Субъектно-субъективные отношения

В СССР и Германии много аналогичного, так как обе партии и оба государства нового типа.

Вячеслав Молотов - Рудольфу Гессу, ноябрь 1940 г.

О новейших течениях в изучении и освещении Второй мировой войны (1939-1945), и ее пролога - пакта Молотова-Риббентропа - рассказывает профессор Рольф-Дитер Мюллер, научный сотрудник немецкого военно-исторического исследовательского института, ответственный за направление по исследованию Второй мировой войны.

- Нередко в публицистике используется выражение «историография холодной войны». Под этим подразумевается тенденциозность и однобокость в восприятии СССР в качестве врага. Какие изменения в описании ряда событий, в частности пакта, произошли с тех пор в немецкой науке?

- Как ни парадоксально, западногерманская историография в течение 40 лет терпеливо выслушивала все, что вещала советская и восточногерманская пропаганда: о жизненной необходимости пакта для сохранения мира, о том, что этот шаг был вынужденной мерой для Кремля, что в развязывании войны виноваты Великобритания и Франция и т.д. и т.п. Конечно, возражали, когда нам преподносили откровенную ложь о том, что секретных протоколов о разделе Европы не существовало. Но понятно было, что восточноевропейские коллеги в той ситуации вынуждены были лгать. Многие историки в ФРГ в своих исследованиях ограничивались ролью Гитлера как агрессора. Для Сталина находилось некоторое оправдание, поскольку, с немецкой точки зрения, он был обманут Гитлером, и через два года подвергся нападению.

- В свете последних достижений науки, каковыми выглядят мотивы сторон, заключавших договор?

- Лишь немногие немецкие историки настаивают на том, что коварный и расчетливый Сталин втянул наивного психопата Гитлера в войну с Польшей. Многократно зафиксированы высказывания тогдашнего главы Германии о том, что он стремился к войне. И не к простому маршу, каковым являлись покорение Австрии, Судетской области Чехословакии, вступление в Прагу. Поскольку Польша отказалась выступить на германской стороне в качестве союзника, она стала первым объектом для нападения. Потом немцы должны были напасть на Францию или СССР. Чтобы удержать Лондон от выполнения своих гарантий Варшаве, избежать англо-франко-советского военного альянса, Гитлер позитивно отреагировал на сталинские предложения о начале переговоров. В вермахте и среди дипломатов все еще существовала «фракция Раппало», которая верила в возможность длительного германо-российского сотрудничества на антипольской основе. Но ненависть Гитлера к «иудо-большевизму» и его химеры о германском «жизненном пространстве» на Востоке были так велики, что он не пытался сохранить альянс со Сталиным хотя бы еще на день после утраты для себя стратегической необходимости.

Что касается роли Сталина, то многие историки сейчас отмечают, что красный диктатор с помощью своего коричневого коллеги смог восстановить старые границы империи Романовых. Но оккупированные республики на западной границе никогда не забывали о двух десятилетиях независимости. Временные стратегические плюсы оказались небольшими и были быстро утеряны в течение нескольких недель 1941 года. За это Сталин был готов два года подряд поддерживать войну, которую вел Гитлер в Европе, и даже распустить Коминтерн.

Лично я думаю, что Сталин фактически был готов конструктивно сотрудничать с нацистами более продолжительный период. Сложились все условия для раздела планеты на сферы влияния между Третьим рейхом, Советским Союзом и императорской Японией. Общим врагом были другие капиталистические сверхдержавы. Разумеется, не исключено, что в более далекой перспективе Сталин мечтал и о мировой революции, а Гитлер был для него удобен как партнер, сокрушающий западные демократии.

- Какое место пакт Молотова-Риббентропа занимает в национальной памяти немцев?

- В целом незначительное, как на официальном уровне, так и среди населения. При опросе большинство граждан Германии, в том числе и молодых, сказало бы: «Пакт был, Гитлер со Сталиным друг друга поняли, а больше мы ничего не знаем».

- Не противоречит ли ваше высказывание последним событиям? Германия - ведущая страна ЕС, а Совет Европы летом принял постановление о том, что 23 августа теперь считается днем памяти жертв национал-социализма и сталинизма.

- Это важный прогрессивный шаг в развитии исторической памяти также и для немцев. Как минимум, историки с 1990 года уяснили и приняли к сведению, что в Центральной и Восточной Европе советское время интерпретируется как период оккупации. Мы теперь лучше осознаем, что означал сталинизм для этих стран. И политические предубеждения против тоталитарной теории, которая сравнивает национал-социализм и коммунизм, рассеялись. Но в политике, материалах СМИ и общественной оценке событий Второй мировой войны все же наблюдается определенная сдержанность.

