В ЛЕТО 1913-ГО

Вот уже многие десятилетия мир нет-нет да и возвращается к трагическому в своем начале «делу Бейлиса». Лучшие умы человечества, среди них и писатель

В. Г. Короленко, защищали его, исследовали судьбу маленького реального человека, который был ложно обвинен (а в его лице обвинена и вся еврейская нация) в ритуальном убийстве. Антисемитизм, его отвратительные образчики, распоясавшийся уже на нашей памяти фашизм, - ушедшее ли это явление? В 1913-м на судебной арене в защите и попирании истины столкнулись либеральное общество, прокуратура, жандармы и полиция. «Дело Бейлиса» взбудоражило всю Россию, Европу и далекую Америку, ибо измышления об употреблении евреями крови христианских детей во время празднования пасхи пало на загрязненную антисемитизмом землю повсеместно...

И сегодня, когда национальная рознь разъедает людей, целые нации, как не вспомнить о том выигранном в Киеве «деле Бейлиса»? Его нельзя забывать.

В Киеве «центрил» Бейлис

Так случилось, что летом 1913 года пульс всей общественной жизни России с наибольшим напряжением бился в Киеве. Здесь в жаркие августовские дни ожидалось освящение храма, возведенного в честь 300-летия дома Романовых, и открытие памятника Столыпину, убитому в Киевском оперном театре двумя годами раньше. Для участия в этих событиях должен был пожаловать сам царь. Здесь же, в Киеве, открывалась Всероссийская промышленная выставка, собирался Всероссийский съезд представителей городов - и здесь же со дня на день ожидалось, откладываемое вот уже два года, слушание таинственного «дела Бейлиса». Пожалуй, последнее событие, приковав внимание мировой общественности, отодвигало на второй план все предыдущие. В Киеве «центрил» Бейлис, как емко выразился один из литераторов того времени, использовав словечко-неологизм Игоря Северянина.

Можно сказать без преувеличения, что весь мир в то лето миллионами невидимых нитей и тысячами видимых - телеграфных и телефонных проводов - был связан с Киевом.

Но было еще одно памятное событие, приковавшее в то лето внимание всей мыслящей и передовой общественности страны, -шестидесятилетие любимого всеми писателя Владимира Галактионовича Короленко. Отмечалось оно как большой и светлый праздник русской культуры. Во множестве телеграмм, писем, приветственных адресов, принимаемых в Полтаве и Сорочинцах - юбиляр проводил лето в деревне Хатки на своей маленькой уютной даче, - благодарные почитатели, поклонники его таланта, его друзья свидетельствовали о глубоком уважении и любви к писателю-публицисту, чье «слово является делом».

Короленко проводил свое юбилейное лето в деревне, не только скрываясь от утомительных торжеств. Накануне он, перенеся тяжелый грипп, почувствовал себя физически очень плохо и, не получив разрешения выехать для лечения за границу, поселился в Хатках. Врачи предписали полный покой.

Восьмого августа Владимир Галактионович записал в дневнике: «Шестидесятилетний юбилей - больше 400 телеграмм, множество писем от учреждений и частных лиц. Очень откликнулась адвокатура, учителя...» Естественно, во многих из этих писем были не только поздравления и выражения любви, но и настоятельные просьбы взять на себя защиту Бейлиса - жертву черносотенной травли и провокации.

В фондах Центрального государственного исторического архива Украины хранится письмо, попавшее сюда вместе с фондами Киевского губернского жандармского управления, адресовано оно из Берлина доктору Б. Быховскому, проживающему на улице Владимирской, в доме № 78. В нем «не установленный адресат» обращался с настоятельной просьбой «сосредоточить усилия на том, чтобы побудить Короленко взять на себя защиту Бейлиса».

Собственно говоря, Короленко не нужно было «побуждать» к защите неправедно обвиненного. Еще в 1911 году, едва только «дело об убийстве Андрея Ющинского» стало «делом Бейлиса», обвиненного в ритуальном убийстве, писатель добровольно взял на себя функции защитника.

