Прерванный визит, или За сутки до начала эпохи «Х»

В качестве корреспондента ТАСС я не раз освещал зарубежные визиты советских лидеров и президентов Украины. О большинстве из них писано-переписано. Но не об этом забытом ныне визите, состоявшемся четверть века назад и вызвавшем заметный резонанс. Накануне крутого перелома он по стечению обстоятельств сыграл в мировой политике немалую роль. Это — не категорическое утверждение, но в его пользу говорят факты.

Историю, как и человеческую жизнь, невозможно открутить назад. Но каждый из нас может поразмышлять над прошлым, погрузившись в сферу «еслибылогии»...

3 марта 1985 года на военно-воздушной базе Эндрюс, в нескольких милях от Вашингтона, приземлился Ил-62, прибывший специальным рейсом из СССР. На аэродроме моросило. По поверью, это была хорошая примета, хотя на этот раз она не сбылась...

Однако капризы погоды не нарушили церемониал встречи. Как только лайнер совершил посадку, для VIP-персон была раскатана красная ковровая дорожка. Американские законодатели и высокопоставленные чиновники — от вице-спикера палаты представителей конгресса Томаса Фоли до госсекретаря Джорджа Шульца, ожидавшие прибытия высоких гостей, — вышли из закрытого помещения и направились к самолету.

— Кто их босс? — назойливо допытывался какой-то из американских корреспондентов.

Кто-то из журналистов высказал предположение:

— Наверное, мистер Арбатов. Он часто бывает в США...

Пришлось ввести коллег в курс дела. Впрочем, фамилия Щербицкого — «босса», возглавлявшего советскую парламентскую делегацию, была известна немногим присутствующим американским журналистам. Они переспрашивали ее по буквам.

Встреча под зонтиками продолжалась недолго. В.В. зачитал короткое заявление, суть которого сводилась к ключевой фразе: «Я везу для администрации Рейгана важные предложения о возобновлении разрядки (курсив мой. — А.С.).

Последнее слово касательно отношений между СССР и США давно вышло из дипломатического употребления, и эти слова давали надежду.

Экскурс в историю, без которого не обойтись

Холодная война была тогда в разгаре. Отношения между СССР и США после кубинского и берлинского кризисов опустились до самой низкой точки. Разрядку перечеркнули интервенция СССР в Афганистане и развертывание советских ракет среднего радиуса действия — SS-20, что должно было запугать Западную Европу, внести разлад в отношения между США и их союзниками по НАТО. В период пребывания у власти неосталиниста Андропова Москва прекратила все переговоры по ограничению вооружений.

Советские журналисты, работавшие в то время в Соединенных Штатах, остро ощущали гнетущую атмосферу. Прямые рейсы «Аэрофлота» в Нью-Йорк и Вашингтон, ранее осуществлявшиеся на регулярной основе трижды в неделю, были отменены. Ухудшились профессиональные и человеческие контакты с американцами. А после того как в 1983 году около Сахалина был сбит самолет южнокорейской авиакомпании с 269 пассажирами и членами экипажа на борту, советские учреждения в США находились в состоянии постоянной осады. Знакомые американцы перестали с нами здороваться и едва не плевали в лицо.

Холодная война немного отступила с приходом к власти Черненко: были достигнуты договоренности о возобновлении женевских переговоров по ядерным и космическим вооружениям.

В лабиринтах Капитолия: проблемы, курьезы и почести

Впервые после угрожающей паузы, затянувшейся почти на 12 лет с тех пор как в США побывал генсек Брежнев, с дипломатической миссией в Соединенные Штаты прибыл член политбюро ЦК КПСС. Во властных кабинетах Вашингтона хорошо знали, что именно он определял внешнеполитический курс другой супердержавы.