Во-первых, еще сильны опасения релятивизации нацизма, - этому бы способствовало подчеркивание значимости советских преступлений. Немецкая вина за развязывание Второй мировой войны и нападение на Советский Союз - столпы немецкой политики в области истории.

Во-вторых, необходимо конструировать общую европейскую память не только вместе с нашими коллегами из Центральной и Восточной Европы, но и с Россией, где весьма болезненно реагируют, когда ответственность за начало Второй мировой войны возлагается также и на Сталина. В последнее время Россия выдвигает тезис о том, что западные демократии повинны в начале войны из-за Мюнхенских соглашений, а Польша, возможно, вела себя слишком провоцирующе, отказавшись от создания совместного оборонительного союза под эгидой СССР.

- Либеральные российские ученые теперь уже и не полемизируют с официозным неосоветским шовинистическим мракобесием - грех над убожеством смеяться. Почему германские историки обращают внимание на эту чепуху?

- Конечно, преобладает общее понимание оценок с официальными историческими кругами в Москве. Но ряд ученых выражают опасение по поводу возвращения к догматизму и преувеличенным оценкам, поскольку на Западе не уверены, в каком политическом направлении пойдет Россия и останется ли свобода научных дискуссий гарантированной. Поэтому мы должны приложить усилия к тому, чтобы, как выражаются в Германии, «держать открытым канал».

Во-первых, мы надеемся, что - в том числе благодаря международному сотрудничеству с Россией - когда-то все же наступит смена поколений в ведомствах, занимающихся изучением истории и написанием учебников.

Во-вторых, многие документы по самым животрепещущим темам середины ушедшего века до сих пор засекречены. Благодаря совместным проектам многие секретные материалы увидели свет. Если эта тенденция не найдет продолжения, то в обозримом будущем документы могут просто превратиться в архивную пыль.

- Какие новые тенденции в изучении Второй мировой войны, в том числе операций в Восточной Европе, сейчас наблюдаются в германской историографии?

- Судьба балтийских государств, бывших польских восточных земель и Украины во Второй мировой все больше интересует германских историков, исследующих Восточную Европу. Это приводит к определенному изменению немецкой картины прошлого, даже если все еще сложно рассматривать пострадавшие народы не только через призму германских оккупационных учреждений. Определение «коллаборационизм» употребляется в негативном значении, но поведение людей в условиях господства чужого режима сложно осуждать, особенно если эти режимы многократно менялись.

Особенно серьезной переоценке подвергается советская партизанская война, многие десятилетия героизировавшаяся коммунистической пропагандой. При критическом рассмотрении выходит, что она сыграла немалую роль в том, что советско-германская война стала для гражданского населения такой кровавой. Советские партизаны терроризировали собственное население и убивали больше своих сограждан, чем немецких солдат.

Хочется отметить монографии Клауса-Йохена Арнольда и Дитера Поля, вышедшие после выставки «Преступления вермахта». Эта выставка создает у посетителей представление о германской армии как о машине тотального уничтожения и массовых зверств. Обе книги посвящены оккупационной политике вермахта в Восточной Европе. Арнольд указывает на то, что не только нацистская доктрина, но и обстоятельства, условия проведения войны оказывали влияние на поведение германских солдат на фронте и в тылу, их постепенную брутализацию. Имеются в виду расстрелы НКВД, совершенные летом 1941 года в западных областях СССР, убийства немецких пленных, партизанский террор. Поль еще раз продемонстрировал разницу между политикой вермахта, с одной стороны, и полиции, СС - с другой. Именно последние совершили львиную долю военных преступлений. Кроме того, в работе также выявлен ряд сходных черт мероприятий немцев и оккупационной политики Советов и Японии в годы Второй мировой войны. Поль принадлежит к рабочей группе Мюнхенского института современной истории, исследующих в последние годы войну вермахта на Востоке. Ныне они публикуют научные работы, которые представляют дифференцированную картину о поведении немецких солдат в годы войны.

К сожалению, в этих трудах почти не использованы местные, восточноевропейские источники, не представлен «взгляд снизу». И пока что уникальной комплексной работой о германском господстве в СССР является труд американца Александра Даллина, опубликованный полвека назад.

В целом же, если раньше население Центральной и Восточной Европы рассматривалось в основном как объект диктаторов и их оккупационных органов, то сейчас, особенно благодаря молодым германским специалистам, работающим в архивах стран бывшего Восточного блока, история понемногу приобретает человеческое лицо. Научный интерес поворачивается к индивидам, субъектам, которые в старой коллективистской исторической картине представляли собой серую массу объектов.