18 ноября 1911 года он уже обращался к жене из Санкт-Петербурга в Полтаву с просьбой прислать все ранее собранные им материалы о ритуальных убийствах и папку, на которой надпись «Мултанцы». «Дело Ющинского разгорается и уже меня втягивает. Если тебе попадется под руку при поисках папка (небольшая) с надписью: «Моя речь» (мултанское дело), то пришли и ее со всем, что в ней. Это ведь дела однородные и кое-что мне придется взять из той своей речи».

Тремя днями раньше вместе с друзьями-литераторами он написал обращение «К русскому обществу. По поводу кровавого навета на евреев», которое появилось в газете «Речь» 30 ноября 1911 года и было перепечатано многими другими изданиями.

Бойтесь сеющих ложь

Первоначальный текст обращения, написанный писателями, друзьями Короленко, в пух и прах раскритиковали защитники Бейлиса. «Остальное понятно - пусть напишет Короленко, - рассказывает писатель в письмах жене. - Я уже написал. Кажется, вышло изрядно». Вторым под «Обращением» после К. К. Арсеньева, известного ученого и публициста, стояла подпись самого В. Г. Короленко. За ним -

М. Горький, Леонид Андреев, М. Ковалевский, Д. Мережковский, Зинаида Гиппиус, Вяч. Иванов, Александр Блок, А. Куприн, гр. Алексей Толстой, В. Немирович-Данченко, Янка Купала, А. Серафимович и еще более трехсот подписей самых известных представителей русской литературы, науки и общественности, поднявших свой голос «во имя справедливости, во имя разума и человеколюбия», «против новой вспышки фанатизма и темной неправды». Из-за границы поддержали Анатоль Франс, Анри де Ренье, Поль Ланжевен, Герхардт Гауптман, профессор-историк Алфонс Олар и другие известные миру лица. «Бойтесь сеющих ложь. Не верьте мрачной неправде, которая много раз уже обагрялась кровью, убивала одних, других покрывала грехом и позором!..» Так заканчивался призыв к русской интеллигенции и всей общественности встать на защиту правды.

Воззвание было напечатано почти всеми газетами России, за исключением монархических и черносотенных. Кроме литературно-публицистической работы, писатель принимал участие в совещании защитников, внимательно следил за ходом «фабрикации» одного из самых позорных дел российского правосудия. Он понимал, что, защищая Бейлиса, ему придется противостоять всей реакционной клике самодержавной России, но не страшился этого.

В. Г. Короленко, адвокаты, защитники Менделя Бейлиса 1913 г. в 1911-1913 гг. не имели в своем распоряжении всех тех материалов, которые стали доступными исследователям, юристам и историкам позже, после февральской и Октябрьской революций 1917 года. Протоколы чрезвычайной следственной комиссии, созданной Временным правительством для расследований «преступных действий царских министров», архивы министерств юстиции и внутренних дел, департамента полиции, департамента духовных дел, Синода, жандармских управлений, Киевского окружного суда, киевского генерал-губернатора и др. документально подтвердили догадки и предположения всех защитников Бейлиса. Прямыми руководителями, вдохновителями и создателями этого темного неправедного дела были их превосходительства министр юстиции И. Щегловитов, член Государственной думы, лидер крайних правых Г. Замысловский, директор департамента полиции С. Белецкий, министры внутренних дел А. Макаров и Н. Маклаков, начальник Киевского губернского управления А. Шредель и многие другие их очень уж исполнительные помощники.

Эти прямые создатели «дела Бейлиса» знали, что обвинение надумано, что судить собираются человека невиновного. Они знали и подлинных убийц мальчика, но скрыли их.

