Цветок папоротника Альгирдаса Кужмы

Чрезвычайный и Полномочный Посол Литвы в Украине Альгирдас Кужма — о Литве, религии, альпинизме, цветке папоротника и перспективах украинско-литовских отношений.

— Господин посол, вскоре Ивана Купала. Вы собираетесь его отмечать?

— С удовольствием посмотрю, как это делается у вас. У меня на Родине, в небольшом жемайтийском селе на западе Литвы, в эту ночь водят хороводы, плетут венки, прыгают через костер и, конечно же, ищут цветок папоротника.

— Вы тоже искали?

— Обязательно. Только не одну ночь, а все теплое время года. За нашим домом были заросли папоротника, куда я убегал читать книжки. Я раскидывал их на широких листьях и порой так зачитывался, что совершенно терял чувство времени. До тех пор, пока к трудовой реальности не возвращал отец. А поскольку папоротник рос густо, меня находили не всегда, за что я этому растению очень благодарен.

— Неужели вы были таким лентяем?

— Нет. Я все делал по хозяйству: косил траву, пахал, сеял. Но эта работа не доставляла удовольствия. А вот учеба — напротив. Школу окончил с золотой медалью. Мечтал стать дипломатом. Насмотревшись программы «Время», представлял себя на месте Громыко, как веду переговоры с премьером Китая о мире и безопасности, или лечу в самолете в безупречном костюме с галстуком, а симпатичная стюардесса подает кофе….

— А чего начинающему дипломату не хватало?

— В школе — книжек и хорошего наставника, поскольку всю имеющуюся в сельской школе литературу я перечитал. Однако в советских книжках не находил ответа на интересующие меня вопросы. А среди учителей, к сожалению, не было таких, кто был бы мне близок по духу. Ответы начали появляться, когда стал студентом юридического факультета Вильнюсского университета. Правда, поначалу вуз разочаровал: марксизм-ленинизм, история КПСС, бездумное конспектирование, догматики-профессора. Я так расстроился, что даже съехал на четверки. Но один из друзей пригласил меня в университетский театр, который имел очень глубокие традиции и просто гениальных режиссеров. С нами играли настоящие актеры, обучали разным профессиональным вещам, учили анализировать произведения искусства и саму жизнь, которая тоже есть не что иное, как театр. Например, одно из практических заданий: выйти на улицу, наметить себе жертву, незаметно понаблюдать и по внешним признакам рассказать ее биографию. Это очень развивало наблюдательность, воображение и служит мне до сих пор.

— Где помимо театра искали ответы на свои вопросы?

— В книгах. Благо в Вильнюсском университете была чудесная библиотека. А еще — изучая религии мира.

— Вы верующий человек?

— По крещению — католик. Сами церковные обряды никогда особо меня не привлекали. Но религия имела свое нестандартное понимание мира, которое отличалось от социалистического, и я стал ею интересоваться. В результате стал понимать, что все религиозные течения представляют для меня интерес. Возможно, поэтому порой мне кажется, что на протяжении жизни я всегда находился под защитой всех богов. И у меня появилось собственное понимание бога. Я не только изучал религии и цивилизации, но и учился у них, а некоторые религиозные постулаты очень повлияли на мое мировоззрение.

— Чему научили другие религии?

— Мусульманство удивило самой личностью Магомета. Этот разносторонний человек, создавая религию, обозначил каноны, которые до сих пор служат для четкой самоорганизации общества и его излечения от социальных болезней. Изучая труды этой выдающейся личности, я воспринял его не только как пророка, но в первую очередь как гениального государственника.

— А христианство?..