Визит состоялся по приглашению спикера палаты представителей Томаса О’Нила — третьего после президента и вице-президента лица в государственной иерархии США — в ответ на посещение Советского Союза делегацией конгресса. По предварительной договоренности конгрессмены и сенаторы сотрудничали на двухпартийной основе. Проведение встреч координировал госдепартамент.

Собеседниками и партнерами американских законодателей были депутаты Верховного Совета СССР — законодательного органа, который не имел никаких реальных полномочий и служил для Запада фасадом несуществующей в «стране реального социализма» демократии. Парламентскую делегацию комплектовали в Москве. Она представляла тогдашнюю советскую элиту. От Украины были неизменный президент академии наук Борис Патон и учитель с Черкасщины Захаренко. Для полного представительства не хватало разве что рабочих и крестьян.

Зато в делегацию входил политкомиссар — завотделом пропаганды ЦК КПСС с красноречивой фамилией Стукалин. Это он во время одной встречи с конгрессменами огорошит их заявлением: мол, в Соединенных Штатах в престижных учреждениях висят таблички с надписями «Вход неграм и евреям запрещен». На вопрос обескураженных законодателей, где он подобное видел, идеологический борец против дискриминации ответить не смог.

А еще в составе делегации был директор Института США и Канады Георгий Арбатов, говоривший по-английски с таким ужасным акцентом, что невозможно было постичь, как его понимают американцы. Именно он пытался задавать во всем тон своими постоянными советами. Вот такая разношерстная компания! И Щербицкий давал ей полную свободу действий.

Таким, как в Вашингтоне, особенно в начале визита, я не видел В.В. никогда. Его словно подменили. Оказавшись в непривычной для себя обстановке, он вел себя неуверенно и растерянно. Бросалось в глаза, что от Щербицкого ни на шаг не отступал Анатолий Добрынин, постоянно его опекая. Политическую партитуру визита писали в Москве, утверждая ее «по нотам» на политбюро ЦК КПСС, а контроль за ее выполнением был возложен на посла СССР в Вашингтоне.

Дипломатическая миссия для В.В. была не из легких. Опыт его деятельности в международной сфере был незначительным. Щербицкий ездил с визитами только в социалистические страны, а приемы в Киеве Индиры Ганди и Ричарда Никсона были скорее церемониальными.

Быть может, его угнетало то, что все речи, заранее заготовленные в Москве, были пресными и безликими, а на него возлагалась роль только озвучки. Ведь Щербицкий чувствовал живое слово и не был лишен чувства юмора.

Мы с коллегой, корреспондентом вашингтонского отделения ТАСС Александром Лютым, освещая визит, заблаговременно получали копии этих скучных выступлений В.В. Я несколько раз подходил к Щербицкому, предлагая ему «оживить» текст, заменить аморфные, обезличенные фразы на непосредственные обращения к слушателям, и он охотно вносил правки. Но кардинально изменить выступления было невозможно.

В эклектичном наборе стандартных политических понятий даже обычная человеческая фраза воспринималась американскими законодателями как шедевр. А именно: «Советские граждане каждый по-своему молятся о мире». Хотя эти слова прозвучали из уст атеиста, они, судя по реакции, радовали слух американских законодателей.

Случались и курьезы. Однажды один из конгрессменов от штата Нью-Йорк начал жестко критиковать себя и своих коллег: мы, мол, недостаточно делаем для налаживания связей с советскими парламентариями. Если бы я не слышал это собственными ушами, то ни за что бы не поверил, что такое возможно. Конгрессмен говорил одно, а переводчик озвучивал словно «с потолка». В.В. не выдержал и набросился на говорящего как на «отпетого врага улучшения двусторонних отношений». А тот никак не мог понять, что случилось. В конце концов все сделали вид, что неприятного инцидента не было.

В общем атмосфера встреч была доброжелательной. Солидные американские СМИ освещали визит советских парламентариев в положительном ключе. С этой точки зрения не было существенной разницы между либеральной Washington Post и консервативной Washington Times. Писали, что Щербицкий производит на американских собеседников хорошее впечатление, хотя общается через переводчика. Со ссылкой на «информированных лиц» даже утверждалось, что он... «немного владеет английским».