Обвинения Бейлиса и суд над ним стали одной из последних страниц истории российской черной сотни. Ведь 34-дневному судебному разбирательству - с 25 сентября по 28 октября 1913-го -предшествовало следствие, которое два с половиной года держало в напряжении всю страну и давало повод для открытого разгула темных инсинуаций и в печати, и на разных открытых сборищах. И хотя этот позорный процесс как факт истории известен - в основном по очеркам

В. Г. Короленко и единственной аналитической работе А. Тагера «Царская Россия и дело Бейлиса», недавно репринтно переизданной, -наверное, не лишним будет очень коротко, слогом энциклопедии, напомнить его основные факты и пружины, его мрачную драматургию.

Ритуальное убийство!?

20 марта 1911 года в пещере на Лукьяновке - окраине Киева - был найден труп 12-летнего мальчика Андрея Ющинского. Уже в день его похорон реакционная монархическая пресса развернула злобную антисемитскую кампанию. Преступник - или преступники, - скрывая истинные мотивы своего черного дела, после смерти мальчика, как выяснилось на суде, нанесли на его тело ряд небольших ран колющим орудием (предположительно - швайкой), маскируя убийство под ритуальное. И хотя ничего еще не было доказано, а материалы уголовной полиции уличали в этом преступлении одну из банд уголовников, в которую входила и хозяйка квартиры-притона Вера Чеберяк (с ее сыном, Женей, дружил А. Ющинский), убийство стали расследовать как ритуальное. Антисемитски настроенный министр юстиции

И. Щегловитов, под давлением правых организаций во главе с «Черной сотней» дал на это прямое указание. Главный прокурор киевской судебной палаты Г. Чаплинский с готовностью пренебрег материалами полицейского следствия и занялся поисками еврея, которому можно было бы приписать это преступление. Искали апрель, май, июнь, а 12 июля 1911-го был арестован и заключен в тюрьму Мендель Бейлис - приказчик кирпичного завода Зайцева на Лукьяновке. Улик против Бейлиса не было, пришлось арестовывать «в порядке охраны», как политически неблагонадежного. В августе 1911-го в Киеве встречали царя, который приезжал на открытие памятника Александру II. Охранному отделению были даны особые полномочия.

В архивных материалах по «делу Бейлиса» имеются данные, что прокурор Г. Чаплинский, представляясь царю в Киеве, уже тогда сообщил ему: «Ваше Величество, я счастлив донести, что обнаружен истинный убийца Ющинского - это жид Бейлис». Царь будто бы перекрестился.

Идя на поводу у черносотенцев и понимая, что ритуальный процесс -верное средство разжечь антисемитизм и вызвать еврейские погромы с целью отвлечения масс от революционного движения, нараставшего в стране, киевские власти, поддержанные департаментом полиции, всеми средствами добивались от невиновного и несчастного, содержащегося под стражей Бейлиса признания вины.

Доказать во что бы то ни стало ритуальный характер убийства и совершение этого убийства евреями стало политической задачей процесса. Все розыски, направляющиеся по другим, может быть, верным путям, пресекались. Начальник киевской сыскной полиции Е. Мищук, отыскавший следы предполагаемых убийц, был смещен с должности и предан суду, та же участь постигла прикомандированного к делу станового пристава Н. Красовского, который очень активно повел следствие, но вскоре тоже был смещен и удален со службы в полиции. Все это делалось с ведома и прямого одобрения министерства юстиции - стража «правосудия».

Прокурор Г. Чаплинский, возглавлявший следствие, считал, что с черносотенцами лучше жить мирно. А направляли розыски деятели киевского черносотенного общества «Двуглавый орел». Командированный из Петербурга для «доследования» дела товарищ главного прокурора

О. Виппер окончательно придал делу «ритуальный характер», он же выступил затем на процессе в качестве главного обвинителя, сумев отвести из состава присяжных заседателей всех более или менее интеллигентных людей.