— Прежде всего меня поражают глубокие личности, которые своей харизмой и внутренней силой объединяют людей. В их числе несколько ксендзов, которым я очень благодарен за то, что они встретились на моем пути. И, конечно же, Папа Римский Иоанн Павел ІІ. У меня неоднократно была возможность встретиться с ним, но я всегда уступал место истинно верующим друзьям и близким. Мне хватало его голоса, взгляда, действий. Я слушал в Риме его проповеди, которые собирали миллионные толпы, и преклонялся перед его особой духовной энергетикой, которая захватывала всех, никого не оставляя равнодушным. За него как за неординарную личность говорили поступки. Такие, как встреча в тюремной камере с человеком, который на него покушался, и то, что Папа простил ему это зло; путешествия понтифика по всему миру с целью объединения всех религий на основе служения добру, милосердию, миру и многое другое. Именно такие люди пробуждают в нас то, что называется верой. И на них стоит равняться.

— Философия какой религии вам наиболее близка?

— Философски наиболее глубоким мне кажется индуизм. Буддизм меня привлекает тем, что его цель — счастье человека. А для этого необходимо научиться пребывать в гармонии с окружающим миром и в первую очередь с самим собой.

— В чем вы следуете этому учению?

— Много в чем. Скажем, буддизм учит ни к чему особо не привязываться. Я же, следуя этому наставлению, стараюсь избавляться от лишних вещей. Не пользуюсь год — значит лишнее.

— Этот принцип вы соблюдаете по отношению к вещам. А к людям?

— Относительно людей — по-другому. В этом мы, балты, схожи со славянами: никуда от нашей душевности нам не деться. Может быть, именно поэтому так хорошо понимаем друг друга.

— Но окружающий мир создает определенные рамки. Как говорили классики, нельзя жить в обществе и быть свободным от общества…

— Ширина этих рамок во многом зависит от нас. Главное, хотеть и не опасаться что-либо менять. И опять на ум приходит буддистская пословица: не располагайся на осле так удобно, чтоб не хотелось с него сойти.

— И как часто вы в поисках гармонии изменяли свою жизнь?

— Четыре раза, причем достаточно кардинально.

Сначала пошел в политику. Стал членом парламента. Кстати, на Акте о независимости нашего государства стоит и моя подпись. И вот — кровавые январские события 1991 года, когда наш парламент окружили советские танки, а мы под «охраной» толпы безоружного народа, среди которой были люди многих национальностей, а еще — флаги (я тогда узнал, что ваш национальный стяг — желто-голубой). Мы, депутаты, сидели в зале парламента, который очень напоминал саркофаг, и слушали радио. Ловили все возможные волны. Ждали хотя бы сочувствия в наш адрес с какой-то стороны. Надеялись, что мир с минуты на минуту публично осудит эту оккупацию и выскажется в нашу поддержку. Но мир молчал. Мировые гиганты молчали в том числе. Безусловно, у каждого для такой, с позволения сказать, реакции были свои веские дипломатические соображения. И я тогда подумал, что так нельзя, что политика не имеет права быть полностью аморальной. Мораль должна присутствовать в ней, иначе какой во всем этом смысл?

Со временем я разочаровался в политике и сделал первый шаг: ушел в бизнес, стал адвокатом по международному коммерческому праву. На этой работе реализовался как юрист и обеспечил себе стабильное материальное положение. Когда же к выбранной профессии интерес угас, переключился на другой род занятий. Стал одним из учредителей и по совместительству заместителем редактора литовского медиа-холдинга. А в сорок лет решил свою карьеру вообще прекратить.

— Но почему? У вас ведь все складывалось так удачно?

— Чтобы перечитать книги, на которые не хватало времени, послушать всю музыку, о которой мечтал, попутешествовать. Словом, заняться тем, что я реально хотел делать, но не мог себе позволить все эти годы, так как постоянно работал в бешеном ритме, на пределе физических и психических сил.

— Почему не дождались реального пенсионного возраста? Известно, что вся Европа путешествует после шестидесяти…

— Путешествовать по отелям, фотографируясь у достопримечательностей — не для меня. Познавать мир нужно, когда ты еще полон сил и энергии, чтобы глубже все осознать и острее прочувствовать. В сорок лет для этого больше возможностей.

— А как же наработки, круг друзей и знакомств?

