Таких, как я, не бывает…

Разделяй и властвуй

— Понимаете, Скорпионы все такие: пока не укусят, не успокоятся…

— Она — соционический Гексли, вы с ней ничего не сможете сделать, неуправляемая.

— Я по психотипу — Напо­леон! Их очень мало!

— Вы нам проведите типологическое исследование личностей всех учеников, чтобы нам легче было с ними работать, чтобы мы хотя бы знали, кто экстраверт, кто интроверт, кто меланхолик, кто холерик. Ведь это в работе учителю очень помогает.

— А вот вы хотите себя называть меланхоликом?

— А при чём тут я? Меня иссле­довать не надо... Поздно уже…

Хочется как-то упростить, сократить, округлить, разделить этих непонятных многочисленных людей. Вычислить как-то. Они что, все-все разные? Нет, ну мы учили в пединституте про уникальность и индивидуальный подход, но только в одном семестре. А раньше вообще такого не учили, всё больше о формировании, как придать человеку нужную нам форму... Чтобы удобнее было его пользовать... А мы учили о бизнес-манипулировании и НЛП-программировании. Но это же невозможно — все разные. Это так неопределённо, пугающе… Психолог, сделай это для меня, разбей их хотя бы на психотипы. Хотя бы по гороскопу как-то... Главное — ориентир, определённость подхода, а там мы уже найдём соответствие. Кого подгоним, кого за уши притянем. Улягутся в прокрустово ложе любой классификации все как миленькие!..

Вместо ярлыков

Я не против типологий и классификаций. Хороши они хотя бы тем, что снимают тревожное чувст­во неопределённости по отношению к людям. Создают иллюзию лёгкости манипулирования ими. Страсть к приклеиванию ярлыков порой приравнивается к умению разбираться в людях. Но великий психотерапевт Бьюдженталь говорил о безжалостном разнообразии людей. Да, нелёгкая порой это работа — в глаза посмотреть человеку. Прислу­шаться внимательнее, о чем и как говорит. А какое сегодня настроение? Как относится к ситуа­ции? А что чувствует? Спросить можно напрямик. А можно почувствовать самому. Повнимательнее и с доверием отнестись к самому себе. Вот человек боится повышения давления и три раза в день его измеряет. Спрашиваю: не чувствуете сами, когда давление поднимается? Смотрит удивлённо: да мало ли что я чувствую, а то ж прибор показывает. Так мож­но и умереть от ошибки прибора.

Не стоит думать, что есть кем-то установленные правила, как строить свою собственную жизнь или как это делать другому. Правила есть, но только если захочешь их принять. А нет — сразу найдутся другие, противоположные. Объективность — иллюзия трусов. Эх, жаль, не я это придумала. Опять Бьюдженталь. Чем примитивнее схемы, тем легче в них уложить любое явление. Но именно сейчас, когда психология становится индустрией, опасно попадать в ловушку универсальности. Ведь предмет работы психолога — живые люди.

Искусство быть живым

— Мы — готы. Мрачновато выглядим? На самом деле это у нас шутки такие. И девиз у нас весёлый — умри улыбаясь.

— Я тогда много раз думала о самоубийстве. Даже кое-какие меры принимала, обдумывала спо­собы. А сейчас радуюсь жизни.

— Да вы посмотрите, что вокруг делается! Это же разгул безнравственности! Вы новости слушаете? Я уже несколько лет не выхожу из дома без сопровождения кого-то из родных. Это случилось после нервного срыва.

— А я уже всё перепробовал — и с парашютом много раз, и с тарзанки. Нет такого экстремального развлечения, которое бы я не испытал. Мне нравится.

Страх смерти, страх жизни — какая разница!

Хотелось бы проговорить очевидные вещи: сильный человек может быть слабым, моралист — грешником. Грешник может раскаяться, убеждённый коммунист — стать капиталистом, у рационального человека тоже есть эмоции, весельчак может впасть в депрессию, а грустный — развеселиться. Стереотипы экономят время, но тормозят развитие и понимание.

Вредные советы

Может ли психолог нанести вред? И какой? Честно говоря, может. Так называемая директивная психология — это когда с разной степенью навязчивости — от советов и рекомендаций до внуше­ния и кодирования — предлагают какой-то взятый извне образец жизни и поведения. Что может произойти в этом случае? Хорошо, если этот секонд-хэнд придётся впору. Так часто бывает. Ну, подумаешь, это не совсем ваше. Кто-то спокойно преодолевает этот психологический барьер. Мне, например, в детстве нравилось, если приходилось одежду старшей сестры донашивать, любила сестру очень. А другие дети страдают в вещичках с чужого, пусть и родст­венного плеча, чувствуют свою вторичность. Чудесно, если помогают рекомендации и советы, срабатывают взятые на вооружение чужие стратегии.

Но для кого-то барьер автономности личности свят. Так уж этот конкретный человек брезгливо устроен. Он не то что секонд-хенд — он даже в магазин готового платья редко заглядывает. Только индпошив. Фигура пре­красная, но нестандарт. А хочется чувствовать себя комфортно. Начинают комплексовать, как я в обувном магазине, когда просто не оказывается ни одной пары нужного размера. А народ приме­ряет, выбирает, аж завидно. Чувствуешь себя не атлетически сложенной женщиной модельного роста, а каким-то изгоем. Аналогия прозрачная. Остальным же людям советы и методики этого профессора, гипнотизёра, гуру подходят. А мне почему нет? Хо­рошо, если твоё эго такое крепкое и уверенное в себе, что ты лишь покачаешь головой: да, я всегда знал, что, как поётся в известной песне, таких, как я, не бывает. Но люди с такой крепенькой самооценкой редко приходят к психологу. Как правило, в кризисе, в растрёпанных чувствах. Пытаются они выполнить рекомендацию именитого специалиста, а не выходит. Первая мысль — наверное, совсем со мной плохо!

Совершенно не за этим чувст­вом человек обратился. И не за выписанным не поднимая головы рецептом новейшего антидепрессанта или успокоительного. С психологом обсуждают то, что пугает, сердит, вызывает отвращение, кажется запретным. Но не вопрос — холерик я или сангвиник? И как должен поступать типичный Наполеон в сложившейся ситуации?