Киевские черносотенцы не только направляли дело, но и готовили еврейские погромы, рассчитывая на обязательное осуждение Бейлиса. Не так уверены были сами его устроители: меняли следователей, прокуроров, разыскивали покладистых экспертов и нужных свидетелей. Месяц за месяцем откладывали слушание дела.

Любопытна в этом отношении и переписка начальственных лиц.

Киевский генерал-губернатор А. Гирс считал своим долгом предупредить министра внутренних дел А. Макарова о том, что несмотря на все принятые меры обвинить Бейлиса будет трудно. И просил назначить время слушания дела с таким расчетом, чтобы не повредить выборам в IV Государственную думу. «По имеющимся у меня сведениям, - писал Гирс, - процесс несомненно окончится оправданием обвиняемого за невозможностью фактически доказать его виновность в совершении приписываемого ему преступления». В свою очередь итоги своих наблюдений, основанных на постоянной информации от киевских органов, министр

А. Макаров изложил в красочном, «совершенно секретном» письме Щегловитову от 3 мая 1912 года: «Есть основания предполагать, что судебный процесс окончится оправданием обвиняемого за невозможностью доказать его виновность. Процесс Бейлиса приковал к себе всеобщее внимание не только в России, но и за границей и несомненно будет представлять собой широкий общественный интерес. Возможный исход этого дела, в смысле оправдания обвиняемого, произведет на русское население крайне тягостное впечатление и, наоборот, среди инородцев, особенно евреев, вызовет ликование по поводу такого благоприятного для них разрешения процесса, в свое время представлявшего собою серьезную угрозу еврейской части населения... Ввиду сего имею честь покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство, не признаете ли Вы возможным со своей стороны распорядиться о назначении к слушанию дела Бейлиса не ранее окончания в Киевской губернии выборов в Гос. думу».

Накануне

Уже в самом начале этого позорного дела В. Г. Короленко понимал то, что прокуроры и жандармы начали постигать только перед его окончанием. Он писал жене: «Выдвигая меня защитником, может быть, Грузенберг и имел в виду показать, что кое-как под шумок черносотенных воплей это дело провести не удастся, что оно будет освещено со всех сторон и т. д. Ну, а улик, говорят, никаких. Вот они там в Киеве и призадумаются. Срамиться не хочется... Придется выступить - чувствую, что справлюсь. Не совсем еще ослаб. Подчитываю кое-что, в том числе и черносотенное, и меня подмывает: ты ведь знаешь, что с черносотенцами я поговорить люблю».

Следствие затянулось на два с лишним года. Процесс откладывался несколько раз: то, как уже было сказано, из-за опасения осложнить выборы в IV Государственную думу, то в тщетной надежде обнаружить новые улики. Писатель ждал суда и готовился к нему, собираясь принять участие непосредственно в защите. Но так случилось, что ко времени, когда оно, наконец, подходило к финалу, Владимир Галактионович тяжело заболел. «Если дело Бейлиса не отложат, поехать, вероятно, не смогу, - сообщал он дочери 17 сентября. -Очень вероятно (пишут в газетах), что отложат. Очевидно, боятся огромного скандала, можно сказать, на всю Европу. А придумать еще какой-нибудь фокус все равно не удастся»...

Сообщение о назначении к слушанию «дела Бейлиса» на 25 сентября 1913 года, как и ожидалось, всколыхнуло всю мировую общественность. В Киев хлынул поток журналистов. А Короленко прислал телеграмму, что по болезни, видимо, не сумеет приехать. Многим корреспондентам, ввиду отсутствия мест, было отказано в выдаче пропусков в зал суда. «Дело Бейлиса» вышло на первые полосы газет, потеснив все остальные материалы. Пришлось выдать дополнительные пропуска для прессы. На городском телеграфе были установлены дополнительные аппараты.

