Вальпургиева солидарность

«В день Первого мая нужно слегка обжечь скот горящей соломой». Нет, это не тайный циркуляр ЦК КПСС парторгам, как эффективнее загнать несознательный народ на первомайскую демонстрацию. Это ирландская народная примета, чтобы ото­гнать злых духов. У нас ее не было. Поэтому советские злые духи очень злились на несознательных, которые на Первомай все больше предпочитали дачные участ­ки. И если уж несознательным никак не удавалось отвертеться, например закосить под больного, то можно было попытаться добиться льготы. Не нес­ти красный флаг в колонне своего предприятия. Или портрет полуживого члена Политбюро. Ху­же всего было, когда тебе и такому же терпиле всучивали длинный кумачовый транспарант на двух палках. Никто не читал, что там написано, потому что то же самое с надрывной торжественностью целый день кричали громкоговорители. Тихо ненавидящие друг друга несуны (даже из шеренги в шеренгу не перейдешь!) должны были донести эту хрень обратно и сдать завхозу.

Могло быть и более тяжелое наказание: несколько таких галерников тащили крашеный фанерный щит, как теперь сказали бы — баннерную рекламу предприятия. А то и со знаменем трудового коллектива. Физически это было, как носилки со щебнем. Хотя сомнительных типов этим не наказывали — боялись антисоветских провокаций. А ну как споткнется нарочно диссидент проклятый, и упадет алое знамя к подножию какого-нибудь областного мавзолейчика? Это же намек на парад Победы, злостная антисоветчина, а девятое не за горами!

Но дети радовались всегда, особенно надувным шарикам. Девочки — потому что красивые, мальчики — потому что их можно подстрелить из рогатки. В смысле — шарики подстрелить. Особо ценилась круглопрофильная резинка «венгерка», но можно было и из трусов вытащить. Две петли на концах, на указательный и средний, и «скоблики» из тонкой гнутой проволоки. Шарики лопались, девчонки красиво ревели. Папы и мамы гнались следом, и если охотник на шарики чувствовал на своем ухе пальцы, надо было быстро выбросить улики — резинку и проволочки. Настоящий праздник!

Самые умные взрослые к началу демонстрации молчаливо и сильно пахли «Шипром», жены тор­жественно вели их под руку, демонстрируя крепость ячейки социалистического общества. До­ма ждало оливье, портвейн и торт.

Да, лопнувшие шарики тоже представляли ценность. Особым способом надувались, скручивались и зажимались между пальцев микрошарики — из ошметков одного большого можно было наделать штук пять маленьких. А потом, подкравшись сзади, с оглушительным треском разбить его о голову сверстника. Мальчика, конечно же. Девочки здесь были абсолютно бесполезны — локоны и банты мешали шарику красиво раздавиться о голову.

И если особым способом пару раз наподдать автомату с газированной водой, то можно было нацедить побольше грушевого сиропа и совсем мало воды. Кто бы мог подумать, что это счастье должно было выглядеть совсем по-другому?

«Вы, министры и дипломаты, продажная сволочь, прислуживающая капиталу, которому вы нужны, как приводные ремни эксплуатации, — прочь! вам больше не видать ваших тридцати сребреников, за которые вы продали интересы народа. Услуги ваши больше не нужны — пролетариат сам возьмет в свои руки государственную машину, без вашей помощи приведет ее в движение... Прочь, жадная свора, ведущая род человеческий к вырождению! Власть возьмет в свои руки рабочий класс. Он впитал в себя все стоны и крики обездоленных, он мститель за поруганное человечество. Довольно! Вы, земельные хищники, вы, хлебные ростовщики, завладевшие почвой и обменивающие хлеб насущный на человеческую жизнь, — прочь! Отныне земля будет принадлежать всему обществу. Кормиться будет лишь тот, кто будет работать для общества. Вы, фабриканты и предприниматели, знающие один закон — наживу, и одно средство — хищничество, — прочь! Отныне пролетариат передаст все фабрики, заводы и рудники в руки общества для общего труда и общего пользования».

