Смысл постистории

Третье тысячелетие наступило своевременно. Уже в конце XX века состоялись события, которые свидетельствовали о переломе истории. Футурологи начали предсказывать «конец времен», завершение исторической миссии завоевания свободы, потребность перехода от экономического роста по экспоненте к простому воспроизведению оптимального уровня потребления, нулевому циклу производства, то есть пересмотру понимания истории как прогресса материального благосостояния. Человечество осознало лимиты практики, границы использования энергии, исчерпаемость природных ресурсов, опасность экологических катастроф, предельность финансирования научно-технического прогресса, моральные ограничения вседозволенности вмешательства в тайны бытия и духа. В социальных и духовных сферах получили распространение проблемы, не имеющие решения в общей форме. Ощущение трансформационного напряжения исторического движения, усилившись в конце прошлого века, наконец приобрело масштаб эпохального перехода к новому периоду — постистории.

Если такой вывод считать возможным (мы будем пытаться это доказать), то возникает вопрос, который обсуждается уже давно: о типологии самого исторического процесса человеческого присутствия в мире. На наш взгляд, можно выделить такие типы исторического бытия:

1. Предыстория (которая начинается с освоения огня и завершается неолитической революцией, то есть возникновением производства). Ее содержанием является начало освоения социальности как таковой, использование «социальной машины» первобытных коллективов.

2. История как цивилизационный процесс в координатах телургической эры. То есть эпохи, которая характеризуется человеческой деятельностью, связанной с приоритетами использования металлов и их соединений (прежде всего бронзы, а потом железа и других элементов). Завершается искусственным изготовлением трансурановых элементов атомной энергетики.

3. Постистория. Усваивает уже не отдельные силы природы, а интегрирует планетарные (земные), космические и субатомные миры деятельности человека как гражданина ноосферы, властителя информационного универсума¹.

Началом постистории можно считать появление первого в человеческой деятельности универсального орудия производства — компьютера, с помощью которого в III тысячелетии приобретает глобальный масштаб интеллектуализация техносферы планеты. Компьютерные сети определяют планетарность коммуникаций, что позволяет раскрывать общечеловеческую значимость важных событий в социально-экономической и информационных сферах. На основе планетарной информации происходит репрезентация финансовых потоков в процессе глобализации, развертывания производственных инноваций, телекоммуникационных технологий власти. Распространяются разработки так называемых электронных правительств.

Спутниковые системы телекоммуникаций и Интернет обнаруживают глобальное информационно-семантическое пространство исторических действий. Оно и выступает своего рода пневмосферой постистории.

Знаменательным событием в развертывании этих процессов стал Интернет, возникновение которого обозначило еще не виданное в человеческом бытии виртуальное измерение истории. Перед человечеством открылись необъятные потенциальные миры формообразований виртуальной реальности. Масштаб этих возможных формообразований вышел далеко за границы тех новых горизонтов исторических действий и мечтаний, которые были очерчены маршрутами каравелл во время великих географических открытий. Ведь виртуальная реальность обозначает новые «материки» общения людей, поле для творческих усилий и актов предприимчивости и пассионарности, модельных замыслов новых сценариев деятельности, бизнесного использования человеческих ресурсов, развития интернет-экономики.

В этом контексте известный польский экономист Г.Колодко пишет: «На данном этапе развития цивилизации Интернет имеет такое же самое значение для экономического развития, как открытие Америки пять веков тому назад, поскольку он прибавляет к известному измерению «старого мира» относительно больше нового экономического пространства, в котором можно исследовать и внедрять финансы, инвестировать и черпать доходы, производить и предоставлять услуги, продавать и покупать, нагромождать и потреблять, преподавать и учиться, писать и читать»².

Фундаментальность создания Интернета состоит в том, что с ним связан новый тип организации управления. Интернет строится по сетевому принципу, что характеризует системную самоорганизацию интегративно целого. Сеть — это динамическая система групповых связей, действующая как единое целое. В ней влияние на одно звено сказывается не только на смежных узлах, но и на всей сетевой конфигурации элементов системы. Причем сеть сохраняет в достаточно широком диапазоне свою структуру за счет компенсаторного эффекта возникновения различных конфигураций. В результате подачи этой структуры в вариантах связей элементов (так называемых патернов) сеть беспрерывно воссоздает саму себя. Например, живой организм имеет определенную структуру и строение, которое постоянно раскрывается различными состояниями (конфигурациями функционирования внутренних связей, то есть патернами). Более того, в развернутом, завершенном варианте (который и представляет Интернет) сетевая организация может существовать на полицентрической основе и даже осуществлять управление, не предусматривающее иерархии одних подсистем относительно других.