Здание суда в день открытия - а это известные Присутственные места на нынешней площади Богдана Хмельницкого, в которых и поныне находится суд и другие административные учреждения, - было оцеплено усиленным нарядом полиции. По всей стране шли митинги в защиту Бейлиса, поднималась волна протеста. Министерство внутренних дел разослало по всем губерниям распоряжение «принять самые суровые меры к предупреждению массовых насилий и беспорядков».

Владимир Короленко за две свои статьи с процесса о присяжных заседателях был привлечен к суду. Да, он все-таки приехал на суд - человек неспокойной души, великий гуманист.

Куда пропал Короленко?

Приехал он в Киев 12 октября вместе с женой, Евдокией Семеновной, и уже на следующий день - с 19-го заседания - сидел в тесной ложе журналистов на хорах, внимательно прислушиваясь к допросу свидетелей. «Это не правосудие, а какой-то шабаш, - комментировал процесс в своих письмах к близким. - Суд по-прежнему старается обелить воров и обвинить невиновного. Дело до такой степени явно бесстыдно, что даже удивительно, и нужно разве совершенно подобранный (лично и поименно) состав присяжных, чтобы обвинили Бейлиса».

С 19 октября в газетах начали появляться небольшие и страстные выступления писателя о ходе суда. Всего - около 15 статей. Первая из них - «На Лукьяновке» - была напечатана одновременно в трех газетах - в «Русских ведомостях» и «Речи», а также в «Киевской мысли». В Москву и Петербург статьи передавались по телеграфу. Писатель убедился, что выступления свидетелей, близко знавших Бейлиса, были сочувственны и встречали одобрение большинства жителей Лукьяновки. Писал Короленко и об экспертах - юдофобе И. Сикорском и мракобесе-пасторе И. Пранайтисе, о подстрекательских вопросах прокурора

О. Виппера. Радовался вместе с О. Грузенбергом, что в среде русской православной церкви не нашлось ни одного эксперта, который бы подтвердил гнусную версию ритуального убийства. Министру юстиции пришлось специально вызывать из Ташкента ксендза Иустина Пранайтиса, человека с уголовным прошлым и настолько невежественного в вопросах религии, что сами полицейские чиновники вынуждены были признать: «Ввиду дилетантских знаний, не находчивости экспертиза Пранайтиса имеет весьма малое значение».

Не промолчал Короленко и по поводу невежественного утверждения гражданского истца, вдохновителя черносотенцев, Г. Замысловского, утверждавшего, что мултанские вотяки принесли в жертву человека. В статье для «Киевской мысли» «Бейлис и мултанцы» писатель сравнил оба дела, доказав, что они сходны не только серьезным заболеванием самого правосудия, отчасти близким к криминалу, невежественностью экспертов и снисходительностью судей к «благонадежным свидетелям» уголовного типа, но и непомерным влиянием на суд прокуратуры. А главное - преследованием невиновных.

Эта статья произвела сильное впечатление. Но самыми впечатляющими стали выступления, посвященные присяжным. Опасения писателя о «совершенно подобранном (лично и поименно)» их составе подтвердились. И главный свой удар Короленко приберег под конец суда.

Несколько дней защитники, журналисты и публика беспокоились, перестав видеть на хорах седую голову писателя. Кончались прения сторон, а его все не было. Но 27 октября, а затем и 28-го в утренних газетах - «Речи» и «Русских ведомостях» - были напечатаны две его статьи - «Господа присяжные заседатели».

Короленко снова появился в зале суда, объяснив друзьям, что исчезал для изучения списков присяжных по другим отделениям суда. И пришел к выводу: их состав на «дело Бейлиса» подобран еще хитрее, чем он предполагал. В огромном Киеве с университетом, театрами и газетами, массой интеллигенции для столь громкого процесса среди присяжных не оказалось ни одного образованного человека... И все же он верил, что даже это не поможет обвинению. «Я лично не теряю надежды, - заканчивал Короленко вторую статью, - что луч народного здравого смысла и народной совести пробьется сквозь туманы, так густо затянувшие в данную минуту горизонт русского правосудия».