Нет, это не о приватизации. И слова принадлежат не той, о ком вы подумали. Это Троцкий. Но тоже о благе народа. В канун 1 Мая. Коммунист Лев Троцкий как человек, кое-что знавший об оккультизме, очень серьезно подходил к Первомаю, пока коммунист Рамон Меркадор не проломил ему ледорубом башку по рекомендации коммуниста Иосифа Сталина. Требование восьмичасового рабочего дня Троцкий дивным образом конвертировал в требование роспуска регулярной армии, раздачу оружия народу и... «и после нашей победы мы не сложим оружия. Наоборот, не давая врагу оправиться, мы потребуем от нового правительства немедленного вооружения всех граждан за государственный счет». (Просто странно, что никто до сих пор не повторил этот лозунг в полном объеме — как быстро бы решилась проблема коррупции!)

В чем оккультность этой даты? По германскому народному поверью, в ночь на 1 мая ведьмы собираются на свой шабаш. Любителей Булгакова, Гете, а также Шпренглера и Инсисториса сразу разочарую — весь известный нам колорит «шабашей» был выдуман инквизиторами не раньше XIV века, для пиара церкви. Ведь изображаемые шабаши — те же церковные церемонии наоборот. Нужны были физические «виновники» в возникновении эпидемий чумы, оспы, проказы. Когда Папа Иннокентий разрешил пытки, количество признавшихся резко увеличилось. Церковь избавлялась таким образом и от еретиков, и от конкурентов-знахарей, повышая свой авторитет. Компартия Советского Союза впоследствии этот ценный опыт переняла и по мере необходимости находила «вредителей» везде, даже среди врачей». А на Первомай громко отчитывалась перед трудящимися о проделанной работе по укреплению всеобщего блага.

Первомай тем не менее — очень древний праздник, день наступления весны. Только назывался он Бельтейн. Дата раньше не была такой точной — его отмечали, когда отцветал боярышник. Кельты считали дни от вечера к вечеру, а не от утра к утру. Традиция сохранилась и в двух ночных торжествах — Хеллоуина и Вальпургиевой ночи. Эти празд­ники были противоположностью друг друга — как на календаре, так и по смыслу. Для кельтов ночь перед 1 мая знаменовала наступление лета, ночь перед 1 ноября — соответственно, зимы. Считалось, что в оба праздника открыты врата в другой мир.

Как и у большинства народов, праздник в честь начала лета был посвящен солнцу и плодородию, а значит, и мужской силе. Об этом напоминает дошедший до наших времен фаллический символ — майский шест и пляски вокруг него.

Еще одним символом Бель­тейна были костры из девяти разных пород дерева. Добывали огонь, вращая дубовые веретена в дубовых гнездах. Это делалось на вершине ближайшего сторожевого холма. Кельты выпускали в этот день скотину на пастбища после зимовки в хлевах. Обязательным считалось прогнать животных между двумя рядами костров.

Христианская церковь пыталась игнорировать майские празд­ники, но произошла забавная история. В IX веке, но именно 1 мая епископ Айдштата перезахоронил в скале останки монахини Вальпурги, потревоженные при восстановлении древнего монастыря. Оттуда начало вытекать целительное масло. Вальпургу быстро канонизировали, мощи растащили по разным городам Германии, а 1 мая назвали ее главным днем. В XIII веке одуревшие от крови инквизиторы в своих отчетах для краткости попросту именовали языческий праздник лета Вальпургиевой ночью. Кельтский праздник лета, или Бел-файр, посвященный кельтскому богу света Беленосу, по звучанию подозрительно похож на «белену». Это растение было основным компонентом мази, которой жрецы натирались во время Беленоса. Может, отсюда пошло выражение «словно белены объелся»?

Самая старая женщина бросала под «майское дерево» свою клюку, символизируя смерть зимы. А молодые старательно занимались любовью, чтобы земля обрела плодородие. Вот вам и ведьма, вот вам и оргии. Как писал Киплинг:

«Нет, попу не надо об этом знать,

Он ведь это грехом назовет,

Мы всю ночь валялись в лесу опять,

Чтобы вызвать лета приход».

Так что если не всучат вам злые духи флаг в руки, то удачных вальпургий, господа трудящиеся!