Разумеется, сетевые принципы сейчас только начинают использоваться, хотя им и принадлежит будущее. Тем не менее в мире постисторических процессов утверждается системная связанность — как в отрасли экономики (общий рынок и общая система торговли), так и через технологическое единство цивилизационных процессов, их планетарную опосредованность. Все это обнаруживает еще одну характериологическую особенность постистории — появление новой пространственно-временной метрики современной цивилизации.

Планетарная коммуникация и технологическое единство современной макроцивилизации стимулирует мировые процессы в истории, преодолевающие географические барьеры в экономическом, производственном и культурном взаимодействии стран. Оставаясь феноменом национальной государственности, географическая топика перестает быть определяющей для мировой истории. Финансовые, торговые процессы, международные связи вообще, даже управление международным распределением труда и материальными ресурсами осуществляются за счет информационного представительства в технологическом, а не природно-ландшафтном пространстве, то есть через так называемую интернет-экономику. Это приводит и к новой временной определенности международных взаимодействий.

Если к XIX веку верхняя временная граница межконтинентальных предметных взаимодействий определялась в измерениях вплоть до года, а в нижних внутренних коммуникационных связях — скоростью конного транспорта, то в ХХ веке предметные взаимодействия измерялись уже в часах. А в XXI — даже в минутах! Следовательно, новая пространственно-временная метрика цивилизации в новом миллениуме становится характеристикой постистории.

Воплощением важных характеристик цивилизационных процессов постистории выступает глобализация в ее развернутых формообразованиях. Здесь имеется в виду прежде всего мобилизация исторической деятельности относительно формирования нового мирового порядка интегративной целостности, опирающейся на сетевые патерны и общие коммуникативные структуры. Оперативно глобализация осуществляется через универсализацию результатов научно-технического прогресса в тех отраслях развития цивилизации, которые связаны с образованием мирового рынка товаров и капиталов, интернетной экономики, планетарных коммуникаций и применением электронно-информационных систем.

Глобализация, тем не менее, не сводится к технологической сфере, а имеет существенные общественно-политические аспекты. С этой стороны она определяется как стратегия вестернизации (парадигмации опыта Запада в применении НТР), осуществляемой транснациональными корпорациями. В другом варианте глобализацию можно также связывать с международной политикой использования интеграционного потенциала истории странами, образующими локально цивилизационные центры экономических и коммуникативных связей на договорной основе с учетом интересов широкого круга членов мирового сообщества.

Глобализация с необходимостью включает социально-политическую составляющую. Она является движущей силой мирового исторического процесса XXI века, поскольку именно из-за этой составляющей интеграционный процесс приобретает институционные формы. Постистория характеризуется формообразованиями планетарного масштаба. Возникает мировая социальность. Глобализуются демократические процессы и правовые структуры. При этом особенность мировой социальности эпохи постистории состоит в том, что она не конституируется в виде «мирового правительства», а выступает как определенная международная политика солидарности стран — членов ООН в решении глобальных проблем человечества.

Такая политика и солидарная деятельность воплощаются как в функционировании самой ООН, так и в других институтах вроде Всемирной организации торговли (ВТО), Организации по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО), Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), а также и других международных институтах, таких как Всемирный банк. Деятельность формообразований мирового сообщества и указывает на новые механизмы осуществления мирового процесса в эпоху постистории. Ведь ранее общеисторическое движение развития человечества представлялось, как доказывал Гегель, лишь одним из регионов государственно очерченного центра мировой истории и разворачивалось в движении от Востока к Западу. Такими центрами репрезентации мировой истории были в определенной последовательности Шумер, Египет, Китай, Индия, Греция, Римское государство и некоторые европейские страны, осуществлявшие представительство исторического движения от Средневековья до Ренессанса, а потом Реформации, Нового времени, Просвещения, эпохи либерализма.