Диаспора в США пыталась устроить бойкот «кремлевскому посланцу»**. Группы протестующих, прибывшие в столицу из разных местностей, пытались приблизиться к стенам советского посольства в центре Вашингтона, но полиция не подпускала их на близкое расстояние. Организация «Американцы в борьбе за человеческие права в Украине» развернула лоббистскую деятельность в конгрессе, разослав письма с требованием к конгрессменам и сенаторам поднять во время встреч с советской делегацией вопрос о грубом попрании прав человека в СССР и жестоком отношении в концлагерях к политзаключенным — членам Украинской Хельсинкской группы. Однако во время двусторонних парламентских диспутов мне ни разу не довелось услышать, чтобы кто-то из американских законодателей затронул эту проблему.

Парадоксальная ситуация... Менее чем полгода назад украинская диаспора в Соединенных Штатах добилась едва ли не самого большого за всю историю своего существования успеха. Рейган подписал законопроект, который предусматривал создание конгрессово-президентской комиссии по исследованию голода в Украине 1932—1933 гг. и ассигнование на эти нужды из федерального бюджета 400 тыс. долл. Однако сказалось то, что диаспора не имела постоянного влиятельного лобби в конгрессе. А в общем, когда в США речь шла о большой политике, американскому политикуму было не до украинских проблем. Диаспорная газета «Свобода» вынуждена была признать: Щербицкого приветствуют «на уровне глав государства», как в 1973 году генсека Леонида Брежнева.

Апофеозом встреч в Капитолии стал прием, устроенный спикером О’Нилом в честь главы советской делегации под сводом величественного зала, в котором разместилась Национальная галерея скульптур. В качестве символа единства федерального государства здесь собраны фигуры выдающихся американцев из всех 50 штатов. С тех пор как здесь первым среди иностранцев выступал выдающийся участник борьбы за независимость Америки французский маркиз Лафайет, такой чести было удостоено не так уж и много высоких зарубежных гостей.

Чтобы понять, как это стало возможно, нужно учесть, что американская политика носит ярко выраженный персонифицированный характер. Седовласый спикер, согласно конституции США, являющийся третьим после президента и вице-президента должностным лицом в государственной иерархии, просто симпатизировал похожему на себя Владимиру Щербицкому. О’Нил даже заявил: если бы его гость родился в Соединенных Штатах, то непременно бы стал одним из лидеров нации.

Но главная цель, которой, судя по всему, добивались в Кремле, — «вбить клин» между конгрессом и воинствующим президентом-антикоммунистом, — не была достигнута. Маятник политической жизни в Америке резко и надолго качнулся вправо. Либералов либо выжили из конгресса, либо они сменили окраску. Законодатели на Капитолийском холме — республиканцы и демократы — поддерживали политику Рейгана с позиции силы, хотя некоторые из них с определенными оговорками.

Щербицкий — Рейган: дуэль в Овальном кабинете

Того, что состоялось в скором времени, вероятно, не ожидал никто из небольшой группы американских и зарубежных журналистов, попавших на встречу Щербицкого с Рейганом в Овальном кабинете Белого дома. Продолжавшийся 50 минут диалог был чрезвычайно напряженным. Двое степенных мужчин — утомленный под бременем проблем второй по значению советской республики и хозяин Белого дома — старейший в истории США президент, который после триумфального переизбрания на второй срок был преисполнен оптимизма и в 74-летнем возрасте находился в замечательной физической форме, — оказались в состоянии окопной войны.

Похоже, перед обоими стояли психологические дилеммы. Одно дело для Щербицкого общаться со своими, и совсем другое — с «великим коммуникатором», представителем страны, о которой он имел искаженное представление из статей в «Правде». Одно дело для Рейгана объявить СССР «империей зла» и совсем другое — встретиться лицом к лицу с одним из ее вождей, в котором, быть может, ему не хотелось видеть врага.