За эту статью на крамольный номер газеты «Русские ведомости» был наложен арест, а ее редактор и В. Г. Короленко тотчас привлечены к судебной ответственности. Уже 16 января

1914 г. писатель давал показания по поводу своей статьи. «Ввиду имеющихся в содержании ее указаний на признаки преступления, предусмотренного третьим пунктом 1034 статьи». Это все по поводу фальсификации состава присяжных. Кстати, в тот же день он получил письмо из Киева, в котором удостоверялось, что в составе присяжных было пять лиц, которые состояли членами «Двуглавого орла» или «Союза русского народа». «Тоже поразительная случайность!» - воскликнул писатель.

Не знал Короленко еще об одной «случайности»: жандармские власти, по соглашению с судебными властями, поместили в комнате присяжных заседателей - совершенно изолированной! - жандарма, переодетого сторожем-курьером, доносившего о каждом слове и настроениях присяжных. Об этом уже после двух революций напишет в своих воспоминаниях О. Грузенберг. Он был, по общепризнанному мнению, одним из лучших кассационных адвокатов того времени. Хочется назвать их всех, защитников Бейлиса, - известных и уважаемых представителей оппозиционно настроенной к правительству адвокатуры: В. А. Маклаков (брат известного реакционера-министра Н. А. Маклакова), Н. П. Карабчевский,

А. С. Зарудный, Д. Н. Григорович-Барский.

Оправдан!

Уже сейчас, готовя эту статью, держу в руках четыре увесистых тома дела № 317, в котором протоколы суда над Бейлисом. Подлинный стенографический отчет. Обвинители, прокуроры, защитники, больше двухсот фамилий всех свидетелей, названы эксперты, поверенные истицы. И, наконец, подшит подлинный список присяжных, избранных в сессию Киевского окружного суда по 10-му Уголовному отделению в г. Киеве с 23 сентября по 28 октября 1913 г. включительно. В списке - 30 основных и три запасных заседателя, один из которых выбыл. Шахматка на 32 квадратика. В каждом - фамилия, имя, отчество, сословие или чин, вероисповедание. Среди восемнадцати присяжных, не вошедших в список на суд по «делу Бейлиса», двое дворян, врач, чиновники, мещане, среди которых статский советник и коллежский регистратор, а также другие интеллигентные лица. Непосредственно за списком следуют строки протокола: «Затем суд приступил к выбору присяжных заседателей». Товарищ прокурора отвел двух намеченных лиц, а защитники - трех. «После чего в состав присутствия вошли очередными: крестьянин Митрофан Кутовой, крестьянин Савва Мостицкий, не имеющий чина Архип Оглоблин, не имеющий чина Константин Синьковский, крестьянин Порфирий Клименко, крестьянин Митрофан Тертычный, мещанин Петр Калитенко, губернский секретарь Макарий Мельников, крестьянин Архип Олейник, мещанин Фауст Савенко, крестьянин Иоасаф Соколовский и мещанин Иван Перепелица. Запасными - мещанин Христофор Штемберг и не имеющий чина Григорий Яковлев. Старшиной присяжных избран Макарий Мельников».

Это они, «бедные серые мужички», «киевские хохлы», как обозначили их журналисты, освещавшие процесс, на которых умные, ученые, просвещенные и подлые люди взвалили непосильную задачу разобраться, виновен или не виновен в убийстве православного мальчика еврей Мендель Бейлис, сказали твердо: «Нет, не виновен».

Александр Бонч-Бруевич, присутствовавший в суде в момент оглашения приговора, первым делом заметил: стоявший за барьером места подсудимого Бейлис упал, словно подкошенный. «Ему дают воды. Все молчат. Жутью веет в зале... Бейлис кланяется присяжным, благодарит их и опять падает. Зала оцепенелая, вдруг пробудилась, зашевелилась, возликовала...»