На уровне постистории можно констатировать другую картину, когда миропорядок представляется уже не столько отдельными странами, сколько политическим и культурным консенсусом международного сообщества, который и движет мировой исторический процесс. Но этот процесс не является однородным, однозначным, однонаправленным. Постистория не лишена разногласий и полярных тенденций.

Например, в западной социологической литературе, начиная с Р.Арона, распространяется идея, согласно которой в эпоху глобализации национальное государство, отдельная «страна-нация» перестает быть субъектом мировой истории, поскольку национальные границы становятся прозрачными для транснациональных корпораций и структур. На самом же деле глобализация не отменяет действия национального фактора истории. Речь идет лишь о том, что в нашу эпоху развитие национальных государств зависит от их способности к действиям общечеловеческого значения.

Фактор природы нынче все активнее влияет на мировой процесс через формирование рациональной экологической деятельности. Природа становится персонажем постистории, а история приобретает при этом другие функции, поскольку она перестает быть односторонним процессом овладения природной средой, осваивает пути ее включения в экобудущее человечества на основе коэволюции. Цивилизационный процесс интегрирует историю с природой под знаком стратегии витальности, доминирования требований полноценности и самодостаточности человеческой жизни.

Сетевые патерны самоорганизации мирового целого становятся важными приоритетами эпохи постистории как особой формы человеческого присутствия в мире. Эти приоритеты знаменуют новый поворот во взаимодействии материи и духа, когда эволюция природно-информационных систем дала духовной составляющей истории статус бытийной необходимости.

В эпоху усиления в XX веке тоталитарных режимов, превращение Земли в кровавую планету дух всегда оставался под угрозой распыления. И именно постистория призвана стать системной концентрацией духа. Она призвана раскрыть новое измерение утверждения духовных основ человеческого существования, стать свидетельством того, что осевое время было трассой к абсолютному, к пониманию человека как вертикального существа, обращенного к Универсуму.

Показателен относительно этого процесс разворачивания социальной памяти человечества, которое идет от каменной летописи до рукописной книги и дальше — к печатной продукции с переходом в нашу эпоху к электронным текстам Интернета³. А такие тексты подключены к глобальному информационному полю планеты.

Учитывая, что трансформации исторической памяти связаны с видоизменениями исторического процесса в повороте от каменной летописи к гипертекстам электронной цивилизации, в них можно усматривать показатели движения к суммированию возможностей цивилизации. Не случайно формирование ранних цивилизаций знаменовалось появлением письменности, а переход к Новому времени — открытием печатного станка. Соответственно Интернет вписывается в формирование постистории, как средство концентрации духа.

Очерченному повороту к постистории отвечает и новая идеология движения к будущему. Она связана с приоритетом общего цивилизационного единства, установок солидарности, партнерства, мирового консенсуса, вопреки соблазнам автономности, акценту на частичном, отделенном от планетарных связей. На повестку дня выносятся гипертексты Интернета, требования технологической рациональности, радикального конструктивизма в перестройке сущего. Глобализация начинает разворачиваться во многих планах и приобретает многовариантный вид.

Геополитическая односторонность глобализации в формах вестернизации вызывает обратную ей волну относительно давления западных влияний. Им начинают противостоять вековые ценности восточных цивилизаций. Серьезный вызов вестернизации бросает так называемый конфуцианский капитализм с его позитивами патернализма, партнерства, государственной поддержки экономики коллективизма. Возрастает увлечение на Западе философией дзен-буддизма, восточными единоборствами, интерес к восточному искусству, нетрадиционной медицине и культуре вообще. Вместе с тем определенной духовной оппозицией вестернизации является пропаганда исторической архаики первобытных коллективов, шаманства, язычества, призывы снять «груз истории», стремление подвести черту под ее функционированием. Постистория будто демонстрирует панораму всех предыдущих увлечений и иллюзий предков.