Щербицкий делал акцент на двух тезисах: СССР и США были союзниками во время Второй мировой войны, и сегодня, вместо нагнетания напряженности, они должны объединиться «против общего врага — ядерной войны». Однако по выражению лица Рейгана было видно, что он воспринимал эти заявления как пропагандистскую декларацию.

Американский президент старался откинуть подозрения Кремля. США не имеют враждебных намерений в отношении СССР, сказал он, и в качестве доказательства привел тот факт, что Америка не навязывала СССР свою волю после Второй мировой войны, когда имела огромное военное преимущество. Щербицкий на это не отреагировал.

Острый спор, продолжавшийся примерно полчаса, возник вокруг «стратегической оборонной инициативы». Рейган делал акцент на исследовательском аспекте программы, Щербицкий — на том, что осуществление СОИ грозит «подорвать весь процесс ограничения вооружений», все положительное, чего удалось достигнуть во время разрядки 70-х годов, в частности подписать Договор о противоракетной обороне. Если система будет разрабатываться, мы сядем и обмозгуем, как развернуть ее для стабилизации положения, убеждал гостя хозяин Белого дома. Щербицкого эта завлекательная обвертка не удовлетворила. Точки соприкосновения не были найдены.

Рейган в обычной для себя манере попытался настроить собеседника на доброжелательность и взаимопонимание на чисто человеческой основе. Но, вероятно, соблюдая директиву политбюро вести жесткую дипломатическую игру, Щербицкий не ответил взаимностью. Он строго предостерег: если США не откажутся от СОИ, «советский народ не позволит осуществить эту угрозу». Рейган сразу изменил тон. Он хорошо знал уязвимые места «империи зла» и резко ответил: «Войны начинают не народы, а правительства, но, к сожалению, советский народ не особо-то влияет на действия своего правительства». В этот миг психологическая атмосфера дошла до точки кипения.

Присутствовавший на встрече американский советник прокомментировал: «Двое правоверных общались, не слушая друг друга». Ни один из них не отступил из своего окопа ни на дюйм. «Мне казалось, что дойдет до ядерной войны», — сказал мой коллега, корреспондент «Известий» Александр Шальнев. Аналогичное впечатление сложилось и у других журналистов, когда все мы вышли из Белого дома.

Между тем у железного ограждения Щербицкого поджидала группа репортеров. Корреспондент телесети ABC в Белом доме Сэм Доналдсон напористо призывал советского гостя к разговору. Нервно закурив, В.В. подошел к журналистам. Он продолжил спор с Рейганом заочно. Это было единственное за все время пребывания в США, по крайней мере в Вашингтоне, живое общение Щербицкого с американскими репортерами.

— Я пытался объяснить президенту, что многомиллиардная исследовательская программа не стоит того, чтобы ее осуществлять, — заявил В.В. — Сегодня такая система может быть оборонной, а завтра наступательной. Если Соединенные Штаты будут продолжать эту линию, Советскому Союзу придется принять адекватные меры.

— Какие именно?

— Наступательные, оборонные, но меры, адекватные тем, которые принимают Соединенные Штаты.

Один из возможных шагов — создание наступательного оружия с целью преодоления любой системы «звездных войн», добавил В.В.

Роли четко распределились. Щербицкий часто был жестче в высказываниях, Рейган — в намерениях и поступках. Одна супердержава быстро наращивала военную мощь, другая по финансовым и технологическим причинам была уже не в состоянии принять реальные контрмеры. Хотя программа СОИ так и не была осуществлена, Рейган навязал СССР бешеную гонку вооружений, которой агонизирующая коммунистическая система не выдержит, и несколько лет спустя развалится.

Окончание читайте
в следующем номере