— Когда делаешь такой шаг, он как сито. Вокруг тебя остается только тот мир, которому ты по-настоящему нужен, а он нужен тебе — все лишнее отсеивается. Более того, если ты следуешь зову своего подсознания, то жизнь сама предоставляет интересные судьбоносные шансы.

— Какой из таких шансов оказался для вас подарком судьбы?

— На второй день после своего сорокалетия я совершенно случайно встретил друга. Тот собирался в Непал на небольшую, как он выразился, горку («всего 4,5 км высотой») и пригласил меня. Я до этого ни одной ночи не спал в палатке и вообще не знал, с чем альпинисты ходят в горы. Но друг составил соответствующий список. Я купил все необходимое, поехал и… заболел горами. После той поездки ходил в горы в течение семи лет, по два-три раза в год. География — Гималаи, Эльбрус, Монблан, вершины Мексики и других стран.

— Первый раз, без подготовки — и на высоту 4,5 км? Это что-то из области фантастики…

— Поначалу было очень трудно, но сказалось спортивное прошлое и многолетняя привычка работать на износ. А потом стало интересно изучать ресурсы своего организма, резервы которого, оказывается, почти безграничны.

— Вы знаете предел этих границ?

— Два года назад мы замахнулись на одну из самых высоких (тринадцатую по высоте) вершин — Шишапангму в Тибете. Из семи опытных альпинистов на самый верх забрался только один. Как вообще мы все выжили — не знаю. В пути было все: лавины и холод, нехватка кислорода. Мой порог оказался на высоте 7,5 км. Я его инстинктивно почувствовал и нашел в себе силы остановиться. Тогда я понял, что всему есть предел, и не надо замахиваться на то, что тебе не по силам.

— Почему, казалось бы, вопреки здравому смыслу люди все-таки идут в горы? Какие мотивы: романтика, спорт, героизм?

— Это необъяснимо. Романтика? Может быть. Особенно в области человеческих отношений. Поскольку та веревка, которой ты на восхождении был связан с другими людьми, как пуповина: дарит духовную связь на всю жизнь. Альпинизм — спорт очень специфический. Работаешь как вол, живешь в постоянном противоборстве со стихией и самим собой. Ты — маленький человечек, цепляющийся за свою жизнь, и только гора решает, принять тебя или нет, а если и подпустить, то насколько. А вот насчет героизма… Он проявляется дома, у камина, когда отогрелся, отъелся, завернулся в плед и кайфуешь от острого чувства комфорта и безопасности. Это, знаете, как глоток воды в пустыне. Уж поверьте, мне такое состояние очень хорошо знакомо. Вспоминаешь горы, красоты природы и ощущаешь себя таким героем!

Я перечитал на эту тему практически всю альпинистскую литературу. И вся она героическая. А ведь в действительности все не совсем так!

Когда я решил написать книгу на эту тему, то, чтобы не поддаться искушению повторить то же самое, стал в походе вести дневник. Решил записывать свои ощущения и реакции тех, кто со мной был в связке, причем дословно, без цензуры. Старался делать это ежедневно, даже когда коченели пальцы, а в ручке замерзала паста. А позже, на основе этих записей, написал свою книгу. В ней нет героизма, в ней — реальная альпинистская жизнь. Надеюсь, книга полезна всем, кто собирается в горы.

— Вы побывали в четырех командах — политической, журналистской, бизнесовой и альпинистской. Что между ними общего, а в чем принципиальное отличие?

— Они все очень разные, но общее то, что ни в одной из них не выживешь без поддержки тех, кто рядом. Причем каждая группа, кроме альпинистской, преисполнена чувством своей первостепенности.

«Будущее государства зависит от нас», — говорят политики. «Нет, от наших денег», — утверждают бизнесмены. «Мир будет выглядеть так, как мы его опишем», — отстаивают свою позицию журналисты…

А в горах все достаточно просто: вымотаешься на трассе, запрокинешь голову и посмотришь вверх, а там — огромное небо. И тогда осознаешь, что все мы — политики, бизнесмены, журналисты — под ним ходим. И каждый из нас прав по-своему в определенное время и в определенном месте. В масштабах Космоса наша жизнь — лишь один миг. Наверное, это и есть тот главный вывод, к которому в горах приходишь.