Нужно, однако, учитывать, что глобализация не охватывает в целом все материальные и духовные аспекты цивилизации. Глобализация касается верхних (по времени появления) этажей цивилизационного процесса, то есть новых технологических сфер социума и форм рыночно-финансовых отношений, планетарного размаха коммуникаций, норм сервисного обслуживания, расширения влияния властных структур и тому подобного и не ликвидирует фундаментальную дифференциацию национальных культур, не нивелирует антропологические основы истории, ее человеческие черты. Несмотря на распространение процессов глобализации, такие страны как, например, Китай, Индия или Франция и многие другие регионы планеты, не теряют своей самобытности. Карта мировых культур не меняется со времен новой эры мировой истории. Средиземноморье и Европа с их мировоззренческой доминантой Логоса, часть Евразии с ее идеологемой Софии, Юго-Восточная Азия и Дальний Восток с архетипами Дао и Дхармы образуют своего рода материки культуры. Не говоря уже об африканском фундаменте возникновения цивилизации.

Глобализация в формах вестернизации не является полной или универсальной. Для этого как минимум нужно завершение формообразований мировой сферы свободной торговли, ее институализация, полное использование потенциала либерализации экономик, внедрение мировой валюты. Необходимо также соблюдение эквивалентных пропорций между импортом сверхдержав и экспортом других стран в мировом рынке.

Вестернизацию уравновешивает диверсификация и кооперация рынков национальных государств. Последнее явление, как правило, называют регионализмом. Но такое название характеризует лишь одно направление исследования территориальных национальных проблем, имеющих в литературе разные названия. Taк, сегодня выделяют проблематику исследований местных ресурсов, которую американские исследователи (Дж. Лоуренс, Нортон и другие) предъявляют в виде теории локальности. Она оформлена даже рядом документов ООН⁴.

В ином ракурсе оказывается, что регионализация ставит не столько отдельные, сколько общезначимые, глобальные проблемы. И под таким углом зрения ныне может рассматриваться как разновидность глобализации, ядром которой выступают определенные общности. Здесь речь идет о том, что некоторые страны, такие как Китай, Индия, Россия, сообщества типа Евросоюза или АСЕАН, образуют на рыночной основе договорные объединения государств, которые по количеству участников договора могут конкурировать с транснациональными структурами глобализации под эгидой вестернизации.

Такую глобализацию называют иногда региональной интеграцией. Но можно ли под знак регионализации ставить Европейский Союз, Россию, Китай? Ведь такие образования
Ф.Бродель доказательно называл целыми мирами, охватывающими почти континентальные пространства и выступающими как факторы всемирной истории. Здесь мы соприкасаемся с особым типом глобализации, которая представляет локальные цивилизации, не определяется транснациональными корпорациями и не отменяет значения национальных государств как субъектов истории.

Глобализация глобально-цивилизационного формата объединяет универсальные и региональные тенденции, процессы диверсификации и концентрации рынков. Она не вызывает обратной волны отрицания факторов, двигающих процесс глобализации, — а именно локально-цивилизационной формы на базе компьютерных сетей, управляющих производством в период постистории. Также локально-цивилизационная глобализация может осуществляться на полицентрической основе за счет быстродействия электронных систем. Ведь такое быстродействие позволяет создавать суммарный эффект почти одновременного взаимодействия подсистем полицентрических образований.

Таким образом, глобализация является не однотипным процессом, а имеет различные выражения. Сегодня она реализуется в двух формах — вестернизации и локально цивилизационных процессах. Тем не менее как бы ни были различны формы глобализации, ее определяет одна главная тенденция — движение к макроцивилизационной интеграции.

Таким образом постистория выступает в виде возможных форм суммирования исторического движения в направлении свободы и решения глобальных проблем человечества. Это суммирование предусматривает выдвижение на передний план системообразующих факторов исторических сообществ. Ими и выявляются императивы толерантности в мирном сосуществовании наций, стандарты мирового консенсуса и этика солидарности в глобальных делах народов.

Ориентиры солидарности, толерантности и консенсуса и оптимизируют в XXI веке осуществление истории как демократического процесса. Именно такое осуществление стало характеристикой постистории. Дело в том, что в минувших столетиях демократия была альтернативой деспотии, то есть выступала одной из сторон противоречивого мирового порядка. Ведь исторически народовластие (аналогично добру) должно было прежде всего доказывать свою способность превращаться из утопии в реальность в ходе борьбы со всемогуществом авторитарных государств. Только в конце II тысячелетия, когда 90% стран избрали демократический путь развития, демократия становится атрибутивной нормой истории.

