домой возвратился невредимым.

Был практически уверен: ну все, теперь-то меня оставят в покое. На двух войнах побывал. Еще в двух странах, где вроде бы кровь не лилась, но и спокойствием не пахло, послужил. «Долгов» на четверых хватит...

Ошибался. Через 3 года, в 1986-м, в управлении, рассылавшем советских «должников»-интернационалистов по всему миру, меня снова вспомнили. Ехал в Москву и ломал голову: куда теперь-то прикажут?

Отправили снова в Афганистан. На войну по третьему кругу. Правда, на этот раз несколько в ином качестве: советником командира летного афганского полка. Отказываться не привык. Не в моей это натуре. Мужественно перенес объяснение с женой, услышав от нее много интересного. О том, например, что на дураках воду возят. Узнал также много других качеств своего характера, о существовании которых не подозревали даже мои командиры, и начал собирать чемодан.

Кто такой советник командира авиационного полка? Это человек, который советует и опекает. Вроде как мудрый дядька при молодом и горячем командире. Сколько нужно самолетов для выполнения боевой задачи? Какие маневры лучше при этом использовать? Какую тактику избрать? Правильно посоветовал - молодец командир! Сорвалось задание - все шишки на советника.

Однако советник - в первую очередь летчик. Поэтому летать приходилось не меньше, чем пилотам-афганцам. И не только в задней кабине спарки, но и на бомбометание, поддержку наземных войск. Иначе говоря, интернациональный долг в качестве советника мало чем отличался от долга, который я выполнял, будучи просто летчиком.

Хотя разница, правда, была. В первый раз провел в Афгане тринадцать месяцев. «Советовал» же больше двух лет. В 82-м мог напороться только на очередь зенитного пулемета. Во время второго «вояжа» в Афганистан меня поджидали душманские стрелки со «Стингерами» и «Блоупайпами». Ракетам было все равно кого сбивать: советника-шурави или рядового пилота.

Судьба судьбе - рознь

(вместо эпилога)

- После демобилизации решил возвратиться на родину предков - в Тарутино, отдаленный райцентр Одесской области. От родителей по наследству мне перешел добротный каменный дом и приличный кусок земли, на которой сегодня все мы Труфаненки и трудимся в поте лица. Землица эта нас и кормит...

Как говорится, на коня задаю еще один вопрос: не жалеет ли Василий Иванович, что так необычно сложилась его летная служба?

- Есть маленько, - ответил он. - Мои сверстники академии закончили, на большую высоту забрались. А мне все некогда было. Интернациональные долги отдавал. В перерывах между ними дети родились. Их воспитанием занимался я, в основном, в письменной форме. С женой чаще всего тоже общался через посредника - Министерство связи...

- Зато удалось даже «погнить» с недельку в их хваленом капитализме, - хитро улыбается Труфаненко. - Однажды в Египте отправили меня на отдых в фешенебельный санаторий, профилакторий или дом отдыха - даже не знаю, как это заведение называлось. Публика - сплошные сливки мирового бизнеса, с женами, дочерьми и подругами. Номер-«люкс», теннис, гольф, от женских улыбок - голова кругом, бассейн под пальмами. В общем «погнил» с удовольствием. Жаль, что мало…

Неисправимый он оптимист, подполковник запаса Труфаненко. Хотя шесть интернациональных долгов состояния не скопили и здоровья не добавили. Жену еле устроил на работу - ездит за много километров в город. Под ударами «рыночной экономики» сгибается точно так же, как и его бывшие коллеги, воевавшие и не воевавшие. Собственной кожей ощущает свою уязвимость и незащищенность от социальных бурь в обществе, как ощущают это тысячи и тысячи офицеров запаса.

Иной бы на его месте уже многие начальственные пороги обил в притязаниях - будем честны: есть на то все основания - на более полное удовлетворение льгот, предоставленных государством интернационалистам.

Но нет, Василий Иванович Труфаненко, как и многие, не ропщет и не «качает права». Считает это унизительным, недостойным офицера. Выжил, уцелел после своих «долгов», и на том спасибо. Увы, не государству, а судьбе. Но скольких ни государство, ни судьба не уберегли: названных и безымянных, в погонах и без погон, так называемых специалистов, которые, как десант, выбрасывались в пекло «классовых боев», едва только раздавались встречные заверения о готовности «созидать светлое будущее». Выбрасывались, как и подобает широте нашей «сверхдержавной» души, безвозмездно. А потому - бессмысленно кому-то предъявлять сегодня счета…