— Что послужило толчком к тому, что вы начали заниматься Украиной?

— Впервые об Украине услышал от отца, который, служил в Питере и умудрился из армии привезти песню Майбороды «Рідна мати моя». Они с другом под чарочку часто ее распевали. Позднее в университете в нашем студенческом активе была украиночка с фамилией Спасибо.

А потом в 1997-м, как раз в разгар моей «добровольной пенсии», друзья из политики предложили заняться Украиной. Их мотивация была проста: мол, ты человек многогранный, для тебя это будет как хобби, а нам необходимо активизировать украинско-литовские отношения. И порекомендовали с этой целью создать фонд Тараса Шевченко, который занимался бы развитием культурных связей. Пришел я домой, открыл томик Шевченко, углубился в чтение и... опять заболел. Увлекся так, что начал запоем изучать Украину, удивляясь тому, как я мог пропустить такой огромный мир, который вроде бы был всегда рядом. И чем больше занимался этим, тем становилось интереснее.

С 1998 года вместе с нашим президентом Валдасом Адамкусом очень часто бывал в Украине. Объездил Крым, побывал в Днепропетровске, переживал вместе с украинцами на Майдане во время оранжевой революции.

И, знаете, с удовольствием наблюдал, как Адамкус тоже привязывается к Украине. Из его самых приятных впечатлений — Крым, а там — массандровские подвалы, где ему подарили бутылку вина его (1926) года рождения. Одним из самых непростых в его деятельности стал период оранжевой революции, когда г-н Адамкус был посредником на переговорах. Обычно сдержанный в эмоциях, он очень переживал, когда переговоры заходили в тупик, и не скрывал радости, если все складывалось удачно.

Когда мне предложили стать послом Литвы в Украине, я понял: «пенсия» закончилась — пора заниматься делом. Поскольку это именно то дело, которое приносит удовлетворение и радость.

— Выходит, вы — счастливый посол. А согласно учению Будды: «когда человек одержим — он много может сделать». Как вы используете этот постулат применительно к развитию украинско-литовских отношений?

— Нам очень повезло в том, что отношения между нашими странами действительно безпроблемны. Хотелось бы активизировать торгово-экономическое сотрудничество, сделать упор на обучающие программы. Мы можем еще активнее делиться своим опытом с Украиной как страна, уже вступившая в ЕС. В перспективе будем активизировать обмен студентами и расширять возможности для обучения в наших вузах.

И еще: стоит заняться изучением истории нашей совместной государственности, которая насчитывает несколько веков и до сих пор серьезно не изучена. В этом вопросе с удовольствием способствую контактам ваших и наших историков. Такое взаимодействие очень помогает находить общий язык. И вообще важно, чтобы страны — союзники на всех уровнях, в том числе и на международном, говорили на одном языке.

— Надо понимать, все идет к тому, что вы тоже стремитесь говорить с нами, украинцами, на нашем родном языке. На вашем столе масса украинской литературы и даже учебник украинского языка.

— На украинском с удовольствием читаю, хорошо его понимаю и все больше на нем говорю. Ваша литература очень глубокая. Один Васыль Стус чего стоит или Васыль Симоненко. Из современных авторов с удовольствием читаю Оксану Забужко, Юрия Андруховича, Андрея Куркова, историка Наталию Яковенко и многих других.

— Виктор Ющенко еще пять лет назад ввел моду на покорение самой высокой вершины Украины — Говерлы. С кем из литовцев и украинцев вы пошли бы на это восхождение в одной связке?

— Однозначно с президентом Литвы Валдасом Адамкусом, с теми политиками, которые были со мной в «саркофаге» парламента в 1991-м, независимо от их сегодняшней политической ориентации. Да и в вашей среде политиков и деятелей культуры я вижу массу интересных людей, с которыми с удовольствием связался бы одной веревкой крепкой духовной дружбы.