Разновидности демократии делают целесообразной точку зрения, согласно которой в эпоху постистории становится необходимым расширить социально-духовный контекст народовластия. Социально-духовные предпосылки фундаментального решения исторических проблем всегда сопровождали развитие цивилизации. Но в наше время они приобрели зрелый развернутый вид именно из-за демократических основ. Знаменательно, что уже в VI веке до нашей эры Конфуций на вопрос, существует ли одно слово, воплощающее принципы человеческой жизни, ответил: «Взаимность».

В XXI веке такая социально-духовная основа власти была спроектирована в последней, 14-й энциклике Папы Ивана Павла II, которая провозглашала идеал «цивилизации любви». Согласно этому проекту, современная цивилизация подошла к практическому утверждению императива анормальности и эгоизма, появлению в обществе и у его граждан идиосинкразии к подлости, насилию и ненависти в человеческих отношениях, ко всестороннему осознанию красоты моральных поступков и социального конституирования принципа любви как высшей ценности.

В рациональном, общефилософском ракурсе проект цивилизации любви означает развитие мирового порядка, расширяющего духовно-социальный контекст демократии, связывающего ее не только с формированием моральной политики, но и с внутренними правами личности. Последняя и предусматривает выдвижение на авансцену современной истории человеческих феноменов как центрального, главного звена мирового процесса, которое определяет все подсистемы общества.

Таким образом, получается, что развитие общечеловеческой макроцивилизации, мировой социальности, глобализация экономики, коммуникаций, человеческого общения, интеллектуализация техносферы планеты и появление всемирного информационного поля результируются в формировании человека как планетарного субъекта. А в этом акте проявляется пересечение внешних цивилизационно-общественных детерминант социума и внутренних факторов их психологического усвоения.

Дело в том, что проблема формирования планетарного субъекта меняет акцент провозглашения ценностей с одностороннего утверждения персоналистских черт, самостояния индивидуальности на их проявление через трансперсональный статус личности. Важно, тем не менее, подчеркнуть, что здесь речь идет не об ограничении самого принципа приоритетности личности и фундаментальности ее статуса, а о раскрытии трансперсональности в недрах индивидуальности.

Еще К.Юнг показал: чем глубже мы погружаемся в психику индивидуума, тем больше является в ней общечеловеческих феноменов. Человеческое «Я» (являющееся концентрацией личностных характеристик) оказывается верхушкой общечеловеческих глубин в психике индивидуума. Иначе говоря, центральной фигурой общественного бытия остается личность, но с преимуществом ее трансперсональных ценностей. Это и выражается в концепции монадности человека, то есть его способности представлять Универсум.

В качестве примера весомых черт, которые могут приобретать трансперсональное выражение в индивидуальной психике, можно сослаться на феномен свободы, любви, права быть другим. Ведь любовь — это феномен трансляции личностей друг в друга, благодаря которой ближний становится абсолютным центром, превращаясь во внутреннее состояние субъекта любви. Свобода выступает как пространство самодеятельности личности и ее свободного выбора. А право быть другим определяется способностью противостоять угрозе поглощения личности внешней социальностью.

Разумеется, эти трансперсональные феномены связаны с принципами политической социальности (в частности, толерантности, солидарности, конценсусных решений и тому подобному). Но в целом они определяют внутренние и внешние стимулы становления человека как планетарного субъекта. Это становление и выражает новую эпоху трансистории.

¹ Проблема постистории уже обсуждалась в литературе в рамках постмодернизма, а более специально — под углом зрения радикальных изменений в исторической памяти человечества и истории. В данном тексте предлагается другой подход, а именно — рассмотрение постистории с точки зрения структур формообразований мировых процессов и его нового пространственно-временного метрического свидетельства, сетевых патернов интеграции и всемирных коммуникаций, анализа виртуального измерения истории и информационно-семантического поля планеты.

² Колодко Г. Глобализация и перспективы развития постсоциалистических стран. К., 2002. — С. 43.

³ Стародубцева Д.В. Мнема культуры и постистория. — К., 2004. — Т. 18.

⁴ Программа действий и повестка дня на XXI век. — К., 2000.