Оправдан! - радовались защитники подсудимого. Оправдан? - затаив злость, кипели негодованием правые. Чиновник особых поручений при департаменте полиции П. Любимов с горечью докладывал своему шефу С. Белецкому, директору департамента, что финал процесса - это «Цусима русской полиции». Главное поражение потерпели, конечно, черносотенцы и все темные силы. Ликовали те, кто верил в торжество правосудия, в совесть и честь простого народа.

Эпилог

Казалось бы, все. Но на этом не закончилось для Владимира Короленко «дело Бейлиса». Судебное преследование за статью «Господа присяжные заседатели», грозившее обвиняемому заключением в крепость, продолжало тяготеть над ним еще несколько лет. Отложенное по болезни писателя в октябре 1916 года на март 1917-го, оно было аннулировано февральской революцией. Но и позже, во времена гражданской войны, больной и преждевременно постаревший Короленко поднимал свой голос в защиту невиновных, спасая их от погромов и арестов, от произвола тех, чьим главным лозунгом был клич: перебить жидов и коммунистов. Спасал он людей также и от красного террора. С горечью отметил несколько таких фактов в своих дневниках и письмах в период 1918-1920 гг.

Как ни странно, с оправдательным приговором Бейлису не закончился процесс и для его организаторов. Нет, они не стали искать истинных и подлинных убийц Андрея Ющинского. Наверное, никому и никогда так и не удастся узнать их подлинные имена. Главные же организаторы и исполнители этого темного и страшного детектива, несмотря на проигранный процесс, получили повышение и обещанные награды. Министр И. Щегловитов после ухода в отставку стал членом Государственного совета, а позже - даже его председателем. Сенатором и членом Государственного совета стал и Г. Чаплинский. Получили повышение по службе прокурор О. Виппер, председатель суда Ф. Болдырев и др. Эксперт Косоротов и ксендз Пранайтис - обещанные им «серебреники»: 4 тысячи и 500 рублей, соответственно, каждый.

Не закончилось «дело Бейлиса», однако, еще и на этом для его организаторов. После февраля 1917-го Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства оно было выделено в отдельное производство. К следствию были привлечены, а вскоре арестованы и Щегловитов, и Маклаков, и Белецкий, и Виппер, и многие другие. Но комиссия не успела закончить свою работу: была ликвидирована вместе с Временным правительством. Летом 1919-го уже Революционный трибунал при ВЦИК рассмотрел дело по обвинению прокурора Виппера, «способствовавшего царскому правительству в инсценировании «дела Бейлиса». Арестован он был в Калуге, где работал в губернском продовольственном комитете. Обвинителем на суде выступал председатель московского ревтрибунала

Н. Крыленко. Подсудимый был приговорен к заключению «в концентрационный лагерь с лишением свободы до полного укрепления в Российской республике коммунистического строя»...

В 1918 году был расстрелян главный организатор этого злобного, нашумевшего дела министр И. Щегловитов.

А Мендель Бейлис? Освободившись, выйдя из тюрьмы, он первое время был обласкан добрыми людьми. Письма, телеграммы, подарки... Но черносотенцы просто так никому ничего не прощали. Страшась их угроз, а может, в поисках счастья на другой земле, он вместе с семьей выехал в Палестину, вскоре переселился в США. В 1934 году умер в Нью-Йорке.

«Иначе не мог...»

Через семь лет после событий лета 1913-го В. Г. Короленко писал своему старому другу

С. Д. Протопопову: «Наверное, я мог бы сделать много больше, если бы не разбрасывался между чистой беллетристикой, публицистикой и практическими предприятиями. Но ничуть не жалею об этом. Иначе не мог...»

Велики деяния этого человека, подвижнической и скорбной была его жизнь. Воистину путем героя шел он сквозь ночи, пыль сибирских дорог, грохот и кровь гражданской войны. Но верил в победу добра. И нам оставил свой завет: видеть чужую боль, чужие страдания и стараться помочь человеку в беде.